Народная война

Ираида Васильевна родилась 13 марта 1923 года, в деревне Шихино, Тверской области . В 1929 году семья Стариковых переехала в Ленинград. В 1939 году поступила в топографический техникум.  Читателю представлены воспоминания И.В. Стариковой о тяжелых месяцах блокады.

Великая Отечественная война была поистине народной, она стала общей бедой для всех, и вместе с тем все были объединены одним стремлением – защитить, отстоять нашу Родину.

Что начнется война, никто тогда не предполагал. Когда мы вели военные действия с Финляндией, это не касалось мирного населения, и эти действия называли «финской кампанией», а не войной.

Мне было 18 лет, я активно занималась спортом, в отобранной группе готовилась к физкультурному параду г. Москвы, который должен был состояться 6 июля 1941 года. В воскресенье, 22 июня, я собиралась на очередную тренировку на стадион им. Кирова, уже оделась и почти подошла к двери, как вдруг услышала по радио сообщение Молотова и остановилась. Сообщалось о том, что сегодня, в 4 часа утра, немцы без объявления войны напали на Советский Союз и бомбили Киев. Я пошла на остановку, еще не осознав, что произошло, ну, думаю, война и война. На остановке было много народа, там, рядом с почтой — радиорепродуктор, как раз в это время по нему объявляли о войне. Толпа состояла в основном из мужчин, среди них шли разговоры о том, что война эта продлится, скорее всего, 2 недели, не больше, а в результате мы воевали 4 года…

19 июля в ночь,  двадцать первый раз бомбили Ленинград. Бомбы попали в жилые дома на старом Невском, Конюшенном и Херсонской. Рядом был Московский вокзал, утром много народа приехало смотреть на разбомбленные дома. Потом за 900 ней блокады насмотрелись сверх меры.

20 июля 1941 года нас, студентов, повезли рыть противотанковые рвы вдоль берега Луги под Нарвой, деревня Манновка. Рвы нужно было вырыть 3-х метровой глубины. Первых бомбежек мы не боялись, спокойно работали, так как это было довольно далеко от нас, и поэтому не так ощутимо. Вдруг ближе к вечеру видим, что мимо идут ряды красноармейцев. Мы все высыпали к дороге, стоим, смотрим. Офицер из колонны спросил нас, кто мы и что здесь делаем. Мы ответили: « Студенты, приехали рыть окопы». Офицер закричал: « Какие окопы, у нас немцы «на пятках»! Сейчас же уходите!» Но сделать это было не так просто, ведь это было далеко от станции, нас привезли сюда на машинах, высадили, и машины сразу же уехали.

Мы пошли пешком по дороге до станции Котлы. Пришли на станцию в 12 часов дня. Стояли сырость, смог, было это уже начало осени, запомнилось число, 20 августа. Таким образом, мы проработали по созданию укреплений месяц.

Всего же в оборонных работах в те дни принимало участие около 25 тысяч студентов.

Состав на станции подали сразу, все бросились занимать места. Вскоре началась бомбежка, мы стали прятаться, где только возможно; мне удалось укрыться под свалившимся деревом. Немцы были почти в 100 км от Ленинграда. Прыгнули в вагоны, и тут начался обстрел, кого-то убило, но не в нашем вагоне, в другом … Наконец поезд двинулся. Мы быстро проехали Петергоф, который через некоторое время был занят немцами. Наступали они стремительно.

28 августа прекратилась эвакуация. Моя сестра (она старше меня на девять лет) работала на военном заводе, они с мужем и сыном уехали в тыл с последним эшелоном. Меня уговаривали тоже поехать, но я, конечно, не согласилась, а так была бы сразу в Новосибирске. Но уехать я не могла, так как в Ленинграде оставались папа с мамой. А оба моих брата ушли на фронт.

8 сентября Ленинград был окружен немцами, началась блокада.

11 сентября мы с подружкой пошли в кинотеатр «Шторм», который находился на Невском проспекте. Внезапно объявили тревогу, мы все вышли на улицу, подняли голову и увидели множество самолетов, все они летели по направлению к Московскому вокзалу. И вдруг увидели красное зарево, всполохи от большого пожара, — немцы разбомбили Бадаевские склады, которые располагались как раз за вокзалом. Почти все продуктовые запасы огромного города, сосредоточенные здесь на многих сотнях метров, были сразу уничтожены… Иначе как страшным вредительством это не назовешь. Помню, что у нас внизу дома тоже был склад, через его большие окна мы видели, что он совершенно пустой.

Начались постоянные объявления тревоги, сирены. Как только раздавался сигнал тревоги – все скорее бежали в подвалы. Дома в Ленинграде, в основном шестиэтажные, строили с очень большими подвалами, подвалы эти были разделены на секции, каждой квартире принадлежало по секции: там хранили дрова, некоторые жильцы — картошку. В дни блокады эти подвалы переоборудовали под бомбоубежища.

После бомбежки складов уменьшили продуктовую норму, какова была норма, я точно не помню, но папа в те дни еще иногда приносил сушки без карточек. В сентябре и октябре мы уже бедствовали, ходили в техникум, где нам выдавали карточки, разделенные квадратиками по 25 граммов. Когда продуктов не было, эти карточки ничего не значили… С 11 ноября выдавались отдельные хлебные карточки, иждивенцам, студентам, служащим, домохозяйкам полагалось по 125 граммов хлеба, рабочим – по 250 граммов.

Наш папа пережил блокаду, остался живым, несмотря на то, что был по комплекции высоким и плотным, до войны он весил 108 кг. После блокады в нем осталось всего 60 кг. Он сидел в подушках, голову не держал, она у него все время свешивалась. Папа работал на железной дороге и поэтому получал по карточкам 250 грамм хлеба.

В октябре 1941 года нас окончивших курсы послали работать в госпиталь, так как у нас были аттестаты методистов по лечебной физкультуре. Дело в том, что в годы финской кампании были открыты специальные курсы таких методистов. Туда принимали только отличников. В ходе военных действий с Финляндией было много раненых и обмороженных бойцов, их размещали в госпиталях, которые располагались в зданиях школ: выносили парты и вносили железные кровати мы – девушки, и вот именно в то время начали применять для раненых методику лечебной физкультуры. Так как я была отличницей, то пошла на эти курсы среди первых, окончила их и получила аттестат.

Нас вызвали в учебную часть, и сказали, что мы назначаемся работать в госпиталя. В госпитале нам не будут платить, но зато мы будем получать рабочие карточки 250 грамм хлеба, что было больше всякого оклада, потому что 900-граммовая ленинградская буханка хлеба стоила на рынке 1000 рублей. А денег с книжки (если были накоплены) выдавали только по 200 руб. в месяц.

Нам сказали, что мы можем выбрать тот госпиталь, что ближе к дому, трамваи не ходили, а так как мне ближе всего была Московская гостиница на Октябрьской площади, туда я и стала ходить на работу.

Мы с папой получали по 250 грамм хлеба, мама 125, — всего получалось 625 грамм. Мы делили пополам этот поек, но одну половинку делали побольше и отдавали ее папе, а другую половинку делили мы с мамой.

6 февраля 1942 года всем Ленинградцем по всем категориям карточек выдали по 300 грамм сахара и по 200 грамм масла.

После пожара на Бадаевских складах, когда папа был еще на ногах, он как-то сказал мне: «Доченька, пойдем на склады, там было много сахара». После бомбежки сахар, который там хранился, горел, плавился и уходил в землю. Помню, было это поздней осенью, в ноябре месяце, на улицах уже лежал снег. Идти нам было недалеко – одна остановка от Московского вокзала. Мы взяли с собой большой таз и в него собирали эту сладкую землю, а потом везли все это на саночках до дома. Стояла земля под кроватью, хранить негде было, потому что мы занимали одну комнату. Дров не было, не топили. У нас в комнате был большой камин, но мы пользовались печкой-буржуйкой, которая при отсутствии дров была для нас просто счастьем. Топили стульями и тем, что горело. Труба буржуйки выходила из форточки на улицу. В форточки жители дома выливали все отходы. Выйдешь из дома зимой, повернешься – сосульки всякого цвета свешиваются с подоконников… Ведь воды в домах не было: канализация и водопровод не работали. Окна были все заколочены досками или фанерой. Было еще одно испытание для тех жильцов, которые жили на верхних этажах – спускаться и подниматься по лестнице. Для ослабленного голодом человека это трудность неимоверная. Наш дом был старинным, шестиэтажным, лифт в нем был, но еще в мирное время никогда не работал, считалось, что пролетариат должен ходить пешком. Хорошо, что наша семья жила на первом этаже…

Мама еще до войны часто уезжала с внуком в деревню. Магазинов там не было, с продуктами трудно приходилось, и поэтому мама всегда покупала туда продукты — песок, макароны… Когда началась война, никто не смог приехать за мамой и Жориком, и они еще какое-то время оставались в деревне. Самим было бы трудно добраться, ведь от деревни до станции 40 километров. Очень помог папин знакомый, по дороге в Вышний Волочок он заехал к маме. Сказал: «Прасковья Георгиевна, вы что здесь? Нельзя вам тут оставаться, а Василий Петрович в Ленинграде, я туда еду и вас возьму с собой». И мама поступила очень разумно, не взяв с собой в поездку никаких вещей, а захватив только продукты. Привезенные продукты поделили поровну на всех, тогда с нами жили еще тетя Нюша и дядя Ваня. И когда папа уходил на работу, мама для поддержки сил ему давала с собой кусочек сахара.

Как я уже говорила, в городе не действовало водоснабжение, но на наше счастье через дорогу от дома был противопожарный люк — метра 3,5 глубиной, в котором всегда стояла проточная вода, хорошая, питьевая, и зимой она не замерзала. Люди приходили сюда изо всех окрестных домов. Народу собиралось очень много, очередь за водой занимали с 2 часов ночи и стояли до 6 утра, пока не откроется булочная. Булочная открывалась в шесть часов утра, одновременно начинали набирать эту драгоценную воду. В очередь вставали все, кто был в силах выйти из дома. Мама выходила первой и занимала очередь, потом уже шла за мной. Воды в люке всегда было мало: бидоном нельзя было зачерпнуть, только небольшой кружкой. Мы зацепляли кружку, опускали и поднимали — сколько воды поднимем, столько и выльем в свой бидончик. По неписанным правилам очереди можно было опустить за водой кружку только 3 раза, сколько бы воды в ней ни было, люди отходили ни с чем молча. Вот такая была самодисциплина!

Часто случалось поднимать пустую кружку, ведь воды в люке набиралось очень мало, несмотря на то, что на ночь наш «колодец» закрывался. Вот и ходили мы с мамой туда, сколько зачерпнем, столько и принесем воды домой. Конечно, маме можно было встать второй раз в очередь, чтобы набрать для нас побольше воды, но это происходило редко, потому что на это не хватало сил.

Те люди, которые жили недалеко от Невы, ходили за водой к реке. Это было не просто, так как зимой гранитные берега были обледеневшими. Воду набирали в проруби и везли на санках, особенно трудно было подняться с этим ведром на набережную.

Каким же счастьем был для нас наш «колодец»! Набирали мы с мамой воды литра полтора. Дома мы брали миску земли, которую принесли с Бадаевских складов, заливали водой, размешивали и потом вливали в самовар. И у нас получался «настоящий» сладкий кофе.

И ещё была еда — дуранда, жмых. Делается это (как я потом узнала) так: когда семечки подсолнечника перемалывают, чтобы получить масло, то отжим от масла называется жмых. Плитки прессовались толщиной 3 см и были такими крепкими, что даже топором разрубить их было непросто. Жмых был не только подсолнечный, но и льняной, и горчичный. Между прочим, многие ели горчицу (пекли блины из нее) и умирали от прободения, потому что желудки были очень истончены.

Ездили мы и за капустными кочерыжками. У нас за Кировским заводом (бывший Путиловский), на окраине, за Нарвскими воротами, на северной стороне, были колхозные поля, которые засаживались свёклой, морковью, капустой. Капусту срезали последней.

Большие капустные листья, которые появлялись вначале, всегда обрывали на корм скоту, позднее срезали кочаны, и после этого на поле оставались кочерыжки с обломанными листьями, за которыми и ездили ленинградцы. До 21 ноября по направлению к полям еще ходили трамваи.

Один раз съездили очень удачно, набрали полные мешки. Варили из этих кочерыжек великолепные щи, очень долго мы ими держались… А вот второй наш поход не удался. Немцы подошли совсем близко к городу, начался обстрел – на полях было очень много людей, пришедших сюда за этим скудным пропитанием. Конечно, мы ничего не успели набрать, радовались тому, что вернулись домой живыми.

Подготовка материала: Марина Дымова,
Марина Васильева, Татьяна Алешина