«Соединяешься ли со Христом?» – спрашивает священник.
«Нет! Не хочу! Не буду! Не надо!»
Диакон Андрей Белоус
Ребенок кричит и отказывается. Он – яростно сопротивляется, но родители говорят свое «да» и, выкручивая руки, тащат к купели. Крести! И не вздумай отказываться. Мы решили, что ребенок будет крещен. И нас не интересует ни его мнение, ни мнение какого-то там священника, который хочет видеть его согласие. Какое еще согласие? Это наш ребенок и мы решили. А он ничего не понимает и решать не может.
Конечно, можно спросить священников, которые готовы поддержать родителей, будут ли они так рьяно отстаивать права родителей на выбор веры для ребенка, если они решат перейти в буддизм, ислам или пятидесятничество? Если такой ребенок шести или десяти, или тринадцати лет придет к батюшке и скажет, что совсем не хочет оставлять православие и становиться «свидетелем Иеговы», то они тоже ему скажут, что его дело – подчиняться родителям, а сам он ничего понимать не может?
А он не может? Начнем с того, что мы крестим детей по вере их родителей. Это так. Родители и крестные обещают за детей, что воспитают их христианами. Но одно дело, когда перед нами младенец, который может просто бояться воды, незнакомого человека, нового места. Но здесь не так. Здесь дело именно в том, что родители не объяснили, не подготовили, не дали того минимума, когда ребенок может сам согласиться. Вместо этого он начинает отказываться.
Хотим мы того или нет, но перед нами не только вера родителей (или мода, национальная традиция, просто суеверия?), но и отказ ребенка, его неверие. Так как мы можем обещать вырастить его христианином, если он сам им быть почему-то не хочет? Скорее всего, потому, что родители даже и не пробовали ничего ребенку объяснять или рассказывать, или как-то его готовить. А зачем? Мы уже все решили.
В житиях древних мучениц тоже есть такие мысли. Так что это вполне традиционный подход. Отцы римских девушек (по нашим временам, так просто девочек-подростков) приходят в ужас от того, что их чада попали в секту христиан и всячески пытаются их оттуда вытащить. Тем более, что по римским законам «отец семьи» имел полную власть даже над сыном, не говоря о дочери. Девочки там даже не имели имен. Их называли по фамилии или прозвищу отца. Отец решал за нее все – от одежды и круга друзей до веры. «А тут какое-то христианство! Что может понимать женщина? Да еще и не почтенная матрона, а прыщавая девчонка? Вот когда у соседа дочь решила податься в готы, то десяток плетей быстро поставил мозги на место. Надо поступить также!» Путь этот кончался тем, что отец убивал свою дочь сам или выдавал римским властям, но не признавал ее права выбрать себе веру, ее права быть христианкой.
Родителям часто кажется, что их дети «ничего не понимают», а уж они-то точно знают, что для них лучше. Что дочери лучше выйти за богатого старика, а сыну, например, стать банкиром, а не поэтом. И не важно, что им уже не три года, и не тринадцать. Ребенок ничего не понимает и в 18 лет, и в 20, и в 28. Тут можно вспомнить картину «Неравный брак» Василия Пукириева. «Родители всегда знают лучше», «что ты можешь понимать в жизни, дурочка малолетняя».
Так, может быть, нам не обращать внимания и когда девушка отвечает «нет» на вопрос «имеешь ли произволение благое и непринужденное»? «Она еще ничего не понимает, и не все ей конфеты есть, да на гусаров поглядывать». Гусар, впрочем, может появиться в ее жизни, но совсем не в роли мужа. Так один грех порождает другой.
«Как это можно сравнивать?» Очень просто. В обоих случаях родители не просто решают что-то за ребенка, но насилуют его волю, не обращают на нее внимания. Почему? Потому что ребенок «ничего не понимает». А почему? В три года он может ничего не понимать, потому что ему ничего не объяснили сами родители. Но почему он «ничего не понимает» в 13 – большой вопрос. Точнее, совсем не вопрос. Все он прекрасно понимает. Просто родители думают, что все знают лучше. И в три года не объясняют именно поэтому. Но думать так могут не только родители.
Так может думать свое, родное, государство. Оно так и думает. Сейчас оно считает, что все дети должны изучать теорию эволюции. И мнение детей, родители которых с ней не согласны, его совершенно не интересует. Да и мнение самих родителей тоже. Сами они хотят запретить преподавание этой теории в школе. А ведь речь не о том, что все должны с ней соглашаться. Просто знать.
Государство вполне может решить, что оно знает, как должны верить его граждане, гораздо лучше, чем сами эти граждане. Прибалтийский язычник глупый и наивный. Что может понимать в богословии человек, который всю жизнь прожил в лесу, и хлебает щи лаптем? Крестить его – для его же пользы. А если он упрямится и не хочет, то меч тевтонского рыцаря поможет ему понять спасительность святого крещения. Оккупанты тоже могут решить, что понимают все лучше «глупых» туземцев.
И если бы мы смогли сейчас поговорить с тевтонским рыцарем 13 века, то он бы, наверное, спросил нас: «Неужели лучше, чтобы человек умер некрещеным и попал в ад»? Конечно, не лучше. Вот только это ложный выбор. Если человек может соглашаться или отказываться, то мы должны его убедить стать христианином. Но именно убедить, а не заставить.
Ребенку в три года вполне можно объяснить на его уровне, зачем нужно креститься и что ему это даст. Дети обычно с радостью слушают о Боге и доверяют своим родителям. И если он против крещения, то это может означать, что они не захотели или не смогли этого сделать. Не смогли, чаще всего, именно потому, что сами не знают, зачем это нужно. То есть, той самой «веры родителей» просто нет. Есть их желание «быть как все» и желание заставить ребенка «быть как мы». Но этого мало, чтобы воспитать христианином. А «заставить» быть христианином нельзя.