«Большая часть медработников — это женщины»
Андрей Коновал, сопредседатель профсоюза медицинских работников «Действие»:
Андрей Коновал
— Непосредственно жалоб, просьб помочь пока нет. Но есть определенные тревожные моменты, которые были предсказуемы.
Например, в одной ЦРБ — два хирурга. Одному 70 лет. По большому счету, он не должен оперировать. И он действительно не все делает. Второй хирург — молодой. Его мобилизовали уже. Это, естественно, не лучшим образом скажется на оказании медицинской помощи 24 тысячам населения района.
Или вот, например, женщина-врач получила мобилизационное предписание. У нее семилетний ребенок. Она задает нам вопрос — если она явится по этому предписанию в военкомат, ее сразу отправят на фронт? Каких-то разъяснений на этот счет нет. Вроде как считается, что женщин должны призывать в третью очередь. Но повестки они почему-то получают.
Какого-то документа от Минобороны или Минздрава, согласно которому можно было бы сказать — женщин нельзя призывать — нет. Женщина-врач с маленьким ребенком боится идти в военкомат по повестке. Ей некому оставить малыша. И документа, который бы ее успокаивал, который бы определял порядок и правила мобилизации медработников, нет.
Нет ясности, врачи каких специальностей подпадают под мобилизацию. Если на местах дефицит кадров, есть ли возможность их сохранить? Даже юристы не могут нам дать внятного ответа — что значит эта первая, вторая, третья очередь. Это на усмотрение военкомата? Это установочная норма или как?
Естественно, что при мобилизации потребуется большее количество медиков в армии. Но у нас большая часть медработников — это все-таки женщины.
Существует возможность медикам получить отсрочку от мобилизации. Но каким образом, кому — не ясно. Что учитывается при этом — важность этого специалиста, служил он или не служил, имеет ли он какой-то боевой опыт. Нигде это не оговаривается.
Нам сообщали, что на одной районной подстанции скорой помощи работают четыре водителя, трех из них мобилизовали. Понятно, что водителей проще найти, чем медиков, в этой ситуации. Но опытный водитель скорой помощи тоже не появляется моментально. Требуются определенные навыки, знания. В конце концов, опыт вождения в непростых условиях.
Много неясного и очень много слухов. Это создает тревожную атмосферу среди врачей. С моей точки зрения, нужны четкие разъясняющие и регламентирующие порядок мобилизации медработников документы.
У нас в стране не хватает десятков тысяч врачей и сотен тысяч среднего и младшего медицинского персонала. Вопрос: сколько врачей мобилизуют? Прозвучала цифра от одного из депутатов Госдумы — 3 тысячи. Но можем ли мы верить этим данным? Они же не отражены в каком-то документе.
Но если мы считаем, что 3 тысячи — это не будет кадровым обвалом по сравнению с текущими проблемами. Но для конкретных учреждений могут быть проблемы. Например, в одной больнице пять терапевтов работают на десяти участках. И вот мобилизуют одного терапевта. Они и так все были на пределе. Медработники находятся в очень тревожном состоянии, особенно женщины, у которых несовершеннолетние дети.
«Мобилизация врачей должна быть разумно организована»
Алексей Кащеев, нейрохирург:
Алексей Кащеев
— К нам в клинику не приходили пока повестки, но я знаю, что многим коллегам домой их приносили. В основном это касается врачей, которые имеют либо военно-медицинское образование, либо это медики, которые имели опыт военной службы или участия в военных действиях. Среди тех, кто получил повестки, есть и женщины, имеющие детей.
С точки зрения закона врачи и медсестры — военнообязанные, у них тоже есть военно-учетные специальности. В медвузах нам всегда говорили об этом. Но мы не знаем, как происходит мобилизация медиков. Только из книжек про Вторую мировую войну.
Мне кажется, лишь через несколько недель мы будем понимать, насколько мобилизация врачей масштабна. Кто из медработников сможет получить бронь, мы пока не знаем. Такой информации не было.
Мобилизация врачей должна быть очень разумно организована, учитывая нехватку медработников в первичном звене и на периферии страны. Мобилизовать всех подряд — контрпродуктивно. Это все-таки зависит от того, сколько врачей нужно армии. Это зависит от количества санитарных потерь, а они не обнародовались.
Суть в том, что кто-то должен оставаться и лечить нашу многомиллионную страну. От того, что врачи ушли на фронт, люди здесь не перестанут страдать огромным количеством заболеваний, включая скоропомощные.
Во время ковида мы уже сталкивались с такой проблемой — большое количество кадров подвергается оттоку на какую-то экстренную работу, которая в том случае была вызвана эпидемией. Эти кадры откуда-то же убывают. Люди лишаются участковых врачей, специалистов в больнице. Это серьезная история, которая напрямую касается здоровья нашего населения, и к этому нужно подходить очень внимательно и разумно.
В России очень хорошая система военной медицины. У нас достаточно много врачей, которые получили военную специальность. Эта медицина сильно отличается от гражданской. Встает вопрос, как к этой системе адаптировать гражданских врачей, которые привыкли совершенно к другому.
Я, например, всю жизнь работал в плановой хирургии — это совершенно другой тип работы. Там тоже нужно быстро принимать решения, но, на мой взгляд, для того, чтобы психоэмоционально перестроиться под новый тип работы на фронте, нужно очень много времени.
Например, травматолог-ортопед, который делает артроскопические операции — это одна специальность, травматолог-ортопед, который делает эндопротезирование — другая, а травматолог-ортопед, который лечит боевую травму — уже третья. Это разные совершенно квалификации.
Чтобы человек квалифицированно выполнял свою работу, нужны месяцы подготовки, а может быть, и больше.
И я не знаю, как это все будет организовано. Большинство специалистов, которые занимаются всю жизнь совершенно другой, гражданской деятельностью — в условиях, например, фронтового госпиталя, где происходит сортировка раненых, с этой работой так легко не справятся. Это может стоить здоровья и даже жизни кому-то из пациентов.
Понятно, что совсем без помощи им еще хуже будет. Но все-таки она должна быть квалифицированной. Я не знаю, как можно будет быстро организовать переобучение врачей, медсестер, чтобы это работало хорошо. Здесь нужен какой-то очень грамотный подход.
Говорилось о том, что в первую очередь будут мобилизовать медицинских специалистов, связанных с ургентной и скоропомощной хирургией, травмой. Но скоропомощная хирургия и военные травмы — это совершенно разные вещи.
Например, в моей специальности, в хирургии есть такое понятие, как огнестрельные ранения мирного времени. Это совершенно не то же самое, что ранения военного времени. Например, акушер-гинеколог — это хирургическая специальность. Провести первичную хирургическую обработку раны, наложить швы он, наверное, может.
Но насколько это общественно правильно — человека, который может принимать сложнейшие роды, от которого может зависеть жизнь роженицы и ребенка, бросать на то, чтобы шить раны — не знаю.
Я думаю, если будут призывать узких специалистов, все-таки хватит понимания ситуации, чтобы призывать по профилю.
Мне, как и многим врачам, приходилось оказывать плановую хирургическую помощь пациентам, которые пострадали ранее в военных конфликтах. Для многих таких пациентов после того, как его прооперировали, история не заканчивается — кому-то нужны повторные операции, реконструкции и так далее, у кого-то часть осколков вынули, а часть осталась. Узкие специалисты если и должны работать, то оставаясь на своих местах. На них можно маршрутизировать этих пострадавших.
Конечно, есть врачи, которые хотят уехать из России в связи с этим. В соцсетях многие пишут об этом. И за последнее время уехало определенное количество коллег по разным причинам. Особенно много уезжает молодых. Я остаюсь. Я очень сентиментальный — у меня здесь мои пациенты. Я останусь с ними.
«Постараемся всех сохранить на рабочих местах»
Алексей Масчан, заместитель генерального директора по научной работе НМИЦ детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачева:
Алексей Масчан
— Эта тема только и обсуждается в Центре. Сейчас мы предпринимаем усилия по бронированию и по защите от мобилизации тех, кто будет мобилизован.
По возможности, мы всех сотрудников хотим защитить, потому что наш Центр уникальный, потеря каждого специалиста — это большой ущерб для медицины. Пока в Центре трем врачам пришли повестки. Дальнейшая их судьба пока не ясна.
Мы ведем переговоры с Минздравом, чтобы уточнить списки тех, кто может получить бронь. Но мы постараемся всех сохранить на рабочих местах. Мы все-таки центр детской гематологии, занимаемся очень специфичным трудом. Ясности у нас нет, какие конкретно категории медицинских работников подлежат мобилизации, а какие нет.
«Многие знакомые онкологи уже уехали за границу»
Алексей Парамонов, гастроэнтеролог, терапевт, кандидат медицинских наук:
Алексей Парамонов
— Изначально мы предполагали, что мобилизация затронет прежде всего хирургов и близкие к ним хирургические специальности. Например, урологи, гинекологи, лоры — это тоже разновидности хирургических специальностей. Также мы ожидали, что будут мобилизованы анестезиологи, реаниматологи, выпускники военно-медицинских академий.
Но мы сейчас знаем, что берут и педиатров, и кардиологов, и терапевтов. Мне кажется, что какой-то очевидной избирательности нет. Мне известно о том, что мобилизовали кардиологов и терапевтов женщин. Не совсем очевидно, зачем на фронте их специальность.
Если будут забирать узких специалистов и они там будут работать не совсем по профилю, то просядет прежде всего онкология. Но она уже начала проседать. Многие знакомые онкологи уже уехали за границу. Они очень востребованы. Они спокойно будут работать там, и я боюсь, что они уехали не на время.
И таких примеров много. Лучшие кадры, которые востребованы на мировом рынке, просто уедут. Уже уехали даже не десятки врачей, это уже ближе к сотням.