Алена Ельцова
Обращения в центр почти круглосуточно приходят на мобильный телефон. Иногда, разговаривая, понимаешь, что ситуация даже хуже, чем кажется изначально.
Звонит женщина: «Наши отношения с мужем испортились».
Как именно испортились? Она сбивчиво начинает пересказывать семейный конфликт, и тут я слышу: «Они заперлись с дочкой в ванной». Как это заперлись в ванной?! Собеседница нервничает: «Ну, заперлись и заперлись, при чем тут это?» И тут я понимаю, что речь, скорее всего, идет о сексуальном насилии над ребенком! А она звонит с желанием «наладить отношения с мужем», то есть ее сознание просто вытеснило даже возможность самой мысли о таком.
Женщина возвращается в дом, где ее бьют, до семи (!) раз. Это международная статистика. Почему возвращается? Человеческая психика пластична и адаптируется к жизненным обстоятельствам, поэтому часто, когда женщина пытается уйти из токсичной семьи, ее психика уже в какой-то степени, а возможно и полностью, разрушена.
Конечно, большинство женщин еще и жалеют мужа, находят множество причин для жалости и оправдания: «Он так грубо со мной разговаривал, потому что у него на работе неприятности», «он меня ударил, потому что его мама в детстве била».
Жертва испытывает потребность в справедливости происходящего, прикрывая этим ощущение небезопасности.
Многим непонятно, почему женщина не распознала насильника. Но ведь в начале отношений никто не начинает бить! К моменту, когда женщина получает первый удар, у нее уже есть много счастливых минут, которые она «консервирует» в сознании: свадьба, рождение ребенка, праздники. Эти воспоминания для нее всегда на поверхности, а негативные она прячет в себя как можно дальше, вытесняет за пределы своей психики.
Из двухсот человек, которые звонят по телефону, в само убежище в среднем приходят всего 10-12.
Социальная реклама Amnesty International против насилия в семье. «Когда он контролирует твою жизнь, это уже не твоя жизнь».
Шаг первый: изоляция
Не так давно у нас жила женщина из Санкт-Петербурга. Она сама не заметила, как оказалась в ловушке: «Как он красиво ухаживал! Сколько подарков делал!» Эти подарки, в сущности, он делал себе, потому что жену уже тогда не воспринимал как отдельную личность.
Муж увез ее в другой город, постепенно вытеснял привычный для нее круг общения со словами «я так тебя люблю!» «Не общайся с этими друзьями, я ведь желаю тебе добра, я тебя так люблю», «зачем тебе работать? Я буду тебя содержать, я же тебя так люблю, уходи с работы». А после рождения ребенка началась патологическая ревность и физическое насилие.
Потенциальные насильники любят производить впечатление: бурные ухаживания «с размахом» — море цветов, дорогие подарки, стремление как можно скорее сблизиться и взять женщину под контроль. Это может выглядеть попыткой защитить: «не надо ездить вечером в школу рисования, я же волнуюсь за тебя, лучше сиди дома», «не надевай платье с таким вырезом, все взгляды будут прикованы к тебе, я просто хочу тебя защитить», «я поеду с тобой, ты же у меня такая дурочка, не справишься». Насилие под маской заботы проникает в семью.
Но любящий по-настоящему человек даст супругу свободу, а не будет сажать в клетку.
В токсичных отношениях женщине не с кем посоветоваться. Все жертвы, как по учебнику, подтверждают, что насилие началось с изоляции. Представьте обычную жизнь в виде круга, разделенного на сектора, где есть интересы, общение, социальные взаимодействия: «Друзья», «Родственники», «Работа», «Хобби». В токсичных отношениях агрессор будет их постепенно вытеснять.
В жизни это выглядит так: «Твоя мама что-то к нам зачастила, а мне хочется побыть с тобой только вдвоем, у нас же своя семья, давай не будем ее приглашать», «твоя подруга со мной флиртует, не общайся с ней!» Отсечение каждого сектора меняет личность человека, готовит к подчинению.
Если у вас нет ничего, кроме огромной любви — нет работы, собственных средств, друзей, вы почти не видите родных — значит, клетка захлопывается. Насильники, иногда подсознательно, выжидают беспомощного состояния жертвы. Беременность, невозможность содержать себя — всё это может стать пусковым механизмом, если и раньше были тревожные сигналы.
Уйти же от насильника тоже психологически тяжело: как только он понимает, что жертвы можно лишиться, он угрожает тем, что наложит на себя руки, не сможет жить. И ведь он действительно не может жить без своей жертвы.
«Папа бил маму так, что она стала инвалидом»
Жертвой может стать кто угодно, но в основной группе риска — те, кого били в детстве. Эти женщины просто не знают, что может быть по-другому.
В приюте жила женщина, родившаяся в селе в республике Марий Эл, долгое время работавшая в Москве. Ее папа бил маму так, что та в итоге стала инвалидом. В представлении этой женщины «настоящий мужчина», видимо, должен был проявлять любовь и силу именно таким образом. Она попала к нам после того, как потеряла ребенка на позднем сроке из-за побоев сожителя.
Работать с этой женщиной было очень тяжело: у нее отсутствовало базовое доверие к миру. Она считала, что все кругом обманывают и хотят причинить ей вред. Мы даже не могли ей объяснить условия нахождения в приюте. Чтобы у нас жить и реабилитироваться, нужно заключить договор, а она отказывалась: «Я знаю, что вы задумали, вам нужен мой паспорт, первый муж так обманом взял на меня кредит».
Эта женщина не приняла нашу помощь, хотя находилась в очень тяжелом положении — у старшей дочки была эпилептическая активность. «Вы оскорбляете моего ребенка», — сказала она в ответ на заключение врача. О ее дальнейшей судьбе пока ничего не известно…
Фото: www.mkd.mk
Мальчики не плачут
Кто с большой вероятностью будет проявлять качества насильника? Тот, кому с детства внушали «мальчики не плачут», «эта игрушка не для мальчика, куда ты куклу схватил», «это не дело настоящего мужика — с младенцами возиться, ты деньги домой приносишь, а жена по хозяйству».
Если брак не построен на партнерских взаимоотношениях, если авторитет отца держится не на знаниях, умениях и самоотдаче, а на крике и битье, то для агрессора ценна не семья, а власть и контроль.
Власть развращает, тем более что мы все — не святые.
Мужья, которых воспитывали не будущими отцами, а в стилистике «мачо», пытаются жестко управлять другим человеком. Замечу, что общество предъявляет жесткие требования: быть современным мужчиной очень тяжело — «у тебя должна быть крутая тачка», «ты должен много зарабатывать», «не надо сюсюкать, не проявляй эмоций». В состоянии такого давления многие начинают «сбрасывать напряжение» разными способами, часто при помощи алкоголя.
Многие срываются как раз на близких — законодательно это безопаснее всего.
За постороннего человека можно и наказание получить, а в семье «бьет — значит любит».
Не только побои
Насилие — это не всегда побои. Я знала женщину, которая боялась сделать что-то без разрешения мужа. Он ее не бил, но она поднималась утром и не знала, что приготовить, пока он не скажет, не могла купить средство для мытья посуды дороже на два рубля, чем он разрешил.
Насилие имеет один признак — страх.
Именно этот страх мешает начать новую жизнь. Недавно я услышала историю женщины, которая ушла от мужа спустя несколько лет издевательств. Простейшие действия: поиграть с ребенком, приготовить ужин давались ей с неимоверным трудом.
До брака она была известным журналистом, писала сильные тексты, сейчас она психологически сломлена, это уже другой человек, который долгое время был обессилен жизнью в новой страшной реальности. Она нашла силы расстаться, но это были последние силы. Ей понадобятся годы, помощь родственников и друзей, чтобы их восстановить.
«Не благословлял развод»
Позиция некоторых священников тоже играет свою роль в ситуации домашнего насилия. Однажды мне позвонил священник и рассказал, что его прихожанка хочет уйти от мужа и пожить у нас. У нее было четверо детей, муж бил и ее и детей больше десяти лет. Я ответила, что, скорее всего, она не приедет. Трудно вызволить из семьи человека, который жил в обстановке насилия долгие годы.
Священник удивился: «Как не приедет? Я ей скажу, и она приедет». До этого он просто «не благословлял» ей развод. К сожалению, всё оказалось непросто, и женщина оказалась на грани самоубийства, испытав крах всех жизненных установок. До этого она думала, что муж — это ее «крест»!
Значительное количество случаев домашнего насилия может происходить и в православных семьях с глубоко «верующим» мужем или даже мужем в священном сане. Женщина зачастую воспитывает много детей, ей некуда пойти, она давно не работает.
Многое в церковной среде зависит именно от окружающих.
Женщины признаются, что не решались уйти, потому что слышали: «Делать тебе нечего, он такой хороший верующий человек, не пьет, детей обеспечивает, что ты выдумываешь?» Одна девушка рассказывала мне даже, что на исповеди ей говорили: «Бьет, ну и что? Он — глава семьи».
Считается, что в Церкви не может происходить таких ужасных вещей. У нас в приюте жила женщина, которая рассказывала, как ее муж, глубоко верующий человек, читал вечернее правило, а в перерывах выходил ее бить. К сожалению, внешняя вера — не гарантия защиты от насилия, иногда она может принимать и такие уродливые формы.
Всё это — мнимое христианство, «обрядоверие», которое не имеет отношения к истинной христианской любви.
Многие священники это понимают. Наша история тоже началась с того, что епископ Воскресенский Савва, игумен Новоспасского монастыря, узнав о тяжести и масштабе проблемы, предложил в качестве социального служения на подворье именно создание приюта. Многим женщинам, нашедшим укрытие на территории монастырского подворья, это спасло жизнь! Не надо забывать, что в этой ситуации бывают спасены судьбы не только женщин, детей, но и мужчин, не ставших преступниками.
Защищая себя, женщина может в состоянии аффекта убить насильника, и будет сломано две жизни. Оппоненты часто говорят, что нет статистики по таким преступлениям, или статистика «домашнего насилия» ничтожно мала. Конечно, ведь сейчас не созданы условия, чтобы отдельно рассматривать именно этот вид преступления, можно утверждать, что она якобы невелика!
Помню случай, когда в маленьком провинциальном городе муж избил жену, она попала в больницу, умерла уже там. В больнице, чтобы «не портить жизнь» мужу и детям, написали, что женщина упала, квалифицировали случившееся как смерть от несчастного случая. Как вести статистику, если законодательно термина «семейное насилие» не существует и даже Церковь его не признает?
Нужна работа по профилактике именно семейного насилия в Церкви. Сейчас мы готовим памятки для священнослужителей и надеемся, что они помогут иначе посмотреть на проблему насилия.
Дать передышку
По нашим правилам, женщина должна отключать телефоны и не отвечать на звонки. Но ведь в большинстве случаев она уже созависима, психологически зависит от мужа. На второй день многие женщины волнуются, включают телефоны, звонят узнать, как там муж.
Часто после звонка, даже побеседовав с психологом и «твердо решив» уходить, они всё равно уезжают домой — утешать, спасать, «налаживать отношения», часто по совету родственников.
Помочь женщине, которая хочет уйти, но не в силах, можно. Главное — помочь ей восстановить социальные связи. Станьте ее другом, пусть она видит, что есть кто-то на ее стороне. Ведь она находилась в полной изоляции, часто с пониженной самооценкой — «кому я такая нужна?» Единственным авторитетом для нее был муж, который систематически упрекал ее в неумении вести домашнее хозяйство, воспитывать детей, в том, что она перестала быть привлекательной.
Иногда людям трудно объяснить, для чего первое время женщины в приюте живут бесплатно: их кормят, за детьми можно попросить присмотреть других, работать (кроме самообслуживания, естественно), не надо… Но для того, чтобы вернуться к нормальной, полноценной жизни, нужна хотя бы небольшая передышка, и уверенность в завтрашнем дне придет не сразу.
Мы не можем сказать ей: «Завтра же выходи на работу», у нее нет на это сил, ей надо восстановить их. Муж уже понизил ее самооценку, она жила в состоянии качелей «я так тебя люблю, но ты же ничего не умеешь», и теперь уверена, что действительно ничего не умеет.
Почти половина женщин, которые жили у нас в прошлом году, нашли работу. Те из них, кто еще в декретном отпуске, часто объединяются для совместного проживания, и по очереди работают или сидят с детьми, несколько женщин вернулось к родителям. Как правило, если насилие зашло не очень далеко, муж тоже может изменить поведение из страха потерять семью.
К сожалению, за время действия нашего приюта были и жертвы. Прошлым летом у нас жила молодая женщина, сбежавшая от длительных истязаний. Долгое время она восстанавливалась, не включала телефон, но уже после выхода из приюта написала со старого номера сообщение в мессенджер своей сестре. Ее муж, использовав связи, смог вычислить регион, где она находилась, и вместе с родственниками забрал ее домой.
Позже мы узнали, что женщины уже нет в живых. Убил, по всей видимости, не прохожий на улице, не случайный грабитель, а собственный муж. Волнуемся за судьбу троих детей, которые остались без матери.
Достоверной статистики по домашнему насилию в России не существует. Это связано с отсутствием четкой законодательной базы и труднодоступностью статистики правоохранительных органов. Оба документа, действующие на территории РФ — Всеобщая декларация прав человека и Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, — имеют декларативный характер. Государство не может вмешиваться в частную жизнь для того, чтобы предотвратить насилие.
По словам адвоката по правам женщин и члена рабочей группы по разработке проекта закона «О профилактике семейно-бытового насилия» Координационного совета по гендерным проблемам при Министерстве труда и социальной защиты России Мари Давтян, 90% женщин, пострадавших от домашнего насилия, не обращается в правоохранительные органы. До суда доходит только 3% таких дел.