«Назвали ребенка, как собаку», — обижалась бабушка. Люди с редкими именами — о травле и смене паспорта
Родители выдумали мое имя
Ренаис Степанкин, 20 лет:
— У меня четыре сестры и один брат. И всем родители дали имена, которых ранее не существовало — Креант, Виесса, Алессана, Меора, Деара. Мама у меня немка, родилась в Германии, папа — русский. Чтобы не было споров, русское имя дать или немецкое, решили назвать детей придуманными именами.
Отчество у меня обычное, русское — Эдуардович. Ренаис Эдуардович Степанкин звучит интересно, скажем так. Но мне все нравится, я давно привык. Я никогда не упрекал родителей за свое имя, у меня не было с ним особых проблем. Хотя для уха оно необычное, да.
Года три назад я недолго работал в колл-центре, мне нужно было представляться, отвечая на звонки. И в ответ я слышал: «Как вас зовут? Степан?» Я отвечал: «Да, Степан», чтобы лишний раз не объясняться. Это единственный проблематичный момент за всю жизнь был.
Хотя, конечно, меня часто расспрашивают о моем имени. Что в России, что в Германии, где я прожил два года. Иногда на тусовке, где много народу собирается, каждый с тобой знакомится и переспрашивает твое имя, и ты каждому объясняешь, это раздражает чуть-чуть.
Но меня сразу везде запоминают и это круто. Поэтому мое имя мне нравится, оно — моя особенность. А людям же хочется быть особенными. В наше время важна индивидуальность. Если она начинается уже с имени, это здорово.
Это как Ричард Петров, понимаете?
Инга Лескова, 42 года:
— Я родилась в Братске. Имя Инга для небольшого промышленного сибирского города было экзотичным.
Так назвала меня мама, ее зовут Зина, а во дворе звали Зинкой. Это ей не нравилось, поэтому она себя в детстве переделала в Инну. Когда родилась я, мама вспомнила эту детскую историю и назвала меня современным, городским, как она считала, именем Инга.
Хотя на мой взгляд, имя Инга — грубое, оно звучит как утюг. Это имя совсем не нравилось моей бабушке, маминой маме. У нас в семье есть традиция называть кого-то Машей. И я должна была стать Машей, но не сбылось. Бабушка внутренне сопротивлялась, говорила: «Назвали девочку, как собаку».
И это имя не очень гармонично сочеталось с моей девичьей фамилией Седова. Вот Ингеборга Дапкунайте — это хорошо звучит, а Инга Александровна Седова — как Ричард Петров, понимаете?
Я интересовалась историей этого имени, был такой скандинавский бог. Он четыре года скакал на лошади, упал с нее, сломал ногу, был очень злобным военачальником, и его никто не любил. Потом я узнала, что имя переводится как «Водопад», затем — как «Ветреная». И даже река есть такая в Бурятии — Инга. В общем, имя странное.
И я часто упрекала родителей: «Зачем вы меня так назвали?!» В школе, например, меня дразнили «Ингушка-индюшка».
Меня это дико расстраивало, я рыдала: «Мама! Почему ты не назвала меня Машей?» Она отвечала: «Дразнили бы «Машкой-какашкой», какая разница?»
Я очень уставала от того, что мое имя постоянно коверкали, не запоминали. Любой новый учитель считал своим долгом мое имя обсудить. А это очень неприятно, когда в школьной среде на тебе делают акцент. И все смеются, естественно. Из-за этого я в детстве была, как оголенный нерв, иногда мне просто хотелось умереть. В переходном возрасте это особенно болезненно и остро воспринималось.
И в 17 лет, поступив в университет в другом городе, я просто поменяла себе имя. Я не хотела обижать родителей, в паспорте все осталось, как прежде. Но в новом городе, в тусовке, новым друзьям я представлялась Полиной. Это имя больше соответствовало моему внутреннему ощущению, характеру, оно не было таким вычурным. Я человек, ищущий простоты во всем, имя Полина мне больше подходило, и люди перестали задавать мне вопросы. Хотя те, кто познакомился со мной как с Ингой, так и продолжали меня звать.
Много лет я жила с двумя именами. Но муж и дети знают меня как Ингу. И сегодня я снова представляюсь Ингой, в официальном общении иначе невозможно. Я уже примирилась со своим именем, хотя продолжаю его не любить. И я до сих пор слышу вопросы: «Что за странное имя?», «Почему вас так назвали?» Это для меня нарушение границ, но такое происходит постоянно. И это странно, сейчас я живу в Подмосковье, здесь и в Москве каких только имен нет.
Я, как и в детстве, не хочу привлекать внимание, не хочу выделяться. И своих детей назвала простыми именами — Димой и Ромой. Я считаю, родители обязаны задумываться, каково будет жить ребенку с именем Акакий, например, в мире злобных подростков и детей. Но, с другой стороны, ты же не знаешь, каким он будет — твой ребенок, какой у него будет характер. Поэтому это всегда лотерея.
Я понимаю, что родители могут ошибиться, но делают это не со зла, они хотят ребенку особой, может быть, судьбы, особого отношения к себе. Но обязательно нужно учитывать сочетание с фамилией и отчеством и среду, в которой будет расти ребенок. И быть готовым к тому, что сын или дочь не одобрит твои личные эстетические предпочтения.
И если родителям хочется экзотического имени, пусть сами себе сменят паспорта. Не нужно отыгрываться на детях.
«Что это за имя, давай ты будешь Машей»
Матрена Бизикова, 29 лет:
— Меня назвали в честь прабабушки, ее звали Матрена Мироновна, а брата моего назвали в честь ее брата — Петром. Прабабушка была старшей в семье, такая «Мать матерей». И назвать меня так хотел отец, все остальные были против. Мама хотела назвать меня Катей, это было ее самое любимое имя, у нее всех кукол в детстве звали Катя. И даже прабабушка Матрена была против, но папа все равно настоял на своем.
Я никогда не спрашивала его об этом, думаю, его желание было связано с тем, что он симпатизировал ей именно как человеку, личности. Папа повторял: «Ничего не знаю, это самое лучшее имя в мире». Пошел и записал меня Матреной. Отчество у меня не Тимофеевна и не Ивановна, а Александровна.
Я не ходила в детский сад, поэтому до 7 лет и не знала, что у меня редкое имя. Только в школе я поняла, что, кроме меня, Матрен в округе нет. И я до сих пор не знаю никого с таким именем.
И мне приходится отвечать на одни и те же вопросы: «Это правда твое имя? И по паспорту тоже? Не верим, покажи». И приходилось паспорт показывать. Реагировали в основном восторженно: «Вау, классно!» Еще бывает, что людям кажется: Матрена — это пышная деревенская девушка с косой в кулак, которая доит коров и может коня на скаку остановить. И удивляются, когда видят меня.
Иногда я выговаривала за имя маме, но она сразу на отца перекладывала всю ответственность: «Я ничего сделать не могла. Если тебе не нравится твое имя, то иди и назови себя, как хочешь». Но я понимала, что придется кучу документов переделывать. И не только в них дело было: я же уже привыкла, что меня так зовут. И нет такого имени, которое я хотела бы носить. Я, можно сказать, для себя другого имени и не представляю. Так что я скорее довольна своим именем, чем недовольна.
Ласково родители называли меня Матрешей. Все остальные обычно полным именем зовут, мне не нравятся сокращенные варианты. В студенчестве меня звали «Рена», но мне это тоже не нравилось. А еще был случай: в школе я занималась вокалом. И преподаватель мне высказывала: «Что это за имя, я не могу тебя так называть, давай ты будешь Машей». Я в ответ сказала: «Давайте я тогда вас буду называть не Еленой Анатольевной, а Тамарой Ивановной». У нас случился конфликт, заниматься у нее я не стала.
Сегодня я считаю, что мое имя скорее помогает. Я такая одна. Обычно все восхищаются. И сейчас мода возвращается на старинные имена.
Конечно, давая редкое имя, родители должны думать о ребенке. Но иногда детям не нравятся даже какие-то распространенные имена, и не всегда угадаешь, к сожалению.
После 18 лет я хотела стать просто Леной
Аурика Ахметгалеева, 50 лет:
— Перед моим рождением папа посмотрел фильм про молдавских партизан, в котором главную героиню звали Аурикой. К сожалению, так и не знаю, что это за фильм был, а хотелось бы проверить, по тому ли сценарию я живу. Я долго была без имени, меня называли просто «девочка». Мама (с поэтическим даром) даже хотела назвать меня Беллой в честь Ахмадулиной. Но в ЗАГСе отговорили. И папа предложил Аурику.
Так я стала Ахметгалеевой Аурикой Наильевной. Да, диссонанс некий есть. И многим было интересно, почему фамилия у меня татарская, а имя молдавское. Я не могла дождаться 18 лет, чтобы получить паспорт и избавиться от этого имени, стать просто Леной. Но, видимо, это желание было не очень-то и сильным — не сменила.
Дразнили меня «Ричкой-спичкой», чему я была очень рада, так как мечтала быть стройной. Пару неприятных моментов я пережила только из-за фамилии.
А в целом мне хорошо живется, по поводу имени я получаю всегда восторги и восхищение, часто даже не дежурные. Иногда имя коверкают, несколько раз меня называли Аурина, это было очень смешно, потому что в это время у многих на слуху была уринотерапия. Меня это не злит, не задевает, я спокойно объясняю, что имя от «аурум» — это золото. В наши дни мое редкое имя уместно, сейчас ведь модно выделяться.
Конечно, называя детей редкими именами, родители проявляют и амбиции, и творчество. И хорошо, если имя красивое, благозвучное.
Я думаю, прежде всего важна уместность: если родители, например, планируют остаться жить в российской глубинке, то должны подумать о том, чтобы их детей не дразнили. Если родители вообще не планируют, чтобы ребенок посещал детские госучреждения (обучался на дому), то у них больше свобода выбора.
Своего сына я назвала Артемом, мне просто нравится это имя.
Меня обзывали, но я научился драться
Илларион Миронов, 27 лет:
— Вместо меня ждали девочку и приготовили для нее имя Лиза. И когда внезапно родился мальчик, родители искали мужское имя и даже прибегли к словарю имен. Хотели выбрать красивое необычное имя. Бабушка, скорее, оценила такой неординарный выбор, а вот тети возражали, говорили, что с таким именем мне будет очень сложно.
Когда я был маленьким, то картавил и не выговаривал звук «л». Поэтому мне было сложно знакомиться, я сконфуженно себя чувствовал, когда надо было назвать свое имя. Меня не сразу понимали, приходилось по нескольку раз объяснять. И часто приходилось отвечать на вопрос: «Почему тебя так назвали?» Лет в 8–9 не любил знакомиться, не хотел отвечать на эти постоянные вопросы. И меня в компаниях представлял мой друг. Я сам просил его об этом, потому что внятно произнести свое имя не мог.
Обзывали меня обычно ларьком. Потом вышел фильм «Лара Крофт», меня и по имени главной героини стали обзывать. Но я научился драться, давать сдачи и обзываться перестали.
Полное принятие себя вместе с именем произошло лет в 13–14. Получать высшее образование я поехал в Москву, и мое имя мне все больше и больше нравилось. И вопросы о нем стал слышать значительно реже.
Мне кажется, здесь и отношение к людям несколько другое: в провинции часто любят судить по имени и внешности, в столице такого нет. Москвичи привыкли к большему разнообразию, здесь больше иностранцев, представителей южных республик. И чаще я слышу слова восхищения — «Какое красивое имя». Сейчас мне, скорее, нравится жить с редким именем.
«Это кличка, а зовут-то тебя как?»
Суман Юсупова, 57 лет:
— Меня назвали в честь бабушки. Мы все — и папа, и мама, и я — обожали бабушку. Это очень близкий для меня, теплый, светлый человек, я обязана ей огромным количеством хорошего в себе. Но только я не считаю, что меня надо было в честь нее называть.
Мое имя категорически не гармонировало с Москвой 60–70-х годов. Если бы мы жили в Средней Азии, оно было бы обычным — как Лена, Маша или Оля здесь. Но мы жили в Москве.
Я ни разу не упрекнула своих родителей своим именем, не считала это возможным. Хотя всегда была с ними откровенна, могла поделиться своими горестями. Например, когда одноклассник начал бить меня и подружку, папа пришел в школу, разобрался с ним, и через два дня все закончилось. В этом плане понимание было абсолютное.
А в отношении своей неприязни к собственному имени я молчала. Берегла родителей, не хотела их обидеть, расстроить. Причем из-за имени меня обижали крайне редко, травли как таковой и обидных кличек не было. Как-то мальчишки решили посмеяться, я сделала вид, что их не слышу, и все. Но все равно я в детстве очень хотела сменить имя. И об этом я тоже никому не говорила. И даже не знала, что это возможно.
Уже повзрослев, я проанализировала, что меня на самом деле напрягало. Во-первых, собственные комплексы, потому что здесь, в России, имя звучало как мужское. И из него не сделаешь никакого уменьшительно-ласкательного варианта. А во-вторых, очень раздражала и смущала постоянная необходимость по буквам диктовать и объяснять, как меня зовут и почему именно так. Это была вечная, здорово меня терзавшая, особенно в подростковом возрасте, тема.
При знакомстве я нередко слышала: «Ну ладно, это кличка, а зовут-то тебя как?» Это сейчас в России, в Москве куча разнообразных имен. Тогда все было иначе, и эта бесконечная необходимость объяснять, видеть в ответ удивление и насмешку была жуткой частью моей жизни.
И даже теперь мне иногда приходится слышать в свой адрес от взрослых людей: «Эта прелестная женщина с идиотским именем».
Но то, что задевало в 14, в 50 уже не трогает, не действует с такой силой на нервы. Несмотря на детские комплексы, я совершенно состоявшийся человек. Сейчас мне даже нравится, что меня назвали так необычно. И в профессиональном сообществе, и в кругу общественных интересов я с таким именем одна, оно стало моим личным брендом. Это забавно и приятно.
Я думаю, что при выборе имени родители должны понимать, в какой среде будет расти ребенок. Сейчас Москва — город многонациональный, здесь можно экспериментировать, но если в деревне, посмотрев, к примеру, ту же «Рабыню Изауру», мама назовет сына Леонсио и будет он всю жизнь Леонсио Петрович Иванов — это однозначно повод для травли.
Поэтому своих детей я назвала самыми обычными, стандартными именами. А позднее встретила в книге знаменитых Никитиных интересную мысль, перекликавшуюся с моими собственными размышлениями. Никитины в советские годы не боялись жить иначе, чем все, по тем временам это был подвиг. Но однажды одна из их дочерей, обсуждая покупку одежды, сказала: «Иногда не отличаться внешне — это значит иметь максимальную внутреннюю свободу. Тебя не трогают, на тебя обращают внимание только тогда, когда ты сам этого захотел».
Имеем ли мы право с рождения обрекать детей на непохожесть? Ведь в таком случае человек не сам выбирает, выделяться ему или нет, и выделяться ли вообще. Назвать ребенка необычным именем при обычных отчестве и фамилии — это то самое обречение на непохожесть и есть. По сути, это сразу дать маленькому человечку чудовищный психологический перегруз, что ослабляет стартовую позицию ребенка в жизни. Он с рождения становится потенциальной мишенью для насмешек.
И считанные единицы из сотен после детской травли могут состояться в жизни. Взрослые, внешне успешные люди умело изображают, что у них все хорошо. Но если копнуть глубже, мы увидим все того же маленького, сжавшегося от ужаса ребенка.
Человек, который подвергался травле на основе любой своей непохожести в детстве, навсегда останется с синдромом самозванца, заниженной самооценкой и судьбой, которая могла бы сложиться иначе. Но не сложилась. Я педагог, я видела сотни разных судеб, и поверьте — исключения бывают редко. Родители должны помнить об этом, выбирая ребенку необычное имя.