— Отец Илья, вы издали несколько десятков книг по истории Церкви в ХХ веке. Почему эту книгу в решили написать в соавторстве Михаилом Витальевичем Шкаровским? Зачем понадобилось такое соработничество? В чем вклад каждого из вас?
Священник Илия Соловьев
— В нашей научной серии «Материалы по истории Церкви», издающейся с 1991 г., действительно, вышло уже 50 томов, причем многие из них посвящены именно истории Русской Православной Церкви в ХХ столетии. Среди этих книг три подготовлены профессором Санкт-Петербургской Духовной Академии, доктором исторических наук Михаилом Витальевичем Шкаровским, с которым у нас установились очень хорошие отношения. Две книги Шкаровского были посвящены истории Русской Церкви в годы Великой Отечественной войны.
Кроме книг Шкаровского в серии также вышел сборник документов по истории Церкви в годы Отечественной войны.
Тема «Церковь в годы Второй Мировой войны» заинтересовала меня давно, и толчком к ее более глубокому изучению как раз и стали упомянутые мною книги Михаила Витальевича Шкаровского и другие издания из нашей серии. Меня всегда интересовала судьба Экзарха Московской Патриархии в Прибалтике митрополита Сергия (Воскресенского) и путь основанной им Псковской Миссии. Кстати, об этой Миссии в нашей серии вышла отдельная книга псковского историка Константина Петровича Обозного.
Узнав от Шкаровского, что он продолжает изучение «военной темы», я предложил ему совместно написать книгу о митрополите Сергии и получил его согласие. Конечно же, роль Михаила Витальевича в написании этой работы более значительна, чем мой вклад, т. к. именно он работал в немецких архивах, а без этих источников наша книга сильно бы проиграла.
Шкаровский предоставил свою часть работы, которую я существенно восполнил, привлекая новые источники и новую литературу по теме. Главным образом, конечно, привлеченные мною источники были уже опубликованы, но в ряде случаев эти материалы весьма труднодоступны (например, выпуски единственного органа печати Экзархата Московской Патриархии в Прибалтике).
— Недавно в вашей серии была издана книга Константина Обозного по истории Псковской миссии. Вроде бы на ту же тему. Ее оказалось недостаточно? В чем ваша книга дополняет исследование Обозного, или может быть, полемизирует с ним?
— Упомянутая Вами книга Константина Петровича Обозного представляет собой ценнейший вклад в изучение истории Русской Церкви в годы Великой Отечественной войны. Константин Петрович детально исследовал важнейшие направления работы миссии, рассказал о жизненном пути некоторых ее участников, об истории ее создания, а также ее упразднения, произошедшего «естественным» образом с приходом Красной армии. Однако наша книга посвящена не собственно Псковской Миссии, а персонально ее руководителю — митрополиту Сергию (Воскресенскому) и созданному им Экзархату. Хочется надеяться, что наша работа и книга К. П. Обозного взаимно дополняют друг друга.
Важно также отметить тот факт, что во второй, «документальной» части нашей книги мы поместили большой материал, связанный непосредственно с деятельностью митрополита Сергия и Экзархата Московской Патриархии в Прибалтике.
— Узнает ли читатель из этой книги о новых документах, свидетельствах или других исторических фактах жизни Церкви на оккупированных территориях или в подполье на территории СССР, которые ранее были неизвестны?
— Прежде всего, читатель «услышит голос» самого митрополита Сергия (Воскресенского). Митрополит Сергий в своих меморандумах, проповедях, воззваниях и записках рассказал своим современникам и донес до потомков то положение, в котором находилась Русская Церковь на Родине в страшные годы гонений. Он показал, что и Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский), а также и другие иерархи и многие представители духовенства, совсем не были сторонниками Советской власти и приверженцами большевизма. Те же публичные выступления, которые Советская власть «вырывала» у Московской Патриархии, совершенно не отражали настроения подавляющего числа духовенства и мирян.
— В предисловии к книге написано: «митрополит Сергий был с той частью русского народа, которая предприняла попытку освободиться от большевистского ига и одновременно с этим отстоять независимость Родины от внешнего врага». Сегодня очень трудно это объяснить. Война и победа стали совершенно однозначными «забронзовевшими» символами. Не могли бы вы в общих словах объяснить, что это была за попытка, и почему это не было предательством Родины, как теперь многие считают?
— При определении той роли, которую сыграли в войну те или иные люди, очень многое зависит от того, отождествляем ли мы свою Родину с большевистским режимом, утвердившимся в ней путем насилия? Если большевизм и Россия единое целое-то противники большевизма, стремившиеся к освобождению страны от сталинской диктатуры, однозначно рассматриваются как предатели Родины.
Но перед войной и в годы войны еще не сошло с исторической сцены то поколение, которое воспитывалось в дореволюционной России и представители которого не считали большевизм «родовым пятном» русского народа. Таких людей было много в СССР, но они не могли сказать о своих взглядах открыто, опасаясь преследований и даже убийства. Многие ожидали, что война освободит страну от тирании, и наступит долгожданное ее возрождение.
Так думало немало простых людей, например, крестьяне, согнанные в колхозы и лишенные не только средств к существованию, но даже и свободы передвижения. Так думали и многие верующие люди. Именно поэтому нельзя назвать случайностью то, что в первые месяцы войны огромное число красноармейцев, призванных на фронт, сложили оружие и сдались немцам. Они были готовы воевать против большевизма, за свободу своей Родины, но фашизм не дал им такой возможности. Убедившись, что нацизм несет в Россию не только освобождение от коммунизма, но и порабощение страны, сторонники «третьего пути» стали выступать и против Сталина, и против Гитлера, за свободную от тирании Россию. К их числу принадлежал и главный герой нашей книги митрополит Сергий (Воскресенский).
Надо заметить, что в эмиграции, где справедливо рассматривали большевизм как заразу, занесенную на нашу землю, освобождение России от коммунистической диктатуры считали не только своим патриотическим, но и священным долгом. Однако, увидев звериный оскал нацизма, очень многие люди стали на тот же путь «третьей силы». К сожалению, этот путь не привел к освобождению нашей страны от тирании, т. к. русское освободительное движение вызывало одинаковую ненависть и у Сталина, и у Гитлера.
— Как следует из описания, ваша книга во многом посвящена личности митрополита Сергия (Воскресенского), главы Псковской миссии. Он был архимандритом, ближайшим помощником митрополита Сергия (Страгородского), который был весьма лояльно настроен к советской власти. Митрополит Сергий (Воскресенский) так радикально переменился, став епископом и попав в независимую Латвию, или применял на практике принципы своего учителя — ладить с любой властью?
— Я думаю, что несмотря на свое сотрудничество в органами НКВД и компромиссы с советской богоборческой властью, митрополит Сергий (Воскресенский) был искренним противником коммунизма. Оказавшись в относительной недосягаемости от советов он заявил об этом прямо и открыто, точно так же, как прямо и открыто сказал о том, что иерархия в СССР — заложница коммунистов, и ее действия не свободны.
— Самая интригующая с научно-популярной точки зрения тема, связанная с митрополитом Сергием (Воскресенским) — его загадочное убийство. Кто все-таки организовал этот расстрел в лесу — немецкие или советские спецслужбы?
— Вопрос этот настолько сложный и запутанный, что даже мы с Михаилом Витальевичем Шкаровским, будучи соавторами книги, отвечаем на него по разному. Шкаровский склоняется к версии, что убийство на пустынной дороге совершили немцы. Я же полагаю, что оно было совершено переодетыми партизанами и агентами НКВД, которые опасались, что митрополит Сергий уйдет с немцами на Запад и станет там одним из ярких и непримиримых борцов с их властью. Убедиться в этом НКВД имело достаточно возможностей.
— Можно ли считать Псковскую миссию примером удачной миссионерской стратегии, который может быть актуален и сегодня? Чему у тех священников можно поучиться?
— У тех миссионеров, которые были членами Псковской Миссии, можно прежде всего поучиться любви к русскому народу и любви к Родине. Но кроме этого они были готовы пойти на самопожертвование Христа ради, во имя Которого они и начали свою миссионерскую работу. Можно сказать, что ими двигала любовь к Богу и к ближнему, что является величайшей добродетелью для христианина.
Времена с тех пор поменялись. Сегодня мне кажется, что в нашей Церкви нет сколько-нибудь значимых миссионеров, которые могли бы сравниться с такими деятелями миссии, как святитель Николай (Касаткин) или, например, митрополит Иннокентий (Вениаминов). Кроме того, миссионерскую работу в наши дни надо прежде всего вести среди своего собственного народа.
За 20 лет, прошедших после падения большевизма, в этом направлении сделано до обидного мало. И очень жаль, что наша молодежь практически в подавляющем большинстве остается вне спасительной церковной ограды. Сегодня нужны иные подходы в миссионерской работе, чем это было во времена войны. Условия сегодня менее благоприятные для такой работы, да и деятелей на поприще, например, молодежного служения почти нет. Думаю, что воодушевить всех нас смогут те идеалы, которым служили работники Псковской миссии.
— Можно ли считать сегодняшнюю Петербургскую епархию и СПбДА в каком-то частичном смысле преемницами Псковской миссии? Ведь там служили и преподавали священники Псковской миссии, вернувшиеся из лагерей, например, протоиерей Ливерий Воронов. Они как-то транслировали свой опыт?
— Мне кажется, что СПбДА — одна из лучших духовных школ нашей Церкви, которая, действительно, в какой-то степени хранит лучшие традиции прошлого. В каком-то смысле эта духовная школа, действительно, стала преемницей церковной традиции, в духе которой действовали и участники Псковской Миссии. Самое главное, чтобы не произошло окончательное угасание этих традиций, а для этого прежде всего нужно, чтобы церковная наука заняла то место, которое по праву должно принадлежать ей в церковной жизни.
Несколько отвлекаясь от нашей темы, замечу, что после падения большевизма и разочарования в т. н. «перестройке», которая во многом превратилась в перекраску фасадов, в нашей Церкви до обидного мало делалось для развития фундаментальной церковной науки. При этом существовал утилитаристский подход, согласно которому семинарии и академии должны заниматься не наукой, а выпуском грамотных священников.
Но как можно выпускать таких священников при отсутствии фундаментальной науки, иными словами, кто при таком положении будет готовить этих священников? До тех пор, пока в нашей Церкви не возникнет настоящей научной школы, т. е. церковная наука не будет поднята на должную высоту, рассчитывать на успех образовательной деятельности могут только безграничные оптимисты.
— Над темой взаимоотношений Церкви и советской власти много работают историки Свято-Тихоновского гуманитарного университета, в частности — священник Александр Мазырин. Насколько ваши трактовки близки? Вообще, какие сегодня существуют подходы к изучению Церкви и большевизма?
— Всякий объективный историк должен подписаться под словами митрополита Сергия (Воскресенского) о том, что большевизм — непримиримый враг Церкви. Я думаю, что ни фашисты, ни коммунисты (особенно в их классическом виде) не могут считать себя настоящими христианами именно потому, что и те, и другие — призывают к уничтожению человека человеком. Первые по национальному, вторые — по классовому признаку.
Я очень ценю те научные результаты, которые были достигнуты в Свято-Тихоновском университете. Хотя лично я далеко не во всем согласен с историческими взглядами того же отца Александра Мазырина. Дальнейшие изыскания в области церковной истории советского времени позволят нам глубже понять те процессы, которые происходили в нашем обществе в это страшное время. Ну, а вклад ПСТГУ в развитие церковно-исторической науки, конечно же, следует признать весьма значительным.
— Как, на Ваш взгляд, популяризовать знание правдивой истории Церкви и отечества среди сегодняшних православных?
— Необходимо работать в направлении изучения исторических источников, издавать их, готовить учебные пособия, издавать исследования наших серьезных церковных историков, но также и молодых историков… Но главное при этом — не «канонизировать» исторические мифы, не бояться исторической правды, какой бы горькой она ни была для нас — членов Церкви. Авторитет Церкви в обществе покоится не на «благочестивых измышлениях», а на умении и желании церковного народа сказать правду о самих себе, признать имевшие место ошибки, чтобы в последующем постараться сделать все для их избегания.
— Чем дальше от нас эпоха СССР, тем чаще она видится многими в розовом цвете. Особенно мифологизация советской власти связана с темой Второй мировой войны. Как, отделив мифы от реальности, найти баланс между героизмом и трагедией?
— Для того, чтобы трезво оценивать историю СССР и, в частности, историю Великой Отечественной войны, нужно прежде всего помнить, какой ценой далась нам победа в этой войне. И дело тут не только в том, сколько людей погибло в эти годы от пуль, голода и болезней, от истязания в сталинских лагерях. Цена победы особенно ощутима при сравнении потерь военнослужащих, понесенных Советским Союзом и нацистской Германией.
По данным из интернета, потери Советского союза составили 6 300 000 убитых военнослужащих, 555 000 умерших от болезней, происшествий, осужденных военным трибуналом и 4 500 000 попавших в плен и пропавших без вести (Россия и СССР в войнах ХХ века: Статистическое исследование. М. Олма-Пресс, 2001. С. 514). Германия потеряла на войне 4 270 000 военнослужащих! Число немецких потерь вполне сопоставимо с числом потерь наших солдат, попавших в плен.
Отвратительная ложь — утверждения некоторых советских историков о том, что эта победа была прежде всего победой большевизма над национал-социализмом. Именно благодаря политике Сталина и верхушки большевистского руководства (в том числе и военного) СССР понес в войне огромные человеческие жертвы.
Не меньшие человеческие жертвы были принесены в сталинское время при строительстве тех или иных значимых объектов экономики. Что стоит, например, трагедия ГУЛАГа? Как оценить тот ущерб стране и ее культуре, который нанесли большевики уничтожением русской интеллигенции?
Для меня, как гражданина России, особенно больно осознавать, что у Красной площади стоит памятнику маршалу Жукову — участнику сталинских репрессий в довоенное время и, кроме того, виновнику необоснованных потерь «в живой силе» со стороны советской армии. Мне кажется что здесь, в сердце столицы, должен быть установлен монумент защитникам Российской демократии — памятник мальчишкам-юнкерам, героям Отечества, оборонявшим Кремль в 1917 году.
И, наконец, особенно важно помнить, что во главе советской системы всегда была ложь. Для нас, христиан, путь лжи совершенно неприемлем, ибо какое общение может быть у Света со Тьмой?
— Депутат Яровая внесла в Думу законопроект, предусматривающий штраф и лишение свободы не только за отрицание или одобрение преступлений нацизма, но и за признание неправомерными действий антигитлеровской коалиции. Вам как историку такой законопроект, если он станет законом, затруднит работу?
— Действия депутатского корпуса очень часто опираются не на серьезную научную проработку того или иного вопроса, но на частные мнения и вкусы политиков, амбиции или просто на стремление к крикливой саморекламе. В нашей стране политика очень часто «опрокинута экономикой», т. е. политики лоббируют интересы тех или иных олигархов или иных лиц из числа «сильных мира сего». Вот о чем надо было бы подумать депутату Яровой.
Я думаю, что призывая одобрить, среди прочего, все действия антигитлеровской коалиции, депутат Яровая просто не знает, например, о трагедии Лиенца. Это было чудовищное преступление со стороны Великобритании, и до сего дня считающей себя цивилизованной и культурнейшей страной в мире. Между тем, в 1945 году Черчиль, желая угодить Сталину и его клике, выдал ему на растерзание и верную смерть тысячи наших соотечественников, среди которых были и казаки, и горцы Кавказа, в том числе женщины и дети.
Советую г-же Яровой прочитать книгу генерала В. Г. Науменко «Великое предательство», где трагедия Лиенца не просто хорошо описана, но и документально подтверждена. Это было очередное и далеко не единственное «великое предательство» Исторической России со стороны наших союзников из числа антигитлеровской коалиции. Признавать это правомерным — значит разделить ответственность головорезов и их соумышленников за те преступления, которые ничем не отличались от зверств гитлеровских палачей.
Вообще же штрафовать за убеждения (или сажать за них) — старая советская традиция, возрождение которой отбросит всех нас еще дальше в то мрачное время, которое пережило (слава Богу!) наше Отечество. Это возврат в годы господства проклятой в свое время нашей Церковью советской богоборческой власти.
Беседовал Михаил Боков