А что, если курит и врет?
У меня не было никогда такой мысли, что я когда-нибудь возьму подростка. То есть я говорила, что люди, которые берут подростков, молодцы — это классно. Они потрясающие, это так и надо делать, супер, но это не для меня, это не мой вариант.
Я не собиралась вообще ехать знакомиться с Полиной или каким-то ребенком и его взять. На тот момент у меня было трое приемных детей и один свой. Был такой театральный фестиваль «Я не один», в нем участвовали дети из детских домов и приемных семей, я просто поехала в качестве волонтера в Челябинск. Вместе с фондом «Арифметика добра» мы повезли туда будущих наставников, чтобы они познакомились с детьми, может, кто-то захотел бы ребенка взять.
В Челябинске мы увидели целую команду из местного детского дома, 4 девочки и 1 мальчик. Максимум, мы там перекидывались с ними иногда словами, никакого «ах» или любви с первого взгляда не было. В сентябре мы ждали их в Москве, здесь были запланированы 5 спектаклей.
Полинин спектакль назывался «Дети детей», документальная история из жизни подростков, шел в МХТ Чехова. За два дня до этого она стала мне писать «ой, я волнуюсь», я ее утешала, успокаивала и потом пришла на спектакль поддержать. На следующий день у Полины был день рождения.
И я уже начала на нее поглядывать. Когда я шла в театр на спектакль, я уже поняла, что о ней думаю не так, чтобы семью какую-то найти, а «хорошо, вот она переедет, и куда ее класть». Когда у меня возникает мысль о новом ребенке, я всегда начинаю думать, «куда класть». Я начинаю бродить по квартире и выискивать какое-то место для него.
Когда человек задумывается о приеме ребенка в семью, чаще всего ему представляется такая картинка, как из рекламы: карапуз с кудряшками, приходит мама и он кидается на нее: «Мама!» И она так тепло обнимает его.
И я думала точно так же. Тем более, первые двое детей совсем маленькими ко мне пришли, практически груднички. Третью приемную дочь нельзя было не брать, она инвалид и ей грозила не очень хорошая судьба.
А тут — подросток. Страхов у меня было много, и до всех этих спектаклей они были четкие и оформленные. Эти страхи есть у множества людей. А что, если курит? И скорее всего, курит. Ну врет, наверное. А как не врать, если она из детского дома. Матом ругается, на младших будет воздействовать не лучшим образом. А если бегать начнет? Или слушаться не будет и скажет: идите вы все на фиг, чего вы тут мне командуете: посуду мой.
Светлана Строганова
Не бойся, ты точно будешь плохо учиться
Я пошла к психологам, и мы проговорили тонкие места. Что будет, если… Например, у меня дома тринадцатилетний парень, как он к этому отнесется. Что будет с младшими, насколько они готовы к приходу нового члена семьи? Не будет ли сцен ревности и смогут ли они признать старшинство нового ребенка. По возрасту Полина старше, а по времени прихода в семью младше. И есть рекомендация, что каждый новый ребенок должен быть младше, чем имеющийся.
Поверить, что этот 14- или 15-летний человек — ребенок и тоже хочет семью, у меня тогда не очень получалось. А сейчас я думаю, что хотя мне и много лет, но даже мне нужна семья. Человек в любом возрасте хочет иметь семью и близких. Хочет, чтобы его кто-то любил, беспокоился, переживал, утешал. У меня бывают сложные ситуации, и мне хочется, чтобы меня кто-то пожалел и сказал: «Сейчас мы все решим».
Еще летом в челябинском лагере мы всех спрашивали, хотят ли они в семью. И Полина сказала: «Да, я хочу». Некоторые подростки говорили: мы прекрасно живем и нам так нормально, общаться можно, пусть будет взрослый наставник. А она сказала: «Да, хочу». После того, как она побывала тут в сентябре, мы начали аккуратно выяснять, хочет ли она к нам на Новый год приехать. Обсуждали, что она посмотрит красивую Москву, и Полина с радостью согласилась.
А потом я поняла, что скучаю и не готова ждать Нового года, хочу съездить в Челябинск ее навестить. И в конце октября взяла билет, поехала одним днем, сводила всю толпу ребят в кино. При этом было четко понятно, что все ради Полины, и это тот человек, который, скорее всего, пойдет к нам жить.
Мой сын Степа, когда я сообщила, что приедет Полина на Новый год, подозрительно меня спросил: «Это точно только в гости?»
Он знает, что дети у нас появляются и задерживаются навсегда. Я сказала, что пока в гости. Но при этом мы сделали дома ремонт. Большую комнату, в которой 2 окна, разделили пополам, Степе за это купили новую кровать, гарнитур, ему понравилось. И во второй комнате образовались кровать, шкаф и стол письменный.
Степа, наверное, предполагал, что, когда человек приезжает в гости, вряд ли такие серьезные изменения дома происходят. Мы сказали: если что, это будет папин кабинет. Каким-то образом тревогу малость сняли. Полина приехала на Новый год, младшие дети, конечно же, были в восторге.
Они висели на ней гроздьями, Полина девочкам делала косички, они слушали вместе музыку, смотрели видео. Степа тоже достаточно хорошо с ней общался, они сидели на кухне и смеялись, ходили в «Макдоналдс», еще куда-то. В предпоследний день, когда ей нужно было уезжать, мы Полину посадили и сказали: «А теперь нам нужно с тобой решить. Хочешь ли ты здесь жить всегда?» Она сказала: «Да, я хочу».
У таких, уже подрощенных, детей возникает ощущение предательства своей кровной семьи. Пока живут в детском доме, вроде бы хотят в новую семью, но когда им приходится принимать решение, это воспринимается как предательство старой.
Полина сказала, что у нее подобных препятствий нет. «Я хочу с вами жить, мне все нравится, единственное, чего я боюсь — это новой школы. Боюсь, что буду плохо учиться». Я сказала: «Не бойся, ты будешь плохо учиться. Первое время точно. Даже не рассчитывай ни на что, у тебя должны быть двойки». Ну кто будет с ними учиться в детском доме? Никто таким образованием с ними особенно не занимается.
Кровная мама не знала, что ей говорить
История у Полины обычная. Когда ей было три года, ее мать лишили родительских прав. Ее забрал отец, которого потом посадили в тюрьму на 10 лет. Она жила у знакомых, отец освободился, забрал ее, хотел наладить жизнь и временно поместил в детский дом. Так она там и осталась. Последние три года она провела в детском доме.
Один раз ее с подругой забрали в приемную семью. Но там было 40 собак, девочек просто взяли за ними ухаживать, как рабочую силу. Полгода они там прожили, а потом сбежали. Достаточно типичная история для ребенка, который находится в детдоме — наличие кровных родственников и чаще всего живых родителей. Круглых сирот у нас очень мало.
Полина очень веселая, мне повезло невероятно, потому что я посмеяться очень люблю. Я думаю, что мы очень правильно сошлись. Цепь случайностей привела к тому, что тот самый ребенок, который мне подходит, у меня и оказался. У нее легкий характер, даже если серьезные вещи случаются, она может сказать: ну и ладно, мы переживем.
Полина
В Челябинске, когда я ее забирала, мы выделили один день, чтобы проститься с родственниками. Мы встречались с ее старшей сестрой по отцу, я ей себя показала, вот, мол, не бойтесь, все будет хорошо. Мы встречались с бабушкой, она слепая, я дала себя ощупать. Бабушка очень ее любит, я обещала заботиться о Полине и что она бабушку не забудет.
Мы встречались с ее кровной мамой. Они чужие люди друг другу совершенно. И вот это мне больнее всего. Мы сидели за столом, и мама не знала, что ей говорить. То есть она сидит так рядом: «Ой, у тебя стекло в телефоне разбито». Полина: «Ну да». «А что не починишь?» Полина: «Не знаю, дорого». Это были все слова, которые они сказали друг другу за время встречи.
Она не очень сильно это все, слава Богу, переживает. Ну, конечно, переживает, но… в общем, я надеюсь, что смогу дать то недостающее, чего она была лишена все это время. С мамой она рассталась в три года, и с тех пор она с ней не жила.
А что, таких больших дают?
В глаза мне никто не скажет, но предполагаю, что люди считают меня чокнутой. Потому что когда человек берет приемных детей-малышей, это еще понятно. А когда я 14-летнего лосика домой привожу, это кажется странным. Мне даже несколько человек написали: «А что, таких больших дают?»
А почему их не должны давать? Что с ними такого? Маленьких дают, а большие пусть в детском доме сидят до упора? Предрассудок, с которым я до этого не сталкивалась. Совершенно адекватные образованные люди удивляются, что подростков тоже можно усыновить.
На оформление документов ушло 2,5 месяца. Полина подписала согласие, после десяти лет ребенок должен выразить свою волю документально. Мы так и планировали, что заберем Полину в конце марта, чтобы она пошла в московскую школу в последней четверти, присмотрелась, привыкла. В Челябинском детском доме замечательный директор, он способствует устройству детей в семью. Полина была сотым, юбилейным ребенком, которого они в семью отдавали. Через несколько дней полетел сто первый.
А есть детдома, которые препятствуют усыновлению, и дети вдруг отказываются идти в семью в последний момент. Причем когда первое знакомство состоялось и все хорошо. Родители, которые пытались забирать детей, встречали иногда яростное сопротивление. И разными причинами оно может быть обусловлено.
У руководителей же тоже есть свои достижения. Вот мои дети выиграли конкурс балалаечников, в футболе первое место заняли, народные танцы, по шашкам первые. Сохранные хорошие дети добавляют в копилку директора детдома вот эти призы, грамоты и кубки. Если их заберут, то на смену могут прийти дети с инвалидностью, умственно отсталые, тяжелые, и с ними таких достижений уже не будет.
Но ребенок должен жить в семье! Это совершенно несопоставимые вещи. Вот они, кубки, и это здорово, но тут ведь судьба человека. Это же вопрос жизни и смерти!
Он выходит в 18 лет из детского дома и никому не нужен. И что он будет делать? Вот ему дали эту квартиру, вот он приходит туда, а дальше что?
Просто мало кто задумывается о будущем этих детей. Мы ехали в Челябинске на такси, и Полина показала мне из окна колледж, куда все идут. Я говорю: «А кого он готовит?» Штукатуров, маляров, ну кто там, плиточники еще. Вот что их ждет. Но и здесь они не задерживаются. Ребенок пришел, но он не сдаст сессию, его никто не будет пинать, как в семье — «давай, учись».
И вот эти не нужные никому подростки собираются в компании. Что им приходит в голову? В одной квартире жить, остальные сдавать. Получают деньги, куда они их денут? Ну понятно же! Они не знают, как готовить, как в магазин ходить, как платить, а куда пойти документы оформлять, и что вообще с этой жизнью делать? И все это — загубленная жизнь по сути, 80% не могут социализироваться.
А когда берешь подростка в семью, уже у него другая жизнь. Появляется шанс огромный. Понятно, что будет тяжело с учебой, с чем-то еще, вроде мытья посуды. Я готова к трудностям, которые возникнут. В конце концов, у меня есть тринадцатилетний самодельный, который тоже может сказать: «А чего это я буду мыть?» Это нормально.
Больше всего я боюсь ее слов: «Я ничего не хочу»
И еще про трудности и страхи. Если она забеременеет, ну значит, так. Если будет воровать деньги в школе — значит, пойду к психологу, это симптом проблем, их надо решать. Если будет ругаться с домашними или отказываться от обязанностей по дому, значит, брать и опять же идти к психологу. То есть это задачи, которые можно решать. Больше всего я боюсь, что она скажет: «Мне ничего не надо, я ничего не хочу».
Например, моя средняя дочь играет на виолончели, младшая тоже, и мы очень любим на концерты ходить, слушать музыку. И вот Рождество, Полина у нас на каникулах, я взяла билеты в Новую оперу на Щелкунчика. А она там уснула. И со второго отделения вместе со Степой ушла в «Макдоналдс»! Я говорю: «Фу, какие старшие дети у меня». Младшие-то сидели, раскрыв рты, все хорошо. А эти взяли и ушли. Я спокойно к этому отнеслась, потому что это дело наживное. Если никогда в жизни не ходил на оперы, конечно, в кафе интереснее.
У Полины есть потребность в любви. Это хорошо. И она очень открытая. У нее нет такого: уйдите от меня, не спрашивайте. Конечно, она может сказать: «Просто грустно». Я ее все равно не оставляю. Мы вчера в театр вечером ходили, вышли, я говорю: «Что случилось?» «Ну просто грустно». Хорошо, просто грустно, но все равно мы рядом, она спокойно обнимается, у нее нет проблем спросить, сказать, подойти.
Она любит танцевать, очень хочет в «Тодес», посвятить жизнь танцам, может, станет хореографом. Тут у нас был случай замечательный. Мы сидели несколько дней назад и смотрели передачу по НТВ «Ты супер». Там дети из детских домов демонстрируют всякие умения. И вдруг Полина говорит: «А меня должны были в это шоу взять. Мое видео отправили, и меня пригласили». Она правда хорошо танцует, у нее разряд по спортивной гимнастике.
«А почему не взяли?» — спрашиваю. «Я тогда поехала в лагерь театральный. А сейчас бы с ними тоже на сцене выступала». Я говорю: «Жалеешь?» «Нет! Я больше получила!» То есть она получила нас, семью. Потому что мы встретились в том лагере.
Подросток — это гораздо легче, чем трехлетний ребенок
Почему появляются дети в таком возрасте в детском доме? Предположим, мама пьет или умерла, чаще всего пьют оба родителя. Их лишают родительских прав. Дети, допустим, маленькие. Их забирает бабушка и растит. У детей начинается подростковый возраст, с ними трудно.
Что делает советская бабушка? «Сдам я вас в детдом». Либо она не справляется просто, либо в воспитательных целях, либо пусть будет присмотр. И потом навещает. И таких очень много. Это нормальные семейные дети, которые просто вот так оказались в детском доме.
Я бы один главный совет дала тем, кто хочет усыновить подростка.
Надо очень внимательно познакомиться с историей ребенка, потому что невозможно всех привести к единому знаменателю.
Когда мы думаем, что он пьет, курит и ворует деньги — это собирательный абстрактный образ. И когда мне представлялся такой жуткий подросток, мне было немножко страшно. Особенно если у ребенка сексуализированное поведение, а у меня дома маленькие девочки, и тут я представляю подростка, который неизвестно как себя ведет.
Но очень важно говорить не про абстрактный пугающий образ, а о конкретном человеке. Есть прекрасные подростки, которые ничего общего с этим образом не имеют. Полина совершенно не такая. И когда я ездила в челябинский детский дом, видела там много хороших детей. Там есть девочка Маша, тихая, домашняя, прекрасная потенциальная дочь.
Подростка взять гораздо легче, чем трехлетнего маленького ребенка, с которым нужно круглосуточно что-то делать. Есть ощущение, что ты меняешь будущее. Вот оно было таким, вроде штукатурного колледжа, а тут появляешься ты — и опа, у него совсем другая дорога. Вот это, конечно, обалдеть!