Ольга Кормухина. Не бросай петь хриплым голосом

Ольга Кормухина принимала участие во многих конкурсах и фестивалях, стала обладательницей национальной музыкальной премии «Овация» и титула «Лучший голос России». (Самые известные песни Ольги того периода – «Мой первый день», «Усталое такси», «Жизнь прекрасна», «Желтая дорога»). Ольга ушла со сцены в 1993-м году и собралась принять монашество. Но протоиерей Николай Гурьянов с острова Залит благословил Ольгу не в монастырь, а на брак. И в 1999-м году Ольга вышла замуж за Алексея Белова, солиста рок-группы «Парк Горького», вернувшегося незадолго до этого в Россию после 10-ти лет жизни в Америке.

Сейчас Ольга Кормухина и Алексей Белов опять много гастролируют, активно участвуют в международных проектах и благотворительных концертах. В феврале 2012 года вышел новый совместный альбом Ольги и Алексея.

26 апреля 2012 года во МХАТе им. М. Горького состоится большой сольный концерт Ольги Кормухиной с программой «Падаю в небо».

Ольга Кормухина и Алексей Белов

– Расскажите о вашей встрече.

Алексей Белов: Я был в Даниловском монастыре на празднике перенесения мощей преподобного Саввы Сторожевского. И когда я выходил из храма, услышал: «Алексей?» Смотрю – стоят две девушки в платочках.

– Алексей Белов?

– Да.

– Из группы «Парк Горького»?

– Да.

– А я Ольга Кормухина.

Я знал, что есть такая певица, но мы никогда раньше не встречались.

Мы зашли вместе в кафе, и я почувствовал, что встретил очень-очень близкого человека.

Ольга Кормухина: Я знала музыку Алексея и давно очень хотела с ним познакомиться. Мы были иногда совсем рядом, но встречи не происходило. И это правильно. Потому что ничем хорошим тогда бы это не закончилось. Как сказал Леша: «Нахулиганили бы и все. Что мы тогда могли друг другу дать?»

Может, поэтому меня в монастырь и не отправили, потому что мне люди помогают спасаться. Тем, что они меня теребят, и я делаю какие-то дела, вроде бы для них, а на самом деле – для себя. Я так и Лешу получила. Мне сказали, что надо прочитать семь акафистов Николаю Чудотворцу, и тогда он уже сам будет устраивать твою судьбу. А моей подруге замуж хотелось за одного известного певца, и я за компанию с ней тоже прочитала акафисты: «Давай вместе, чтобы сильнее было!»

И мы потом вместе пошли в Даниловский монастырь к архимандриту Даниилу, который не чурался плотно работать с артистами в духовном плане. Там я и встретила Алексея. Как сказал потом батюшка: «Хотела решить судьбу подруги, а решила свою. Когда вы беретесь помогать другому, берете на себя чужой крест, Господь вам воздает. Помогая другим, вы себе помогаете». Ты делаешь один шаг к Богу, а Господь тебе навстречу десять шагов делает.

– А что было дальше?

Ольга: Через несколько дней поехали вместе на Залит, Алексей очень хотел к старцу Николаю попасть. Батюшка нас увидел и спрашивает:

– Это твой муж?

– Нет.

– Это твоя жена?

– Нет.

И когда отец Николай сказал нам венчаться, мы с Алексеем врассыпную! Тогда отец Николай говорит: «Да я пошутил!» На следующий день я спрашиваю: «Батюшка, так это промысел или искушение, с Алексеем-то?» Он говорит: «Промысел, промысел. А ты не думай». «Что, вообще не думать?» «Вообще не думай». И я поняла, что как оно сложится, так и будет.

Фотосессия на острове Залит, 14 ноября 2004. Автор Дмитрий Воробьев

И вот мы дружили с Лешей, и вдруг я стала понимать, что какие-то чувства зарождаются. Причем и у него тоже. А люди-то мы взрослые. Я понимала, что не хочу влюбленности, страданий, мечтаний, мне это мешало, смущало мой дух. А я тогда такая прррравильная была! Как батюшка сказал, что «не в монастырь, а венчаться будешь», а это за год до Лешки было, у меня как посыпались женихи! Как из лукошка! Да такие завидные! (понизив голос). Но я положу 33 поклона с Иисусовой молитвой: «Господи, если не мое, отведи!» Твердо так стояла – либо воля Божия, либо никак!

И когда я почувствовала, что у нас с Алексеем что-то стало происходить, я с ним поговорила. Я на самом деле совсем не хотела замуж. Как батюшка сказал: «Какая ты счастливица, что одна живешь. Но венец, венец». Ты, типа, цени это время, пока одна. Это время было замечательным, послано мне для укрепления, навык молитвенный приобрести. Я говорю: «Надо остановиться и подумать». А он говорит: «Да все будет хорошо!» Я отвечаю: «Да понятно! Плохо я не допущу».

Было четкое понимание, что есть барьер, за который нельзя перешагивать. Хотелось, чтобы это новое, которое было благословлено, было правильно, красиво. Мы поехали к старцу, и он нас благословил венчаться. Я поняла русскую поговорку: сначала свадьба, а любовь потом. Любовь возрастала и раскрылась полностью после рождения Анатолии.

– Ольга, а трудно было поменять решение, отказаться от желания уйти в монастырь?

Ольга: Целый год боролась с собой. И еще потом восемь месяцев после встречи с Алексеем. Я прекрасно понимала, как мне будет нелегко подчиняться мужской руке после такой независимой жизни.

Когда отец Николай нас благословлял на брак, там была матушка Людмила, настоятельница Снетогорского монастыря. Я говорю: «Матушка, и вы благословите! Как красиво – и батюшка, и матушка!» А она говорит так проникновенно, даже с сочувствием: «Ой, ребята! Брак-то посложнее монастыря будет, если все правильно-то выполнять!» Я-то тогда подумала, что матушка чой-то усугублят! И только потом поняла, как она права.

Свадьба Ольги Кормухиной и Алексея Белова, 1999

– Почему старец Николай Гурьянов произвел на вас такое сильное впечатление? Что больше всего запомнилось в этом человеке?

Алексей: Самое важное для меня – я увидел, кем в этой жизни может быть человек.  

Ольга: Через него смотрел и дышал Господь. Это было несомненным для всех, кто к нему приходил. Причем часто приходил человек мирской, а уходил человек духовный. Как он это делал, что душа человека преображалась?

Русский Взгляд о старчестве с участием Ольги Кормухиной и Алексея Белова

Алексей: Это прекрасно виделось в сравнении – когда человек прожил бурную жизнь и стремился к определенным мирским высотам, и на этом пути встретил огромное количество людей, добившихся успеха, славы и всего, чего угодно, и в свете сравнения с жизнью отца Николая все это становится абсолютно несоизмеримым. Ты понимаешь, что все президенты, все цари и даже все тайные владыки не обладали и миллионной частью власти, которой обладал этот один человек. И при этом он никогда ею не пользовался и никогда ничего о себе не мнил.

Старец Николай Гурьянов

Ольга: Больше всего удивляла его подлинность. Подлинность во всем. У меня так сложилась жизнь, что многие мне в глаза говорили одно, а за глаза – другое. Меня предавали самые близкие люди. Это, пожалуй, единственный человек в жизни, в котором я была уверена, что он не только ничего не скажет обо мне дурного, а даже не подумает. Я это знала. Он был неспособен.

И поражало то, что рядом с ним мир духовный становился реальностью. А наш реальный мир становился как нарисованный. А то, что касалось духа, сокровенной жизни, Божественного чего-то, было естественным. Даже чудо было естественным. Оно казалось нормой, а наша жизнь казалась ненормальной.

Мы любим рассказывать один случай. Один профессор математики, русский, приехал со своим английским другом, тоже профессором математики, совершенно неверующим. И русский очень молился, чтобы тот уверовал. А англичанин имел помысел: «Если покажет мне этот старец чудо, тогда уверую».

Приехали, батюшка их встретил, завел в келью, и сразу же, с первых слов говорит: «Какое же чудо тебе, сынок, показать?» Подошел к выключателю и начал щелкать: «Вот есть свет, а вот нету света. Вот есть свет, а вот нету света. Ха-ха-ха». Посмеялись, и отец Николай отправил их домой: «Езжайте, сынки, с Богом, пока тихонько». Англичанин тоже посмеялся, мол, какие могут быть чудеса? Ведь ученый человек.

Приехали они с острова обратно на материк, а там толпа народа, милиция, рабочие какие-то провода тащат. «А что случилось-то?» — «Так три дня уже на островах света нет». И ученый наш тут же развернул лодку обратно.

– А можете назвать главные уроки жизни?

Алексей: Главный урок жизни – смерть близких людей. Я часто говорю, что у меня за плечами целое кладбище друзей.

И очень важно внутренне быть внимательным к тому, что с тобой происходит. Даже до того, как человек приходит к вере, у него внутри встает много вопросов. И когда человек получает ответы на эти вопросы, они не всегда бывают благозвучными. Я побывал в нескольких страшных автокатастрофах, в которых люди не выживают, когда машина взлетает на несколько метров, бьется о фонарь и падает вниз. Много было всего. И наркотики тоже.

В результате этих уроков выстраивается определенная линия. Если ты внимателен к тому, что с тобой происходит, как следствие твоих внутренних вопрошаний, то еще есть возможность выкарабкаться. А если человек невнимателен, то, как правило, все заканчивается небольшим местом на кладбище.

– Многие из вашего окружения не справились?

Алексей: Я не знаю. У каждого своя жизнь. Для других это сокрыто. Я говорю о себе. Когда близкие умирают, ты начинаешь задумываться. У каждого свой путь. Ты анализируешь те или иные ситуации – что с тобой происходило, что происходит.

Каждая встреча с каким—то человеком, которая тем или иным способом трогает или поражает тебя, – тоже очень влияет.

Ольга: Уроков много, а мы все равно двоечники. Я тоже не раз в жизни была близка к смерти. Если вспомнить слова врачей или какие-то ситуации, меня давно уже на этом свете быть не должно. И то, что я сейчас с вами разговариваю, – это большое чудо, я просто это знаю наверняка.

– Как вы определите семейную жизнь? Почему люди часто несчастны в семье?

Алексей: Секрет семейного счастья нельзя уложить в два-три слова. Сама по себе любовь всегда сопряжена с жертвенностью. Ведь Бог – есть любовь, а Он пожертвовал Собой и дал Себя распять. Это самая большая жертва в истории человечества, и она показала величину истинной любви. Хотя Ему было достаточно мысли, чтобы даже микробов не осталось во Вселенной, не только римлян и евреев, которые Его распинали. И так же в жизни – нужно быть постоянно внимательным к другому человеку и чем-то жертвовать.

Ольга: Терпение, терпение и терпение. Как у садовника, который возделывает культурные растения, требующие терпения и ухода. И еще должна быть решимость следовать тому, что должно быть в семейной жизни.

Я сейчас вижу очень много людей, и неверующих тоже, с правильным внутренним стержнем. Я как-то спросила у одной высокой духовной жизни монахини, которая 30 лет сослужила старцу: «Матушка, как же? Жалко же людей неправославных, они же рай не наследуют?» И милая матушка стала такой твердой: «А вы, Олечка, считаете себя милостивее Бога? Нет, почему же? Спасутся, кто живет по совести». Я обрадовалась: «Как хорошо! Слава Богу!» Она опять стала твердой и сказала: «Олечка! А вы-то сами по совести живете?» Тут я осеклась. И матушка добавила: «По совести жить очень трудно! Поэтому нам нужен Христос».

– Складывается впечатление, что встреча со старцем – определяющая  в вашей жизни. Как удается держаться сейчас?

Ольга: Конечно, это был огромный водораздел в жизни. Но никто же не распишет всю вашу жизнь. Отец Николай обозначил важные вещи. А в чем смысл внутреннего труда? Если бы мы все знали, скучно бы было…

Конечно, он дал векторы, установки. Проходят годы, и многие его слова становятся более выпуклыми. Мы иногда не могли понять какие-то его высказывания, но пришло время, и все высветилось.

Ольга Кормухина

Или говорят, что что-то не сбылось по его словам. Я знаю трех людей, у которых не сбылось и могу сказать, почему. Они не выполнили условий, которые при этом были поставлены. Батюшка говорил, что все будет, только… и вот это «только» и было очень важным.

У нас была история про «ошибку» старца. Мы спросили его, когда можно приехать в следующий раз? Он говорит: «По молоооденькому, по тоооненькому лядку». А нам приспичило в ноябре, вопрос важный. А льда на озере нет. Мы келейницу просим, может, благословит батюшка приехать? А он отвечает: «Ну, если есть денежки, пусть посорют». Приезжаем. А сами думаем, что, мол, ошибся батюшка, сказал, что по тоненькому ледку приедем, а мы раньше приехали. Обратно едем, садимся в лодку и слышим хруст – молоденький тоненький ледок.

– Вы жили и в Советском союзе, и в США, и теперь в России…

Алексей: Во время Перестройки я был наидемократнейшим демократом. Я терпеть не мог советский режим, уж очень много было маразма. Но про детство и юность я не говорю – у нас были другие взгляды, другие глаза, другое сердце.

Я специально выучил английский язык, знал его как родной. Мы попали в США, причем не как эмигранты, а как рок-звезды. Это отдельная ситуация. В Америке все мечтают быть рок-звездой. Даже не столько мечтают быть богатыми, потому что богатых много, а рок-звезд – мало. Это то, что не купишь за деньги.

И оказавшись там в такой ситуации, а были мы еще довольно юными, я был безмерно счастлив, у нас всех была сплошная эйфория. Года полтора-два эта эйфория была безмерной. Потом мы стали приживаться, привыкать к быту. И все равно время от времени мы сталкивались с какими-то субстанциями, с которыми никогда в жизни мы до этого не встречались, и эйфория опять возникала.

Со временем жизнь все же стала довольно ровной, и у меня иногда были мысли, что, наверное, я здесь и умру. Что выйдет очередной альбом, у меня будут средства перевезти родителей. Я забыл многие московские улицы, зато наизусть знал весь Нью-Йорк, Нью-Джерси, а потом и весь Лос-Анжелес вплоть до Сан-Диего и Мексики, все было изъезжено, исследовано годами, стало близким, даже домашним.

В то место, где мы жили, стремится весь мир! Нет другого места, где бы считалось лучше, молодежь со всего мира стремится именно туда. Все хотят быть поближе к Голливуду, к бульвару Sunset. Я даже написал песню «California promises» (альбом «Stare» – ред.) о том, что происходит с этими людьми, как они сгорают, летя как мотыльки на огонь, сгорают и не чувствуют боли. Я видел молодых людей на Сансете, работающих официантами или мойщиками машин, но мечтающих об актерской карьере.

А ночью я почему-то иногда любил ездить в такие места, куда и ездить-то не следовало, а заходить точно было опасно, но меня тянуло в такие места, может, мне нужны были ощущения для песен. Я видел весь этот страшный мир, который там существует, изнутри и рядом. То, что показывают в жутких фильмах, я видел своими глазами. Это происходило иногда в трехстах метрах от фантастического лоска.

Это было дно ада. Я видел этих молодых людей всех национальностей мира, находящихся в голливудских грезах, загибающимися от крэка и героина.

В 1998 году все изменилось. Я пришел к вере. Пришел из страшной пустоты, которая заполнила меня всего, несмотря на годы устоявшегося успеха группы «Парк Горького». Именно посреди этого успеха пустота и нахлынула на меня.

После первой исповеди, первого причастия, после встречи со старцем Николаем Гурьяновым внутри у меня созрело решение жить в России. И по прошествии лет анализируя американский период, я могу сказать, что, находясь там в абсолютном шоколаде, я все время чувствовал на сердце какую-то незримую тяжесть.

Вроде бы все было здорово, но что-то тянуло душу. Причем я не был подвержен ностальгии, я считал, что человек, обладающий внутренним миром, может с этим миром быть везде. Я совсем не стремился попасть в среду эмигрантов, мне было интересно быть там, где я есть, общаться с теми, кто там вырос, чтобы чему-то научиться. Но сейчас точно могу сказать – была странная непонятная тяжесть. Она была и в шоколадные периоды, и во время испытаний, причем испытания даже отвлекали от этой тяжести.

В России мы многое пережили – и всеобщие, и личные кризисы. А тяжести этой – нет! Более того – внутри всегда есть чувство абсолютной уверенности, что все будет хорошо.

– Впереди концерт, а какие планы после него?

Алексей: Мы закончили Ольгин альбом, была огромная работа. Теперь надо сделать так, чтобы это звучало вживую, это следующие наши планы. И пока мы занимались продакшном, то есть творческо-механическими вещами в студии, появилось желание записывать что-то новое. Мне очень хочется сделать свой собственный альбом.

Многие музыканты считают, что альбом писать не выгодно, проще – одну-две песни. А я считаю, что это не продуктивно и не интересно. Альбом – это отдельная история.

Форматировать и лимитировать вдохновение невозможно. Если Господь дает, надо делать. А если человек начинает обрезать творчество, Господь может больше и не дать вдохновение.

Благотворительный концерт в Большом концертном зале Псковской областной филармонии

– В каком стиле будет новый альбом – Ольги или Алексея?

Ольга: А мы с Лешей в одном стиле!

Вы не представляете, сколько священников, я уже и не говорю о православных людях, и даже монахов, нас просили и умоляли не менять стиль: «Мы хотим слушать такую музыку, она жить помогает». А Иоанн Охлобыстин так вообще: «Я умоляю тебя, сестррра, не бррросай петь хриплым голосом».

Наша музыка для тех, кто хочет жить!

Беседовала Амелина Тамара

Читайте также:

	Лидер группы «Парк Горького»: «Я был готов стать монахом, но батюшка сказал: «Венчайся» Елена Райман Лидер группы «Парк Горького» Алексей Белов — о том, как его духовный наставник вымолил его отца из ада и почему он не хочет повторения успеха в Америке.