Не делайтесь рабами человеков

Отец Артемий, в прошлой беседе мы отчасти коснулись некоторых непростых проблем, связанных с монашеским жительством. Сегодня мне хотелось бы вернуться в обычный церковный приход и затронуть еще одну тему (связанную с предыдущей), которую принято считать если не закрытой, то весьма болезненной — это явление, вызывающее, с одной стороны, улыбку или иронию а с другой — глубокую печаль.

Иногда девушки, женщины, по каким-то причинам не нашедшие спутника жизни или не удовлетворенные существующим брачным союзом, бывают склонны испытывать нежные чувства к пастырям, которые, как известно, либо женаты, либо дали обет безбрачия. Чаще всего такого рода любовь бывает, казалось бы, вполне «духовной», то есть физическое влечение на сознательном уровне отсутствует. Тем не менее, все мысли и чувства девушки или женщины заняты священником, к которому она испытывает сильную привязанность…

Думаю, самое страшное это небезупречность священнослужителей в отношении седьмой заповеди. Ибо нет тяжелее соблазна для верующей христианской души нежели плотские притязания со стороны того, кто поставлен быть врачом духовных и душевных недугов. Не дай Бог кому-либо из читающих эти строки встретиться с нечистоплотным пастырем, чье поведение и образ жизни не соответствуют высоте священства!
Что касается заданного Вами вопроса… Да, дыма без огня не бывает. И, конечно, священник должен хорошо сознавать, что далеко не все окружающие его люди живут подлинной духовной жизнью, действительно стремятся к «единому на потребу» — спасению своей души, Очищению ее от страстей, Ведь многие сегодня заходят в храм еще и потому, что там тепло, можно отогреться телом и душой. Многие рассчитывают встретить в храме человеческое участие, внимание, а иногда и материальную поддержку. Для кого-то личность пастыря становится главным предметом внимания: так случается с теми, кто не находит в себе сил — а Лучше сказать, не желает направить силы на поприще покаяния. В той или иной степени опасность этой подмены ощущалась. Наверное, каждый, кому Бог даровал духовника. Не сразу мы вырабатываем правильное отношение к священнику подобному нам немощному человеку — поставленному, однако, на служение словесным овцам стада Христова. Главное, чтобы сам пастырь не оказался в сетях прелести и волей-неволей не подменил бы собой Того, Чьей силой и благословением он действует.
3наю, что, если христианин на исповеди искренне делится со священником внутренними смущениями, раскрывает помыслы (не будем забывать о существовании злой силы, которая все пытается осквернить, к доброму расположению примешать недолжное и таким образом запнуть стопы подвизающегося), сердечная рана непременно уврачуется Божией благодатью. Важно, с каким расположением мы встречаем искушение. Ему должно прийти, но от нас зависит, попадем ли мы в его власть или разумно отстраним от себя эту опасность.
Безусловно священнику дано бывает почувствовать, когда подобные подмены — то, что называется на аскетическом языке пристрастием, человеческой привязанностью, — начинают преобладать в чьей-то душе над благоговением к сану.
Очевидно что пастырь вовремя должен выставить некий «заслон». Во всяком случае, хранить дистанцию, не потакать прихотям и похотям, но по необходимости быть строгим, решительным и кратким в общении с «заинтересованными лицами».
Для того, чтобы получить пользу от благодати священства, не требуется много времени. Полная противоположность норме имеет место тогда, когда священник начинает «выяснять отношения» с прихожанкой по просьбе последней. Та не удовлетворена бывает ни службой, ни проповедью, ни исповедью. Ей нужно чего-то большего: душевного внимания… Она строит обиженный вид, а иногда и действительно переживает — сердце не камень. Дай Бог пастырю найти золотую середину, грань между правдой и любовью, дабы не усугубить дело, но отрезвить душу указав на необходимость подавить недолжное расположение, покушающееся на наше единство во Христе.
Знакомы священники и с аномалиями, выходящими за грань допустимого, то есть с проявлениями неуравновешенной психики. Речь идет о людях, не отдающих себе отчета в своих внутренних переживаниях, идущих на поводу у страстей, не умеющих смотреть на себя со стороны. Православному пастырю в таких случаях нужно быть особенно мудрым, дабы не расстроилось само течение приходской жизни (требующей от священника немалого творческого напряжения), а болящий вконец не ожесточился, не отчаялся, не свершил бы необдуманных поступков, последствия которых он не в состоянии предвидеть.

Хотелось бы услышать несколько слов о внешнем образе поведения пастыря, — сейчас мы встречаемся с большим разнообразием в этой области. К примеру, молодые иеромонахи в православных обителях часто выслушивают исповеди молча, отвернувшись от человека, никаким образом не выражая своего отношения к тому, что говорит исповедующийся, не задавая вопросов, опустив очи долу». Есть и другая крайность — внимательный, общительный священник радушно встречает приходящих к нему (особенно впервые), раздает «авансы» в виде многочисленных улыбок, ласковых речей, зачастую пробуждая у людей неопытных совершенно неоправданные ожидания.

И тот и другой образ поведения вызывает у светской или малоцерковной публики ощущение театральности, демонстративности действий духовного лица. А искушенные в психоанализе господа — кто только не мнит себя сейчас специалистом в этой области! — склонны видеть причину неестественного поведения пастыря конечно же в его «сексуальных проблемах» (о чем ныне с издевкой балагурят некоторые средства массовой информации). Конечно, «у кого что болит, тот о том и говорит». Но этим, наверное, данный вопрос не исчерпывается.

Дай Бог каждому священнику обрести внутренний духовный стержень, который явится опорой и основой его поведения, умения держать себя. Ведь главное для пастыря — ходить пред Богом, Ему Единому посвящать мысли и чувства и, принимая человека на исповедь, поставлять его пред Лице Господа. В сердце священника всегда должны быть место страху Божию, чувству вездеприсутствия Создателя.
Все остальное, думаю, зависит от индивидуальных особенностей личности. У каждого из нас свои склад, своя конституция личности, свое умение и манера выражать мысли в словах, свой дух общения. Думаю, что священникам нужно руководствоваться словами апостола Павла: «…всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор. 14, 40). Мы, духовники, должны бояться кого-либо соблазнить даже ненамеренно. Не «давать повод и ищущим повода».
Церковный народ всегда «зрит в корень», интересуется существом дела. К молитвенному ли пастырю мы пришли? С чистой ли совестью он служит Богу и ближним, отдает ли себя всецело пастырскому труду. Все остальное второстепенно. Несущественное можно и потерпеть — ибо каждый из нас неотделим от своей ограниченности. В человеке не могут быть собраны все совершенства. Самому же священнику важно, чтобы он не отталкивал видимой отстраненностью, отчужденностью пришедшего к нему, но вселял бы в душу дерзновенную веру, надежду на прощение.
У древнего церковного писателя, святого Симеона Солунского, в одном из самых ранних руководств к исповеди, дошедших до нас, сказано, что священник выслушивает кающегося «осклабяся», то есть с благожелательной улыбкой, являя собою благость Господню. Блудному сыну, пришедшему на исповедь, всегда отверсты «объятия Отчи»… Безусловно, в поведении священника недопустим и намек на чувственность — а душевность часто сопряжена с последней. Сердце пастыря пусть будут выше всех земных пристрастий. Если духовник созерцает образ Божий в человеке, то, являя отеческую заботу и попечение о пришедшем, ободряя и утешая его, он всегда помнит: во Христе нет ни мужеского пола, ни женского, но новое творение.
Однако ж прихожане сотканы из плоти и крови, и поэтому священнику потребна особенная осторожность, когда он общается с женским полом. Дьявол не спит, и часто он как стрелой поражает человека, неготового отразить наглое нападение. Достаточно внимательно посмотреть в глаза, или, прощаясь с человеком, пожать его руку, или слишком приблизиться во время исповеди (кающийся и священник нередко вынуждены разговаривать шепотом по причине многолюдства, так как исповедь, естественно, не должна становиться достоянием окружающих)… Все может, как известно из аскетических пособий, дать пищу воображению, чувствам — особенно если человек не привык держать себя в узде, если он не знает, что такое «гигиена мысли». Каждый из нас, священников, конечно, вспомнит те случаи из опыта исповеди, когда он невольно явился предметом если не соблазна, то смущения.
Приходится встречаться и с поразительным невежеством прихожанок в области церковных канонов. Например, некоторые не знают, что священник — лицо неприкосновенное, что он давно уже разрешил все вопросы «личной жизни» и никакого движения, качественного изменения быть не может: он женат или является монашествующим — представителем, соответственно, белого или черного духовенства. Оказывается, иногда в храм приходят дамы, с интересом поглядывающие на батюшку и «примеривающиеся» к нему, размышляя, подойдет ли он им как супруг! А батюшка ни сном ни духом не ведает о подлинном намерении пришедшей к нему исповедоваться.
В моей практике был подобный случай. Я — конечно же с добрыми помыслами — передал прихожанке книжечку дореволюционного издания, повествующую о земной жизни Божией Матери. В этой книжечке (сам я об этом не знал) оказалась какая-то пожелтевшая от времени страничка, тетрадный листок начала прошлого века, на которой было выписано несколько слов, относящихся к нравственному совершенству Божией Матери или кого-то из святых угодниц Божиих… Как бы то ни было, эти выписки дали повод особе, принявшей от меня книжечку для прочтения, думать, что я, священник, вызываю ее таким образом на откровенность и чуть ли не делаю ей предложение! Самое поразительное, что ко мне подошла родительница, уже пожилая дама, и выразила недоумение, почему я от слов не перехожу к делу, то есть не делаю официального предложения руки и сердца ее дочери… Можно себе представить, какая гамма чувств была написана на лице священника, когда он от пожилой женщины — кажется, уж такие вещи мы все обязаны знать — услышал искренний вопрос, в котором звучала заинтересованность. Вначале я подумал, что это шутка, пригласил обсуждаемую персону — она спокойно сказала, что находится в ожидании! Конечно же мне пришлось прочесть короткую лекцию по пастырскому богословию, объяснив каноны, запрещающие священнику даже думать о чем-то подобном по принятии сана и причислении его к белому или черному духовенству. Все это явилось для них откровением, хотя люди ходили в храм уже довольно давно.
Вот такие казусы. И они были бы всего лишь казусами, если бы не оставляли следа в душе… По милости Божией, в описанном выше случае недоразумение себя исчерпало, духовная жизнь прихожанок выровнялась. Но бывает, что оправиться от подобной внутренней брани не так-то легко. Думаю, очень важно тем, кто приходит на исповедь и начинает понимать значение таинства покаяния для духовной жизни, прочитать те разделы аскетики, которые подробно говорят об искушениях в области духовного окормления.

Как женщине распознать в себе недолжное пристрастие к духовнику, отделить его от тех чувств, которые являются богоугодными? Существуют ли здесь какие-то надежные критерии?

По каким признакам мы узнаем, что две враждующие стороны, долго чего-то выжидавшие, вступили наконец в сражение, слышатся первые оружейные залпы, в воздухе появляется дымок от пороха в земле образуются воронки от разрыва снарядов… Так и в духовной жизни. Признаком зарождающейся болезни нередко является неотступно стоящее перед умственным оком лицо духовника. Если вовремя не распознать за мысленной картинкой вражье искушение, то делу молитвы может быть нанесен существенный урон. Иные чувствуют влечение с постоянством, несколько раз в течение дня, молиться за духовника, убеждены в том, что именно их молитвы помогают батюшке в борьбе с видимыми и невидимыми врагами… Такая сосредоточенность на «помощи» духовнику. несомненно, имеет оборотную сторону. Бывает еще и такое. Прихожанка признается священнику, что она чувствует и знает с точностью до минуты, когда он возносит за нее молитвы: «Батюшка, как я Вам благодарна! Вчера в половине третьего я приняла от Вас дивную помощь. Вся брань улеглась, едва лишь Вы встали на молитву о моей грешной душе».
Пристрастных особ можно выявить и по тому, что они не могут отойти от священника, от места совершения исповеди и после того, как их исповедальная минутка закончилась. Они чувствуют потребность примоститься где-нибудь у колонны, за чужими спинами и, забыв обо всем, тоскующим взором наблюдать за любимым пастырем, как будто в контроле за его деятельностью и состоит их главное дело в храме. Наконец очень вредными как для духовника, так и для его чад являются досужие разговоры, пересуды о его персоне.
В каком бы обществе ни оказалась ревностная не по разуму прихожанка, она начинает и заканчивает свои разговоры обсуждением последних событий, касающихся жизни духовника, где он служил, какое слово произнес, кого облагодетельствовал, кому и за что выговорил и что собирается делать на грядущей неделе. По опыту мы знаем, что расплатой за подобное пристрастие будет разочарование, более того — отторжение от личности искреннего, по-доброму настроенного пастыря, вина которого заключалась, может быть, в том, что он не сразу пресекал все описанные нами явления.

Как тем, кто более-менее благополучен в отношении к духовнику, правильно относиться к проявляющим «ревность не по разуму»?

Православный христианин, имея око неревностное, независтливое, невысокомерное, должен прежде всего учиться на чужих ошибках. «Никогда не поступай таким образом. Вот этого в твоей жизни быть не должно. Сохрани тебя Бог от подобного искривления», — примерно так должна говорить в нас совесть, когда мы видим нечто неестественное, неправильное в поведении окружающих по отношению к нашему пастырю. «…Сам искушен быв, может и искушаемым помощи» (Евр. 2, 18). Хотя бы отчасти пострадав от внутренней брани, спровоцированной пристрастием к духовнику, мы можем и должны предупреждать развитие болезни в наших близких, преимущественно новообращенных христианах, говоря им, «что такое хорошо и что такое плохо» в деле духовного окормления.
Как быть, если женщина понимает, что происходящее с ней к подлинной любви отношения не имеет, и желает избавиться от поработившего ее чувства? Ведь она часто стоит перед необходимостью исповедать свои переживания именно тому священнику, который их вызвал. Многие полагают — и, наверное, вполне справедливо, — что признания в любви во время совершения таинства исповеди звучат довольно неуместно. С другой стороны, исповедь у какого-то другого батюшки может еще более нарушить течение духовной жизни…

Думаю, что решение этого вопроса зависит от конкретных обстоятельств и свойств личности священника. Если это опытный пастырь, знакомый с духовной бранью и искушениями, встречающимися во внутренней жизни прихожан то он легко снимет своим мудрым словом данное смущение. Однажды монахиня исповедовалась преподобному Амвросию Оптинскому в недолжном расположении к нему. Старец, добродушно улыбнувшись, сказал в ответ на ее исповедь: «Не бойся, ко мне пристрастия у тебя не возникнет». Святой подвижник силой Духа Божия прогнал все помыслы из души подопечной. Итак, если священник уже имеет определенный опыт (да и возраст его служит гарантом), то, конечно, рассказать о смущениях, возникающих по его поводу, — дело правильное. Если же вы исповедуетесь у сравнительно молодого пастыря, которому не так легко найти нужное слово в данном случае, — быть может, имеет смысл обратиться к более умудренному священнику и решить вместе с ним, как дальше вести себя: на время ли отойти, исповедоваться в другом храме, другому лицу, либо терпеть эту брань, не соглашаясь c ee внушениями, либо все же поведать об этом батюшке, к которому относится искушение.
Еще один вопрос, который я рискну отнести к этой же теме и который затрагивает весьма обширную область касающуюся душевных предпочтений, дружбы пастыря со своими прихожанками. Здесь все обычно остается в плоскости эмоций, не переходя в сферу плотской брани, но при этом порождая множество микродрам, a nopoй и более серьезно действующих на отношения христианок между собой.

Иногда создается впечатление, что в некоторых приходах – особенно там, где пастырствуют более или менее известные священники, — ревность на почве стремления к «духовности» настолько застит прихожанкам глаза, что заповедь Христа о любви к ближнему приходит в полное забвение.

О, если бы сбывалось в жизни пожелание Симеона Нового Богослова, который утверждал, что священником может быть только человек, достигший бесстрастия, обновленный дыханием благодати Божией! Очевидно, что нездоровая атмосфера в приходе, душевные драмы и даже тайные терзания есть во многом свидетельство душевности самого пастыря, ибо часто наши страсти, выявленные и невыявленные, влияют на души наших пасомых… К сожалению, на безрыбье и рак — щука. По нашему времени мы должны ценить возможность окормляться у священника, идущего в русле православной традиции, ревностно относящегося к спасению своей собственной души и назидающего не от себя, но по преданию Отцов и Учителей Церкви.
Итак, в настоящее время — о котором можно сказать: «Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный…» (Пс 11, 2) — и пастырь, и его прихожане, зная о возможных искривлениях церковноприходской жизни, должны сознательно беречь область душепопечения от всех вторжений в нее чего то недолжного, должны быть врачами самим себе. Положительных примеров ныне достаточно — как правило, это те приходы, где люди совместно участвуют в одном большом и нелепом деле. Ведь всякая «дурь» возникает преимущественно в среде людей обмирщенных — а, к примеру, в монастыре потому так много и трудятся, чтобы, упражняя непрестанно тело, не допустить в душу праздности и, в свою очередь, воздействия злого духа.
Дело священника — трудясь самому, заставлять трудиться и других, по меткому выражению: «У занятой пчелы нет времени для скорби». Если же и усердно» в трудах словесная овца проявляет нездоровую ревность к сестрам по общему делу, пусть пастырь придет к ней не со словом кротости, а с жезлом обличения.