«Одна девочка сказала»
— Почему вы взялись за общественную деятельность в этой сфере?
— Мне, честно говоря, кажется, что «общественная деятельность» — это громко сказано. Темой ложной педофилии мне пришлось заняться в связи с делом моего бывшего студента Константина Чавдарова (преподаватель музыки, осужденный за домогательства к ученице, которая у него на квартире переодевалась в концертную одежду. — Прим. ред.). Этим делом занимаются и многие его товарищи, однокурсники, родители его учеников — защита Чавдарова переросла в огромное движение во главе с музыкантом Игорем Горским.
По мнению целого ряда высоких экспертов, — таких, как адвокаты Резник, Клювгант, Чернышов, Тер-Саркисов и другие, — осужден Чавдаров необоснованно: обвинение несостоятельно и строится лишь на том, что «одна девочка сказала».
Причем сначала она сказала одно, потом другое: сначала — что было, потом — что не было. Ей всего десять лет, ее представляют родители.
Вскоре стало ясно, что случай Константина Эдуардовича Чавдарова — далеко не единичный, и решать проблему возможно только в целом.
— Это системная проблема, которая коренится в самом судопроизводстве?
— Да, начнем с того, что санкция по статье за изнасилование несовершеннолетней по нынешнему Уголовному кодексу (ст. 131, ч. 3) получается меньше (до 15 лет), чем за так называемые «насильственные действия сексуального характера» (ст. 132, ч. 3, п. «а» — до 20 лет). Под насильственные действия может подпасть все что угодно, вплоть до неудачного прикосновения или попавшего случайно ребенку на глаза переодевания. Суд в своих решениях опирается на сомнительные экспертизы, которые часто производятся и применяются безобразно.
Зампред комитета по вопросам семьи, женщин и детей в Государственной Думе Елена Андреевна Вторыгина обратила внимание на проблему ложной педофилии. Госпожа Вторыгина — депутат «Единой России» от Архангельской области. В этом регионе много заключенных — и вот к ней стали приходить люди, рассказывать истории своих близких, пытаясь добиться справедливости. Было три вопиющих случая, по которым Вторыгина обещала лично «поднять на ноги все федеральные структуры». Она сказала, что в колониях Архангельской области сидят уже «сотни таких мужиков, из них единицы осуждены законно».
Фото: unsplash.com
Об этом же на заседании Совета при президенте по развитию гражданского общества говорил Генри Резник. Пока суды присяжных рассматривали взятки и половые преступления, по ним выносилось до 20% оправдательных приговоров; после отмены суда присяжных по этим статьям — менее 1%. Не потому, что присяжные любят взяточников и педофилов, а потому что дела сфабрикованы: это видно невооруженным глазом.
«Посади ты его, сейчас есть хорошая статья»
— Есть стойкое ощущение, что педофильских преступлений стало больше.
— Их и стало больше. Несмотря на, как выразился тот же Резник, «убойные санкции», количество этих преступлений растет. И все хором требуют ужесточить, усилить, повысить сроки и так далее. Но первое крупное ужесточение имело место в 2012 году, сейчас 2021-й на исходе. Отсюда какой вывод? Либо санкции не работают, либо педофилия — ложная. Если у вас минимум десять оговоренных на одного реального педофила (наиболее благоприятный вариант оценки депутата Вторыгиной), это катастрофа. Никакая статистика тут не нужна.
— У нас в стране, как известно, наибольшее количество преступлений совершается на бытовой почве в состоянии алкогольного опьянения, но это как-то меньше волнует. Почему общество так остро реагирует именно на педофилию?
— Думаю, что в основе лежит здоровый инстинкт. Дети — это святое. А дальше дело техники — спекуляция: конъюнктура, реклама, истерия. Это очень удобно.
В материалах, которые я видел, то и дело мелькают слова: «Посади ты его. Сейчас есть такая хорошая статья». Обстряпать дело по этой статье — раз плюнуть, примеров множество. Больше того, я сам слышал, — это мой ближний круг, — в ходе некоего бракоразводного процесса подруга говорит разводящейся:
«Да ты только намекни, что твой бывший приставал к ребенку — и сразу все проблемы решатся».
В недавнем эфире «Изоленты» София Каландадзе приводила случай, как разозленная дама хотела упечь своего экс-благоверного за решетку и у нее ничего не получалось — ни с побоями, ни с кражей, ни с жульничеством. Но как только был пущен этот петух, все сработало.
— Когда речь идет о педофилии, часто натыкаешься на аргумент, что, дескать, нет дыма без огня. Как отличить ложную педофилию от реальной?
— При нынешнем положении дел все благоприятствует ложной педофилии. Сейчас человека отправляют в СИЗО на основании жалобы ребенка. Можно подключить еще второго ребенка, тогда вообще идеально.
Фото: flickr.com
В 2018 году была нашумевшая история: две семиклассницы прогуливали уроки и для отвода глаз сочинили историю про педофила — разносчика рекламы, которого встретили в подъезде. Потом их мамы сообразили, что это неправда, и написали отказ. Но у нас система такова, что, если в человека вцепились, его уже не отпускают. Тут честь мундира, статистика, погоны, карьера — все под угрозой.
Одна из мам рассказывала в телепередаче, что их вызвали на ночь глядя в Следственный комитет, держали несколько часов, и было страшно: «У меня дочь плачет, я сама в шоке». Подписала, не глядя, невесть что.
Но даже после того, как потерпевшие забрали заявление, мужчину все равно не выпустили.
К счастью, в августе суд второй инстанции отменил приговор (чрезвычайная редкость!), но почти год в тюрьме, замаранное имя — за что? Да и что дальше — еще вопрос.
Известная история со священником Андреем Стребковым. Он занимался миссионерской деятельностью в Татарстане, у него был передвижной храм на базе автобуса. Возможно, его деятельность кому-то не нравилась. И вот одна выросшая девочка в 2019 году сообщила, что семь лет назад этот священник ее изнасиловал.
Служба в передвижном храме Андрея Стребкова. Фото: Пресс-служба Альметьевской епархии
Причем чуть ли не день в день с этим заявлением у нее появился дорогой внедорожник при совокупном доходе семьи 40 тысяч рублей. Священника защищает известный адвокат Шота Горгадзе, он требовал полного оправдания, но отец Андрей получил срок 13 лет. («Мне кажется, что кому-то мозолила глаза его миссионерская деятельность, которую он вел на территории республики… Есть ряд доказательств, которые говорят о заказном характере этого уголовного дела. В том числе и появление новенького дорогого внедорожника у так называемой потерпевшей стороны при совокупном доходе семьи в 40 тысяч рублей. Сразу аккурат после передачи дела в суд у нее появляется BMW X4. Все эти обстоятельства говорят о присутствии некой силы, которая заинтересована в посадке отца Андрея», — комментировал дело Шота Горгадзе. — Прим. ред.)
«В группе риска мы все»
— Как обезопаситься людям, работающим с детьми? Например, все делать под запись, с видеокамерой?
— Во-первых, не везде можно поставить видеокамеру. Всегда можно сказать, что дело происходило в коридоре, в кустах, камера сломалась или на нее повесили платочек. Медицинские кабинеты, походы, храмы — ну какое там видеонаблюдение?
Во-вторых, есть вопиющий случай тренера Алексея Сушко из Екатеринбурга, которого обвинили по заявлению матери семилетней девочки. В деле есть запись с видеокамеры, где отчетливо видно, что не происходило абсолютно ничего особенного. 20 минут человек, сидя на диване, что-то пишет (говорят, заполняет журнал посещаемости). К нему подходят, жмут руку, отходят, а рядом все время вертится какая-то девочка — садится, встает, снова садится.
Фото: youtube.com
Более того, это большой холл, и, хоть в записи этого и не видно, у противоположной стены стояла конторка, за которой все время находились два человека. И они свидетельствовали, что ничего предосудительного не видели. Но девочка и ее отчим, у которого был мотив для оговора — деловая конкуренция с осужденным тренером — утверждали, что тренер мастурбировал.
— Для педиатров есть международные гайды, все уже описано, надо просто следовать им. Может быть, есть какой-то набор правил, например, для учителя музыки?
— Последние несколько сотен лет как-то справлялись без гайдов. Это же очевидные вещи: не касаться таких частей тела, которых не принято касаться, и в идеале не оставаться наедине, как Костя Чавдаров. Он пал жертвой собственной беспечности — давал уроки игры на фортепиано у себя дома.
Правда, девочка была ему отнюдь не чужая — дочь его приятелей, подруга его собственных детей. Она хорошо сыграла на уроке, он сказал: «Слушай, давай сделаем запись и отправим на конкурс, но тебе нужно переодеться, потому что ты одета неподходящим образом». Ситуация, когда ребенок забыл концертную форму — сугубо штатная. И Чавдаров принес девочке одежду своей жены или падчерицы. Вышел, дал переодеться. Стали делать запись, а она не получилась. Девочка огорчилась.
Дальше… Я не знаю, что там было, я этого не видел, и никто этого не видел, вот что самое важное. Нет свидетелей. И следов никаких.
— А если все-таки что-то было? Раз никто не видел.
— Ну а презумпция невиновности на что? Пока железно не доказано, что человек виновен, он не виновен. Чавдаров, разумеется, вину не признал: «Я не мог представить, — сказал он на процессе, — что обычное расстройство ученицы от неудачно сыгранной пьесы превратится в настоящий ад для меня».
Склонности к педофилии у него, согласно экспертизе (единственная мало-мальски объективная информация), нет.
Девочку после этого урока видели, она успокоилась, переоделась в свою обычную одежду. Ничего особенного в ее состоянии замечено не было. Она пришла домой, что-то рассказала маме — и началось.
Мама написала заявление, что учитель трогал ее дочь там-то, там-то и там-то. Потом сообщила, что дочь ей сказала только: «Везде трогал, отстань». Затем девочка написала записку (родители представили ее в суд): учитель, утешая, гладил ее по голове, рукам, спине. Судья предлагал привести ребенка в суд, но родители категорически отказались и стали вновь настаивать на виновности Чавдарова. Интересно, с чего бы. Все.
Чавдаров получил девять лет при минимуме в двенадцать. Когда назначают ниже нижнего предела, это на языке нашей судебной системы фактически оправдание. Согласно ст. 64 УК РФ, для такого приговора нужны исключительные смягчающие обстоятельства. А какие смягчающие обстоятельства, если суд считает установленным особо тяжкое преступление?..
Константин Чавдаров. Фото: соцсети
Чавдарову дали на четверть меньше минимума, Сушко — больше, чем вдвое меньше минимума. Это переводится так: «Понимаем, что не виновен, но нельзя же так просто взять и отпустить».
— Может быть, как-то попробовать вообще ребенка не трогать, не прикасаться к нему?
— А как? Спорт, классический балет — это физиологичные профессии, там тебя как только ни будут тянуть и растягивать. Я бы никогда в жизни этим заниматься не стал. Но назвался груздем — полезай в кузов. Выбрал это поприще, не жалуйся.
Музыканты-инструменталисты находятся в относительно безопасной зоне. Но все равно, как вы ребенку будете растолковывать: расслабь плечелучевую мышцу, вытяни, а потом согни фаланги пальцев, нажми полегче на столько-то граммов на кубический сантиметр?
Ребенок просто не поймет, поэтому все равно тактильный контакт практически неизбежен. В группе риска, безусловно, мы все.
Я, к счастью, имею дело со взрослыми, я вузовский педагог. Но при желании можно посадить и меня. Как говорит адвокат Вера Подколзина: «Я могу посадить любого мужчину в РФ легко». И если бы только в РФ. Эта дрянь въелась в сознание так прочно, что много ума не надо.
— Были ли какие-то на вашей памяти случаи педофилии, когда вина была доказана?
— Если вы имеете в виду недавние чудовищные убийства, то это были рецидивы, и тут виной — халатность полиции. Строго говоря, они не имеют отношения к обсуждаемой нами теме. Подполковник полиции Литвинов был, что называется, сертифицированный педофил, его взяли с поличным. Он получил срок год и три месяца, что тоже много говорит о нашей судебной системе.
Что касается нашего брата, преподавателей, то и среди нас такие случаи, к несчастью, бывают. Мне известно два или три за много лет. Оценка депутата Вторыгиной — 10:1 в пользу оговоренных — похожа на правду. Один — не ноль. К несчастью, бывает и настоящая педофилия.
Фото: unsplash.com
— Что вы думаете о деле Юрия Дмитриева? Это расправа с неугодным историком?
— Я вам должен сказать, положа руку на сердце, что против Дмитриева есть улика — фотографии. Другое дело, что можно к ним относиться по-разному, разбираться, насколько необходимо было фотографировать именно так, оправданно ли это с медицинской точки зрения, информативно ли для врачей. Но там хотя бы есть эти фотографии, а в делах, о которых говорю я, никаких фотографий нет! Просто слова.
«Парики сказали»
— Не секрет, что в сфере музыкальной, балетной, спортивной преподаватели часто ведут себя очень жестко. Ребенка обижают, говорят ему, что он бездарь, из него ничего не получится. Вслед за психологическим насилием интуитивно ожидается физическое, когда можно сначала линейкой по пальцам, потом приласкать, пожалеть — и поехало. Может быть, надо как-то изменить архаические принципы воспитания юных гениев?
— Понятие психологического насилия все же не очень четко определимо. Оскорблять никого не надо, но называть черное белым тоже не надо… Так ничему не научишься.
— Вы были маленький, учились музыке, вас обижали?
— Мало ли кто меня обижал при разных обстоятельствах… Возможно, я и доводил своих учителей… Но бездарем меня никто не называл. Можно было прийти домой, пожаловаться, что обругали. Тогда мне говорили: «Ты в другой раз занимайся получше, тогда и ругать не будут».
— Родители были всегда на стороне педагога, а не на вашей?
— Нет, меня утешали. Но и давали понять, что почем… Это немножко иное отношение к жизни — не потребительское, «бери от жизни все», а сделай, прежде всего, сам что-нибудь хорошее. Если относиться к жизни посерьезнее, чем к походу в магазин, то и понятие обиды несколько меняется. Конечно, учителя бывали грубы (правда, преимущественно это были преподаватели общеобразовательных предметов, не фортепиано), это не делает им чести, это недопустимо, но речь всего лишь о людях.
Кстати, у вокалистов много сложных моментов, связанных именно с физиологией пения. Я много раз слышал, что Галина Вишневская не стеснялась в выражениях, и не она одна.
Тем не менее, от этой резкости и даже грубости до клеветы и ложных доносов — дистанция огромная.
Даже если тебя несправедливо обидели, я не могу себе представить, что можно пойти и оклеветать, устроить травлю, уголовное дело, сломать жизнь.
Впрочем, такое далеко не только у нас происходит.
— Вы имеете в виду дело Макарова в Австралии?
— В частности. То, что случилось с Виктором Львовичем Макаровым, ужасно. Там был конфликт между ним и влиятельной, ныне покойной фигурой австралийского фортепианного мира. Этот человек, насколько мне известно, подкупил учеников Макарова, и они на него донесли, причем по двум эпизодам из четырех его много лет спустя полностью оправдали. А основной «потерпевший» писал учителю восхищенные льстивые письма — в то самое время, когда тот якобы над ним глумился… Похожих случаев немало. В Америке чудовищный корпус историй на эту тему.
Что вы хотите? Мы приобщаемся к мировым ценностям.
— Это плохо?
— Плохо там, где нет совести. Я, разумеется, с почтением отношусь к европейским традициям, но к этим вот современным европейским ценностям — без телячьего восторга. Кто сказал, что там обязательно справедливый суд? У царя Соломона был справедливый, а у этих… Помните, как у Диккенса, «парики сказали»? У париков (по-нашему, у мантий) бывает и несправедливый суд. Вот свежий пример, если угодно: защитник «Баварии» Лукас Эрнандес приговорен к шести месяцам тюрьмы за то, что провел отпуск со своей женой — запрет приближаться к ней был вынесен еще в 2017-м, но за это время пара успела помириться и заключить брак.
Фото: unsplash.com
Если возвращаться к нашим местным проблемам, то нужно, прежде всего, восстановить суд присяжных, который хотя бы номинально не зависит от правоохранной корпорации. Так называемые «педофильные дела» суд присяжных не рассматривает уже, наверное, лет десять. Скоро уже два года, как Путин сказал Резнику, что к суду присяжных надо вернуться. Но пока не вернулись.
— Что мешает?
— Могу лишь догадываться. Помимо прочего, это не так просто с организационной точки зрения. Наверное, судебные заседания можно было бы проводить по удаленной видеосвязи, чтобы присяжные находились вообще в другом регионе, где на них не будет оказываться влияние. Потребуются, конечно, определенные изменения в законодательстве.
Больше того, я считаю, что нельзя, чтобы эти дела были совсем закрытыми, как сейчас. Можно прятать имена, не показывать лица несовершеннолетних, изменять голоса. Но участвовать в процессе подросток начиная с определенного возраста вполне мог бы.
Если у тебя уже есть паспорт, твои показания принимаются в расчет и могут стоить другому человеку свободы, то будь готов отвечать за свои слова, причем публично.
А сейчас как? Они записывают показания ребенка на предварительном следствии и потом раз за разом крутят их с упорством, достойным лучшего применения. Иногда это просто отпечатанный текст, который приобщают к делу. Когда законного представителя вызывают в суд, он дисциплинированно зачитывает тот же текст. Перекрестный допрос потерпевшего? Очная ставка? Полиграф? Боже сохрани!
Необходимо резко изменить саму процедуру возбуждения соответствующих дел. Сейчас это делается, вежливо говоря, небрежно и не основательно. Если действительно заботиться о детях, то после каждой такой жалобы нужно, чтобы с ребенком начинал тщательно работать психолог или психотерапевт (лучше — несколько), а не следствие. И именно он должен установить, используя весь арсенал современной науки, в каком состоянии находится этот ребенок, можно ли полностью доверять его словам. Если надо, оказать необходимую помощь. Причем это должен быть независимый специалист (лучше из другого региона), а не такой, который формально не связан со следствием, а на деле это не так.
Фото: unsplash.com
То же самое и с экспертизой. Если она действительно независима и ее результаты не устраивают следствие и суд, такая экспертиза не принимается во внимание. В деле сержанта морской пехоты Дениса Краскина вообще нет никаких биологических следов, а они должны были бы быть, если он совершал те действия, которые предъявлены ему обвинением. Но суд отвел эту экспертизу. По-моему, это 305-я статья — вынесение заведомо неправосудного приговора (16 лет строгого режима, между прочим).
Что же касается подозреваемых в педофилии, то их не должны отправлять в СИЗО по щелчку пальцев — это прежде всего. Тем более — когда нет склонности к педофилии. Устанавливайте надзор, вешайте браслет — это работа полиции.
— В отношении дел, связанных с педофилией, действует своего рода презумпция виновности. И это отчасти понятно. Очень страшно оказаться на стороне насильника, а не жертвы.
— Да, и это по всему миру так. Почему-то на стороне лжесвидетеля оказаться не страшно. Я получил отклик одного юриста на мой доклад: «С одной стороны, конечно, нельзя сажать людей на основании только слов ребенка. А с другой — мы должны защитить детей».
Какой же ты юрист после этого? По-моему, это профессиональное самоубийство.
К закону, к юстиции, к справедливости это рассуждение никакого отношения не имеет. Не пойман — не вор; ничего не поделаешь. Если вы так боитесь, что ваш учитель — педофил, ведите ребенка к другому учителю. Если вам нужна видеокамера — пожалуйста (хотя это в разных отношениях не безвредно). Или присутствуйте сами на уроках. Только зачем вы так относитесь к учителю? Или такие нынче отношения между людьми вообще?
Как отшутился один знакомый, раньше детей учили: «Не говорите с незнакомыми взрослыми». Теперь взрослых учат: «Не говорите с незнакомыми детьми». Если ребенок потерялся или еще что-то, к нему подойти опасно. А уж отвести куда-то, накормить или утешить, погладить по голове — ни в коем случае! Доигрались.
