Надежда, моя соседка, выйдя на пенсию, устроилась работать в общественную баню. Но не в такую баню, куда мы раньше ходили с целью помыться и в парилке попариться, а в современную, оснащенную по последнему слову достижениями высокого банного искусства.
Протоиерей Александр Дьяченко
Понятно, такое заведение изначально задумывалось не с целью банальной помывки — помыться можно и дома, — а с целью отдохнуть, пообщаться и приятно провести время. Специально ради этого во дворе перед баней соорудили стационарный мангал, а внутри помещения устроили буфет с широким ассортиментом спиртных напитков. Кстати, при желании спиртное можно приносить с собой.
Встречаясь со мной, Надежда здоровалась и, вздыхая, порой добавляла:
— Батюшка, вот что я тебе скажу. Не мне, тебе в этой бане надо работать. Банщик — вот человек, к которому за советом или поговорить, а порой и просто, чтобы их хоть кто-нибудь выслушал, обращается множество разнообразных подвыпивших душ.
Мужики, те просто напиваются, а женщины, те нет. Женщины — народ сложно организованный. Ей мало выпитого шампанского. Напоется, напляшется, а потом ей еще и поговорить, и поплакаться нужно. Душа переполнена чаще всего чем-нибудь нехорошим, воспоминаниями, обидами разными. Ей бы излиться, как это бывает незнакомому попутчику в вагоне поезда дальнего следования. Да только где взять такого человека, способного выслушать? Нет такого попутчика, зато есть банщик. Вот они меня и донимают.
Я говорю: ну чего ты ко мне идешь? Вишь ты, нашла она себе дежурные уши. Мне этого не надо, мне за это не платят. Ты к батюшке в церковь иди, на него и вываливай. Кстати, у меня сосед в церкви работает, давай познакомлю. Не, говорит, к попам не пойду, я им не верю. А потом, к попу трезвым надо идти, а на трезвую голову какой разговор?
Но я-то знаю, Надежда, та только на словах такая резкая, а как кто заплачет у нее на плече, так и выслушает, и по головке погладит. Так что понимает она меня, своего соседа, и мой нелегкий поповский труд. Потому и сочувствует:
— Двое мы здесь с тобой души лечим. Только у тебя, батюшка, свой приход, а у меня свой.
Однажды в какой-то из дней Рождественского поста ставлю автомобиль на стоянку, как раз через дорогу напротив бани. Нужно сказать, что стоянка относительно бани расположена на возвышенности, потому мне со своего места видно все, что происходит рядом с баней.
Я вышел из машины, достал телефон и собираюсь позвонить. В это время дверь в баню распахивается, и в то же мгновение, хохоча и приплясывая, из нее на улицу разом вываливаются три девицы.
Еще лет тридцать назад их отнесли бы к женщинам бальзаковского возраста, по сегодняшней классификации — все они молодежь до сорока. Пьяные и потому веселые, едва сохраняя равновесие, они забавно выплясывают что-то наподобие джиги.
На головах у всех троих поверх обтягивающих лыжных шапочек красуются ободки с красного цвета рогами из мягкого материала.
Моя соседка Надежда, выпроваживая гостей, довела их до калитки. Увидела меня, обрадовалась и крикнула:
— Вот, батюшка! О чем мы с тобой и говорили. Как видишь, у тебя свой приход, а у меня свой! У нас девушки отдохнули, в баньке попарились, соответственно, и набрались. Слышь, как горланят, сердешные?! Теперь твоя очередь! Самое время принимать моих «чертовок» на покаяние! — И, уже обращаясь к веселящимся подругам, добавляет: — Вперед, красавицы! Из ада прямиком на небеса. — И показывает им рукой в мою сторону.
Те, какими бы ни были пьяными, рассмотрели во мне священника и принялись возмущаться:
— Позвольте, что значит «из ада»?! Почему «из ада»?!
Надежда:
— Как это почему? Вы друг на дружку-то посмотрите, какие у вас на головах роги повырастали! — И смеется: — Чертовки! Как есть чертовки!
Девушки приглядываются, видят рога и перестают смеяться. Мгновенно протрезвев, еще какое-то время соображают, а потом дружно направляются в мою сторону.
— Батюшка, мы не хотим в ад! Не хотим! Прости нас Христа ради! — И, не снимая украшений с рогами, лезут ко мне на стоянку.
И вот уже все трое, размазывая по щекам пьяные слезы, утыкаются мне мягкими рожками кто в грудь, кто в бок.
— Кать, ты расскажи, расскажи о своей беде!
— Ой, батюшка родненький! Мне уже тридцать шесть, а детей все нет. Бросит меня мой Мишка, точно бросит. Я уж и к Матронушке ездила, в очереди отстояла. Ребеночка просила, а его все нет.
Вторая «чертовка» тоже плачет. Глажу ее по рожкам:
— А у тебя что?
— Последнее время с мужем постоянно ругаемся. И с работой вот тоже, как бы с нового года не сократили.
Смотрю на третью. Лицо знакомое. Только при встречах со мной она, не здороваясь, проходит мимо.
— А ты что заходишься?
— Так подруги это мои. Из Москвы ко мне на день рождения приехали. Люблю я их очень! Потому и плачу, что жалею. Батюшка, не хотим мы в ад! На небеса хотим!
— Ладно, не плачьте, замолвлю о вас словечко. Только и вы о Боге не забывайте, в храм приходите молиться. Хоть что-нибудь делайте ради вашего спасения.
— Придем, придем! Обязательно придем!
И вот уже весело галдящая троица с рожками красного цвета на головах, пританцовывая, отправляется себе дальше. Иногда кто-нибудь из них неловко оступается и падает в снег. Остальные помогают подняться и тоже падают. Женщины барахтаются в снегу и продолжают веселиться.
Со времени той встречи прошло недели две. Однажды вечером захожу в «Пятерочку» и вижу ту самую женщину, одну из трех, что живет у нас в поселке. Она выбирает что-то из продуктов и складывает в тележку.
Остановился немного в стороне, смотрю на нее и думаю: интересно, если я к ней сейчас подойду и поздороваюсь, будет ли это с моей стороны корректно? Как-никак всего две недели назад человек лил слезы у меня на груди, к чему-то это да обязывает. Если не поздороваюсь, она может и обидеться.
Пока я так стоял и размышлял, женщина, словно услышав мои мысли, подняла на меня глаза и посмотрела. Взгляд без эмоций, так смотрят на чужих, незнакомых.
Равнодушно пробежав по моему лицу глазами, она продолжила выбирать товар. А я обрадовался, что сам не подошел к ней и не стал набиваться на разговор.
Ладно, пускай не узнала, зато сняла ободок с рогами. В наше время это уже что-то да значит.