Ольга Гулевич
— Люди говорили про тоску, внезапный страх, чувство сиротства и одновременно родства с миром, потому что внезапное отключение произошло везде. Почему такие острые переживания?
— Есть уже наработанные способы коммуникации — и вдруг изменение ситуации по непонятной внешней причине. Привычная среда предсказуема, а тут нарушается базовое ощущение определенности. Мы можем жить относительно спокойно, когда понимаем, какими будут наши следующие шаги. Но внезапно возникает ощущение, что мир рушится. Это очень некомфортно и происходит, даже когда в доме выключают отопление или свет. Как только ты узнаешь, что электричества не будет три дня, в бытовом отношении легче не становится, но ситуация проясняется.
Но это — реакция общая. А теперь — реакция частная, связанная даже не столько с «Фейсбуком» или «Вотсапом» как таковыми, сколько с интернетом в целом, который закрывает ряд человеческих потребностей, связанных с общением. Психологи в разных странах изучали мотивацию людей: зачем им социальные сети (прежде всего, «Фейсбук» — у него самый значительный международный охват). Во-первых, для поддержания уже существующих контактов, во-вторых, для завязывания новых контактов с широким кругом людей. В-третьих, для получения информации, необходимой в работе. В-четвертых, для улучшения своего психологического состояния. В-пятых, для удовлетворения любопытства и наблюдения за чужой жизнью. И, наконец, в-шестых — для получения уважения со стороны окружающих и включения в группу.
Вот сколько потребностей разом закрываются, причем синхронно и быстро.
Когда лишаешься всего этого, да еще и на неопределенный срок, возникают панические настроения.
— Я слышала несколько объяснений происходящего: что акула перекусила оптоволоконный кабель, что это все происки Павла Дурова, что это попытки отрезать Россию от глобальной сети и так далее. Откуда такие странные версии?
— Это попытки наиболее простым способом объяснить сложное и травматичное происходящее, которое угрожает нашей стабильности. Объяснение помогает подготовиться к последствиям. Отсюда все эти теории заговора со стороны внешних неподконтрольных сил — любых, от акул до инопланетян.
Ну и, конечно, это кое-что говорит о нашем конспирологическом отношении к отечественным спецслужбам. Честно скажу, когда я узнала, что это отключение по всему миру, я испытала некоторое облегчение. Думаю, не я одна.
Спрятаться за маской
— А раньше-то как мы жили? У нас не было таких разветвленных коммуникативных потребностей и нам хватало почты-телеграфа-телефона?
— Нам хватало личного общения, безусловно, но темпы были другие. Сколько лет человеку нужно, чтобы обрасти широким кругом профессиональных контактов и их поддерживать? «Фейсбук» и мессенджеры позволяют решить эту проблему стремительно, причем независимо от твоих личных коммуникативных качеств. Например, вы стеснительный, застенчивый человек, а интернет делает для вас общение более бесконтактным и легким. Это огромный бонус. Вы интуитивно ощущаете, что находитесь в безопасной среде: в любой момент вошли, в любой момент вышли, отключились, если что-то не так. А самое главное, создали собственный образ, который кажется вам лучше, чем то, чем вы являетесь на самом деле. И эта маска тоже дает вам возможность по-другому общаться.
Идея о том, что, дескать, раньше же как-то обходились, а теперь вот сплошные цифровые излишества, не кажется мне продуктивной. Ну да, раньше люди как-то жили с небольшим количеством мяса, обходились без лекарств, передвигались пешком или на лошадях и так далее.
— Ну, кстати, какое-то количество людей сказали, как же им было хорошо во время этого отключения.
— Утверждать, что соцсети исключительно способствуют нашему коммуникативному благополучию, тоже нельзя. Они расширяют как позитивный, так и негативный общественный потенциал. Кибербуллинг в каком-то смысле даже более болезненное явление, чем конфликт лицом к лицу. У тебя нет физического контакта с обидчиком, но виртуальные оскорбления кому-то переносить даже труднее. Одно дело, когда против тебя настроено три человека, а другое дело — когда три тысячи человек.
То, что раньше занимало годы, теперь занимает минуты
— «Мы знаем, как вы доверяете нашим сервисам, которые позволяют связываться с теми, кто нуждается в вашей заботе», — это первое, что написал Марк Цукерберг, как только «Фейсбук», «Вотсап», «Инстаграм» и все остальное вернулось в эфир. В самом деле, раньше мы могли подолгу не иметь никаких вестей и не волноваться. А теперь сорок минут тебе не отвечают на сообщение в мессенджере — и паника. Интернет развивает в нас склонность к гиперопеке?
— Вопрос в том, сколько стало людей, нуждающихся в нашей опеке. Мы всегда волновались за близких, просто до появления интернета их круг был очень ограничен теми, до кого мы обычно физически могли дотянуться руками.
Да и сама забота состояла в том, чтобы что-то принести, дать из рук в руки — хоть деньги, хоть стакан воды.
А сейчас людей, о которых мы заботимся, стало гораздо больше. Это могут быть даже не ваши непосредственные родственники, а, например, подопечные фонда, в котором мы работаем и за которых чувствуем ответственность. Более того, они могут жить за сотни и тысячи километров от вас, но им нужна наша помощь. Да и близкие наши могут оказаться на другом континенте — сейчас ведь люди перемещаются куда свободнее, чем раньше. И, если им нужна финансовая, например, помощь, то это решается за секунду — сообщением в мессенджере и денежным онлайн-переводом.
Если отключить социальные сети и интернет, то эту сеть личных контактов мы уже не потянем.
— Допустим, я читаю книгу или смотрю фильм, который меня увлекает. Но рука сама собой непроизвольно тянется к телефону, и с частотой раз в десять минут я обновляю ленту «Фейсбука». Когда все отключилось, я продолжала это делать машинально. Вам такое знакомо?
— Лично мне — нет. Я какое-то время находилась и «ВКонтакте», и в «Фейсбуке», а потом поняла, что могу обойтись. Мне никогда не требовался в жизни широкий круг общения. Интересно общаться с коллегами, но совершенно нет необходимости делиться своим настроением, когда мне хорошо или плохо. У меня другие способы совладать со стрессом.
Для решения организационно-деловых вопросов у меня есть почта и «Телеграм», куда я довольно часто заглядываю. Чтобы встретиться со студентами или с коллегами, проще никуда не ехать, а подойти к компьютеру, поговорить и вернуться к тому, что я делаю. Это удобно, но требует, действительно, постоянной включенности в коммуникацию. Ничего страшного здесь нет.
Люди с высокой степенью социальной зависимости переселяются в интернет полностью, и только то, что там происходит, для них является важным. Примерно то же самое происходит при зависимости от компьютерных игр. Вы не можете работать и учиться, потому что все время погружены в игру или в сетевые контакты. Я иногда вижу это у студентов.
«Я больше не буду, да-да-да»
— Это патологическое состояние?
— Психологи диагнозов не ставят, но есть критерии, на которые они ориентируются, спрашивая людей об особенностях их поведения. Речь даже не о самих поведенческих практиках, но о степени их выраженности. Мы не проводим границы: «Если ты еще на этом берегу, то с тобой все хорошо, а если уже на том, то ты болен». Нет четкого водораздела, градация очень постепенная и зависит от тяжести последствий.
Понятие интернет-зависимости возникло на рубеже между 90-ми и 2000-ми годами. Еще социальных сетей как таковых не было, но признаки зависимости появлялись уже тогда.
Вы приходите на работу, включаете компьютер и, помимо своей воли, погружаетесь в то, что к вашей работе отношения не имеет.
Дальше начинаются безуспешные попытки самоконтроля: «Я этого не буду делать, честное слово, да-да-да» и так далее. Потом ты все равно туда залезаешь, испытываешь чувство вины, опять даешь себе честное слово — и так без конца. Когда же тебя пытаются оторвать от интернета, испытываешь раздражение, тревогу и все время возвращаешься мыслями в виртуальную реальность. Все другие интересы потеряны. Возникают проблемы в реальной жизни, трудности с романтическими партнерами, с близкими, а также на работе и в учебе.
В общем, я обрисовала самый жесткий вариант. Это все-таки довольно специфические состояния, по разным опросам его демонстрирует от 1 до 20 % пользователей.
— Как от этого избавляться?
— Есть симптоматическое «лечение»: например, определять периоды времени — сколько ты находишься в социальных сетях и сколько вне их. Отключать приложения, чтобы сделать общение в гаджетах менее доступным. Вешать таблички со своими интересами на стенах. Может быть, это выглядит странновато для взрослого человека, но если он хочет реально избавиться от зависимости, то тут нужна воля. Если он сам не хочет, а близкие не поддержат, то никто ему не поможет.
Но работать можно не только с симптомами, но и с причиной. Допустим, у человека сформировалась зависимость от интернета потому, что там он успешнее завязывает контакты, а в жизни он неспособен — и все. Тут уже какие-то дефициты, которые надо прорабатывать с помощью психотерапии.
В соцсетях тоже можно общаться молча
— Когда случилось отключение, я была как без рук, а мои дети почти ничего не заметили. У меня ощущение, что люди в возрасте 40+ даже более зависимы от соцсетей, чем молодые. Это правда — или ошибка выборки?
— Наверное, у вас не репрезентативная выборка, но исследования, которые попадались мне, говорят о том, что молодые люди испытывают меньше стресса, когда общаются в нескольких сетях одновременно.
У людей более старшего возраста есть любимый канал доставки информации, и его достаточно. Когда он «падает», человек оказывается дезориентирован.
Я слышала разговор студентов, которые создавали группу по нашему общему курсу в «Телеграме». Я спросила: «Почему? Мы же обычно использовали “Вотсап”». И мне студентка сказала: «А он вчера обрушился, лучше идти на другую платформу». То есть для них быстренько перейти с одного мессенджера на другой — вполне комфортная ситуация, они зарегистрированы повсюду.
— Как цифровая коммуникация влияет на наши коммуникативные методы в целом? В жизни мы общаемся взглядами, жестами, иногда молчим, но общение не прекращается. Но в соцсетях и мессенджерах нельзя общаться жестами и тем более молча.
— Действительно, 20-30 лет назад, когда цифровое общение только начиналось, психологи сетовали, что оно неполноценное, потому что существует за счет предельно коротких письменных сообщений (тогда все переговаривались в основном с помощью СМС). Ты не видишь, кто перед тобой, это создает ощущение дефицита.
Сейчас все намного легче. Во-первых, стало возможно визуальное цифровое общение: в «Зуме», в «Тимсе», в «Скайпе», да где угодно. Мои студенты знают такие платформы, о которых я даже никогда не слышала. Я говорю: «Надо же, и такое есть?»
Кроме того, ты можешь использовать фотографии и видео, хотя, конечно, они не полностью отражают жизнь. Но это тоже общение без слов. Ну и есть всякого рода смайлики, идеограммы и значки, которые позволяют выразить отношение к происходящему и к собеседнику, которого вы подчас даже не знаете лично. В любом случае, цифровая и сетевая коммуникация не заменяет, а дополняет иные виды общения.
Фото: pexels.com