Священник Евгений Сидорин служил в штабе ЧС с первых дней после трагедии. О пожаре он узнал от сына, когда ехал на службу в храм.
— Тогда масштаб происходящего еще никто не осознавал. Слухи о том, что там все очень серьезно, что могут быть жертвы, стали появляться только к вечеру, и по большей части в соцсетях. Я приехал утром, официальная информация о жертвах уже была, но очень отрывочная.
— Что происходило с людьми в штабе?
— В первые дни после трагедии они оказались в новой и абсолютно непонятной для себя бессмысленной пустой реальности, как рыбы, выброшенные на берег, не понимающие, что им делать дальше. Далеко не все были готовы говорить со священниками. Один мужчина подошел ко мне со словами: «Вам отвели место, туда и идите». Но эта агрессия понятна — она была от боли, от злости или досады.
И мы тут действительно были бессильны что-то сделать. Я собирал имена для того, чтобы помолиться, а мне говорили: «Не надо. Их еще не нашли, не надо записывать». Несколько верующих людей молились и нас просили об этом, но таких были единицы.
Некоторые еще надеялись, что, возможно, детей куда-то эвакуировали, увезли, что они еще живы. Была такая безумная надежда.
Но все-таки в большинстве своем они понимали, что случилась трагедия большого масштаба.
Мне писали: «Где же ваш Бог, как Он такое допустил?»
— Как вы поддерживали людей, которые потеряли близких?
— Когда я общался с пострадавшими, с их родственниками, то не ставил цель сообщить им какое-то послание о воле Божьей. Важно было просто находиться рядом, подержать за руку, обнять. Я прекрасно понимал, что люди могут по-разному относиться и к вере, и к Церкви. Мне даже знакомые на Facebook писали: «Где же ваш Бог, как Он такое допустил?»
В штабе было очень много разных служб — психологи, сотрудники МЧС, волонтеры, постоянно кто-то приезжал из администрации. Все ждали, когда начнется разбор «Зимней вишни». Когда туда зашли первые люди, сразу пошли слухи, что там все завалено телами погибших. Даже у меня была уверенность, что жертв гораздо больше, чем нам говорили. Но все оказалось иначе.
— Какой момент оказался для вас наиболее тяжелым?
— Когда в штаб пришли пожарные, люди кричали на них, стояло такое всеобщее напряжение, и пожарные ничего не могли ответить. Потом они пытались выйти из помещения, им вслед кричали: «Не уйдете», — едва ли не началась драка. Одна женщина, потерявшая троих детей, требовала, чтобы пришли представители власти и объяснили, как такое могло произойти.
Через год я встретился с ней вновь и сказал ей, что, возможно, стоило как-то донести до пожарного, который находился тогда под стражей (Сергей Генин. — Прим. ред.), что она его простила. Мне казалось, что ей самой как-то легче будет, и ему. Она ответила: «Я этого не буду делать».
…Сейчас на месте «Зимней вишни» сделали Парк Ангелов, и этот сквер довольно-таки удивительный. Ощущение, что ты не в Кемерове, а попадаешь в другое пространство. Там есть очень красивая часовня. И женщина, которая там служит, оказывается, работала в судмедэкспертизе, и им привозили тела первых погибших. Через несколько месяцев она ушла на пенсию, и ей предложили поработать в этой часовне. Вот такие повороты иногда делает судьба человека.
В наших храмах в алтарях до сих пор лежат листочки с именами всех погибших, священники регулярно их поминают, Вечная им память! А нам — никогда не забывать этот страшный урок людской халатности и равнодушия.
До последнего надеялись, что они будут живы
Руководитель отдела социального служения и благотворительности Кемеровской епархии протоиерей Геннадий Князев оказался в числе первых священников, прибывших в оперативный штаб рядом с ТЦ. Рядом с семьями погибших он провел всю ночь.
— Отец Геннадий, откуда вы узнали, что произошла трагедия?
— Воскресным вечером 25 марта 2018 года мне позвонили из епархии с сообщением, что произошел пожар в «Зимней вишне» и нужно приехать, посмотреть на месте, чем мы можем помочь людям. Конечно, масштабы произошедшего еще никто точно не представлял.
Ночь я провел в школе, которая была переоборудована под штаб, с родственниками погибших. С ними индивидуально беседовал, исповедовал тех, кто этого хотел. На ночь туда привезли матрасы, и часам к трем люди легли спать. Потом я уехал, но к утру снова вернулся.
К тому времени об этой трагедии уже знали все священники, они тоже были на месте. Мы служили молебны о здравии родственников тех, кто был в «Зимней вишне» и о ком еще была надежда, что они живы. Все надеялись до последнего.
Мы пережили эту трагедию, когда ходили слухи о 500 погибших. Утешали родственников, исповедовали, служили молебны. Конечно, постоянно звонили люди, переживали, спрашивали. Приходилось быть на телефоне все время, практически не выходить из штаба.
Мы распределили священников таким образом, чтобы кто-нибудь все время обязательно был рядом с семьями погибших. Потом очень долгое время служили панихиды у импровизированного монумента рядом с «Зимней вишней». Тогда мы уже знали и точное число погибших, и их имена.
Когда стало понятно, чем именно можно помочь убитым горем родственникам погибших, мы организовали паломнические поездки. Так как все люди в основном были не воцерковленными, то не совсем понимали, что это такое и зачем. Но когда съездили в первую поездку в Крым, то многие захотели поехать во второй раз. Мы организовали следующий маршрут на остров Валаам, откуда люди приехали очень воодушевленными, и до сих пор они общаются друг с другом, поздравляют с праздниками.
Мы также оказывали помощь всем, кого так или иначе затронула трагедия. Старались рассмотреть любые просьбы, хотя среди них были и не совсем корректные, например, «у меня бизнес сгорел, дайте 4 миллиона».
— Там, в штабе, именно вы были инициатором общения с пострадавшими и их родственниками или предоставляли это право им?
— Мы были инициаторами, но многие находились в шоковом состоянии, лезть к ним в душу было нетактично. У людей была истерика, они не очень хорошо относились к нашему присутствию. Некоторые батюшки поначалу подходили, предлагали вместе помолиться. Люди очень негативно на это реагировали.
Тогда мы просто служили молебны, без принуждения, и желающие вставали вместе с нами и молились. Те, кто не хотел, удалялись и сидели в одиночестве. Мы их старались не тревожить.
— Подобрать нужные слова в такой момент дано не каждому. Как вам это удавалось?
— Чтобы подобрать нужные слова, нужно помолиться Богу, а Господь уже подскажет, что лучше и уместнее сказать. Мы так и делали. Конечно, некоторые люди вели себя неадекватно, но их можно понять, потому что случилась такая трагедия. Думаю, помолившись, нам удалось найти добрые и нужные слова для всех.
Войти в зону ЧС, чтобы оказать помощь
— Вскоре после трагедии была разработана «Инструкция по порядку действий в условиях ЧС в Кемеровской епархии Русской Православной Церкви». Откуда взялась эта идея? Как ее разрабатывали?
— По сути, мы задокументировали этапы, через которые прошли во время работы в штабе по ликвидации последствий трагедии в «Зимней вишне». Это выезд на место происшествия, общение с людьми.
В частности, там прописан порядок действий в случае чрезвычайных ситуаций: явиться в оперативный штаб МЧС, предложить свою помощь, выяснить, где находятся пострадавшие, погибшие, родственники пострадавших, оценить масштаб необходимой церковной помощи. Потом войти в зону ЧС, чтобы оказать духовную помощь словом и Таинствами. Провести духовные беседы, предложить совместную молитву. Панихида служится с разрешения большего числа родственников, чтобы не лишать их последней надежды на спасение их близких.
Конечно, с людьми, у которых происходит трагедия, мы всегда взаимодействовали, это обычная работа священника. К нам приходят за помощью погорельцы, те, кто потерял родных и близких. Мы проверяем их историю, вникаем в суть дела. Сестры милосердия приезжают домой к людям, проверяют, как человек живет, в чем нуждается, ищут пути решения его проблем.
— Чем работа священника по этой методике отличается от работы психолога, работающего в чрезвычайных и экстремальных ситуациях?
— Главная наша обязанность — совершать Таинства. Психолог не может совершать таинство исповеди, панихиду или молебны. Мы же в первую очередь предлагаем молитвенную помощь.
Люди приходят к психологу, чтобы излить душу. К священнику же приходят с вопросом, как правильно обратиться к Богу?
Священник иногда подменяет психолога, но делает это не всегда, главная его обязанность — молиться.
Когда случается трагедия, люди приходят со словами: «У меня умер родственник. Что делать?» Человек в шоке, он не знает, как поступить. Тут же приезжает похоронное агентство, оно преследует в первую очередь свои коммерческие интересы. Агенты готовы человека тут же похоронить и забыть. Разве родственник умершего к психологу побежит в этой ситуации? Он пойдет к священнику. Мы организуем чтение Псалтири, служим панихиду, и человек душевно успокаивается, получает облегчение.
Служение священника — в первую очередь ритуальное служение. Человек в горе не знает, что ему делать: пить водку или пускаться во все тяжкие. А священник говорит: давай помолимся. Так человек получает умиротворение и помощь. Психолог не оказывает экстренную помощь. В штабе тогда дежурили психологи, но к ним подходили еще реже, чем к священникам.
— Церковь говорит: все, что происходит — по воле Бога. Как объяснить человеку, что смерть — она тоже по Его воле?
— В тот момент, когда у человека случилось горе, не нужно лезть к нему с объяснениями, почему это произошло. Лучше сказать: «Давай помолимся, и ты все поймешь, зачем и для чего это случилось». Священник не должен закрывать собой Бога, он должен быть проводником к Нему. И тогда человек получит ответы на все свои вопросы. Все люди смертны — одни умирают раньше, другие позже. И мы когда-то тоже перешагнем через эту черту. Это Промысл Божий.
На самом деле смерти нет, никто не умер, никто не исчез. Если мы будем молиться за погибших, если мы будем о них помнить, с ними мысленно общаться, они всегда будут с нами. Да, случилась эта трагедия, Господь так определил — придет время, когда мы все это поймем.