Терплю или соглашаюсь?
Многочисленные словари и справочники старательно приближали иноязычную «толерантность» к русской «терпимости», когда в 2009 году появилось открытое письмо епископа Пермского и Соликамского Иринарха:
«Сегодня мы сталкиваемся с новой, нетрадиционной для восточно-христианского мышления версией понимания этого заморского слова… означающего «готовность благосклонно признавать, принимать поведение, убеждения и взгляды других людей, которые отличаются от собственных… даже в том случае, когда эти убеждения-взгляды тобою не разделяются и не одобряются».
Здесь очевидна лукавая подмена… термина «терпимость« на другое понятие — «готовность«, которая, и это совершенно понятно каждому, обозначает полную обреченность людей воспринимать без сопротивления во всех сферах общественной жизни все без исключения явления мира сего, который «во зле лежит« (1 Ин. 5, 19), включая всякую гадость, которые не соответствуют их нравственным и культурным представлениям и традициям». [1]
При этом епископ ссылался на ряд случаев, когда, всячески приветствуя разнообразные программы по пропаганде толерантности, краевые власти одновременно запретили проведение мероприятий православных. То есть, переходить от теории к практике и давать право голоса одной из крупнейших диаспор не торопились.
Так что же, получается, прав был Честертон, назвавший толерантность «добродетелью людей, которые ни во что не верят»?
Терплю или не терплю?
Другая крайность становится хорошо видна, стоит посетить почти любой из православных форумов.
Если на площадке есть раздел об исламе и разрешена регистрация неправославных участников, то почти наверняка найдутся и любители периодически похаживать в «мечеть» и «прорабатывать» тамошних обитателей в режиме «крестового похода».
На иноверцев при этом льются потоки оскорблений, а из-под удара не уходит ничего – ни предполагаемые личные качества собеседника, ни догматы его религии.
Увещевания о том, что воспитанные люди так себя не ведут, в подобных ситуациях, как правило, бесполезны. Горе-воители уверены: «Мы ведь защищаем свои святыни!» Только вот граница между защитой своих святынь, нападением на чужие и банальным хамством оказывается безвозвратно потеряна.
Возможно, виной тому…средневековая христианская полемическая литература. Ведь практически всё, что писали христианские полемисты после апостола Павла обращено отнюдь не к обличаемым представителям разных групп и течений, а к… своим, которым рекомендовано было держаться от этих страшных врагов подальше.
Так рождались в наших вполне серьёзных книжках многочисленные курьёзы. И сейчас, много веков спустя, католики, например, с трудом узнают себя в «Слове на латыню» Феодосия Печерского, а православные с удивлением обнаруживают, что изображённые протопопом Аввакумом «никониане» весьма немногим отличаются от изображённых Симеоном Полоцким «расколоучителей».
Но гораздо важнее этих литературных особенностей оказывается другое: похоже, за много веков у нас так и не сложился стиль полемики, в котором авторы были бы всерьёз настроены что-то не осуждать, а именно обсуждать. Спокойно, сохраняя достоинство и оставаясь верными собственным взглядам, говорить о своих и чужих позициях и святынях, искать не религиозные компромиссы (к этому никто не призывает), но точки соприкосновения и общественные решения, которые устраивали бы всех.
Неудобные люди
В древности вопросы культурных конфликтов решались, по большей части, без особых сложностей. Носители разных религий и культур просто расходились по разные стороны какой-нибудь пустыни и старались пореже общаться между собой. Мир был велик, а пустынь и лесов в нём было много.
Более того, в традиционном обществе очень большую роль играл бытовой ритуал – уклад, и его основы человеку объясняли с детства. Так что с младых ногтей он знал не только, как пахать или пасти гусей, но как следует вести себя при старших, что носить зимой и летом, готовить постом и в мясоед, или как по одежде отличить купца от боярина.
Социальные роли были распределены с рождения и не менялись, а всякие «странные чужаки» жили, как правило, далеко: горожане – в городе, иностранцы — в дальних странах, а легендарные люди с пёсьими головами – около не менее легендарной Индии.
С тех пор мир изменился, и иностранца, с недоумением разглядывающего кириллицу в подписях на карте можно с лёгкостью встретить в соседнем дворе.
Но ещё весомее то, что изменился уклад. Точнее, в многочисленных перипетиях быстро меняющегося мира он теперь просто не успевает формироваться. К тому же люди отчасти перестали, наконец, скрывать свои проблемы и стараться непременно жить «не хуже других».
И вдруг выяснилось, что вообще-то они – люди – очень разные. И именно этим интересны и важны друг для друга.
Более того, в мире есть масса очень неприятных личностей, которых не любят. Бездомные, психиатрические больные и их родственники, инвалиды, сироты, матери-одиночки, беженцы и гастарбайтеры. Которые вечно шумят, ведут себя «не так», чего-то постоянно требуют и иногда плохо пахнут.
С каким облегчением мы обычно перекладываем заботу о них на чьи-нибудь плечи, лишь бы не видеть того, что нас расстраивает. Перекладываем, а потом ещё не забываем подумать, что у людей, которые вечно возятся с «чудиками» непременно должны быть для этого личные мотивы. Потому что иначе нам очень беспокойно.
А ещё есть представители разных религий, партий, обладатели разного образования, воспитания и уровня достатка. И особенно баба Маня со второго этажа, которая достала всех соседей своими кошками. И ещё – та неумная тётка на работе, которая по десять раз в день просит всех вокруг «объяснить ей эту программу понятно».
И, наконец, представляете? – в мире совершенно закончились комфортные пустыни. И поэтому – хотим мы этого или не хотим – нам судьба научится как-то терпеть друг друга и что ещё сложнее – договариваться. Помня о том, что любые наши методы рано или поздно могут быть применены к нам же самим.
Так что давайте с завтрашнего дня и начнём. А сегодня, для храбрости, полюбуемся ещё на одну красивую цитату: «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать». Честное слово, я терпеть не могу Вольтера, но, как выяснилось, это сказал не Вольтер.