“Не перестаю беседовать о покаянии о покаянии, вселяющем в нас светлую надежду на победу”

¹
От редакции. Православный христианин обладает драгоценной возможностью вновь и вновь приступать к таинству покаяния, благодатная сущность которого позволяет воочию увидеть то, что мешает жить на земле и искать спасения в вечности. Так стоит ли вновь обращаться к этой теме? — Очевидно, да, и в силу целого ряда причин; более того, представляется полезным рассмотреть ее именно в связи с современной апологетикой, предполагающей умение защищать истины веры в мире, где наряду с православными живут и инославные, и иноверцы, и люди вообще неверующие. Известно, что для ряда протестантских деноминаций отрицание исповеди включено в самые основы вероучения. Для людей внецерковных зачастую становится непреодолимой преградой даже мысль о том, что можно считать себя неправым, не говоря уже о том, чтобы эту неправоту признать, а отказ от какой-то “милой” привычки из-за того, что она греховна, представляется попросту невозможным. Но и для людей церковных, особенно новоначальных, исповедание грехов — это тяжкий труд, к которому мы всегда приступаем со страхом и часто ощущаем, что покаяние наше неполно и вяло. Поэтому среди множества богословских работ, посвященных таинству покаяния, будь то обширные исследования или лаконичные “памятки”, лишних нет. Надеемся, что нелишней станет для наших читателей и предлагаемая им здесь статья.

Ветхий Завет в лице своего самого великого праведника Иоанна Крестителя, “светильника горящего” (Ин 5:35), выше которого не было среди рожденных женами (Мф 11:11), обращается к нам с последней заповедью: “Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное” (Мф 3:2). Слово это взывает к пустыне нашего сердца, ожесточенного греховными устремлениями, умягчает его слезами покаяния, делает подобным воску, готовит к встрече со Спасителем, чтобы Господь мог войти в наше сердце и сотворить в нем обитель. “Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное”, — это и первая заповедь Нового Завета, первый призыв, который мы слышим от Господа после Его сорокадневных борений в пустыне (Мф 4:17).

Покаяние (греч. metnoia ‘изменение ума’) — это основа, фундамент духовной жизни. Личность человека кающегося в принципе, “в основе” своей, меняется, идет переосмысление ценностей, изменение сердца, человек вступает на путь преображения. Ему предстоит действительно как бы родиться заново, переродиться, чтобы ум обновился, отказавшись от привычных образов, по словам апостола Павла: “Не сообразуйтесь веку сему, но преобразуйтесь обновлением ума вашего” (Рим 12:2).

Я крестил вас водою в покаяние, а Он будет крестить вас Духом Святым, — так объясняет Иоанн Креститель отличие своего крещения, полагающего лишь начало покаяния, но не избавляющего еще от греховной смерти, от Таинства Крещения и Таинства Покаяния (см. Мф 3:11). В этих словах великого пророка заложено духовное осмысление покаяния. Желание очиститься от греха, которое зависит от воли человеческой, соединяясь с волей Божией, когда Господь в Таинстве Крещения и Миропомазания “рождает нас свыше” (Ин 3:7), не только избавляет от первородного греха и от грехов, содеянных нами от рождения, но и дает благодатные силы, дары Духа Святаго, для постоянного стремления к чистоте и святости, чтобы мы смогли принести плоды, достойные покаяния (Лк 3:8).

В начале Священного Писания (Быт 4:3–7) Господь указывает нам на обязанность “господствовать” над грехами, следя за состоянием своей совести, ибо страстные пожелания мучают нас, причиняют страдания и ведут к духовной смерти. После совершения преступления первыми людьми грех всегда будет “ле­­жать” на путях наших (у дверей грех лежит), привлекая нас к себе. Наша же задача не дать ему поработить нас, постараться сразу же отряхнуть со своих ног греховный прах (Мф 10:14), который превращает нас в тлен, отречься от него, обличая грех на исповеди и прося помощи у Господа, чтобы не участвовать во зле.

Сожаление о своем поступке не приносит еще изменения сознания, которое повлекло бы за собой отвращение от прежнего образа жизни, от свинского желания “валяться в грязи” (2 Пет 2:22). Об этом говорит преподобный Ефрем Сирин: “Когда видишь кающегося и снова согрешающего, то разумей, что он не переменился в уме своем” ² и русские поговорки: “мно­го каятин, да мало воротин”, “все перекаялись, а всё грешат”.

Особенно яркий пример, иллюстрирующий сказанное, можно найти в сопоставлении судеб двух учеников, которых избрал Господь: святого апостола Петра и Иуды Искариота. Оба были призваны в числе первых и исполнили послушание Господу: оставили все и последовали за Ним (Мк 1:17; Мф 9:9; 16:24). Оставили всё? Да, внешне жизнь резко изменилась, прежние заботы, которыми только и жил человек и в которых находил единственный смысл существования: забота о пропитании, о семье, то есть о собственном благополучии, — все это уходит на задний план, не заполняет сердце, которое принадлежит теперь Богу, не отягощает ум ненужными хлопотами; человек живет, постигая на опыте заповедь Учителя: “Ищите прежде Царства Божия и правды Его и все необходимое приложится вам” (ср. Мф 6:31–34).

Но греховные змеи, которые свивают гнездо в нашем сердце, притихнув только на время, постепенно дают о себе знать, да так незаметно начинают порабощать нас, что мы не чувствуем опасности, потому что, по словам святителя Иоанна Златоуста, не столько заботится диавол, чтобы грешили, сколько о том, чтобы не видели греха. И как же внимательны должны были быть особенно те, кто ходил пред воплотившимся Богом, кто постоянно находился близ Него. Здесь подстерегает опасный соблазн считать себя уже достойными высших небесных наград только за то, что теперь стали не такие, как все. Какая тонкая уловка лукавого: “Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди”, — слышим мы в молитве фарисея (Лк 18:11).

“Вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам?” — спрашивает апостол Петр (Мф 19:27). Иными словами, можно ли надеяться, что теперь мы будем всегда пребывать в Царстве Божием и обладать всеми его настоящими и будущими благами? Но Господь раскрывает тайну входа в Царство Небесное, уча, что этот путь — узкий, и войти в него может только тот, кто “умалился”, то есть стал меньше всех, стал самым последним, самым незначительным в глазах своих, в своем сердце, пред своей совестью. А такое познание приобретается лишь познанием самого себя, своих немощей, своей детской беспомощности что-либо сделать без Господа. Тот только и может узнать себя наилучшим образом, кто думает о себе, что он ничто. Да разве легко обрести такой образ мысли? На какие только ухищрения не пускается враг, чтобы сохранить свое “гнездо”!

Но Господь дает каждому возможность увидеть свое духовное состояние. И самый преданный, самый ревностный Апостол с сердцем, пламенеющим любовью ко Господу, бросающийся навстречу к Нему, забывая об опасности, святой апостол Петр, который страстно уверял, что если и все соблазнятся, он никогда не покинет Господа и готов идти вместе с Ним и в темницу и на смерть (Мф 26:33; Лк 22:33), понадеялся на собственные силы и отрекся от своего Божественного Учителя. Тем более легко было встать на предательский путь Иуде, сердце которого было одержимо грехом сребролюбия и исполнено лукавством и завистью. И вот, после совершения преступления, оба начинают страдать от угрызения совести: апостол Петр горько плачет, а Иуда бросает сребренники, полученные за предательство, со словами: “Согрешил я, предав кровь невинную” (Мф 26:75; Лк 22:62; Мф 27:4).

Кается апостол Петр, кается и Иуда, обоих охватило раскаяние. Но святому апостолу Петру Господь вручает ключи от Царства Божия и поручает ему пасти Свое словесное стадо (Ин 21:17), а Иуда, ощущая страшное одиночество, кончает жизнь самоубийством (Мф 27:5). Каются оба, однако апостол Петр осознает состояние души своей, молит Христа о помощи, возвращается к остальным Апостолам, покаявшись пред ними, чтобы, уже не отступая от воли Господа, пребывать в Церкви до смерти, доказывая свою преданность Богу всей своей жизнью, завершившейся страданием на кресте, в то время, как другой, не находя в сердце своем любви, а значит, и Бога, впал в отчаяние и повесился на дереве. Итак, одного древо ведет в погибель, а другому открывает вход в жизнь вечную. Древо же это берет начало в душе нашей, произрастая из доброго или злого семени. Поэтому и Священное Писание, и Отцы Церкви указывают нам на хранение сердца как источника злых помыслов и греховных поступков (Мк 7:20–21), постоянно говоря о значении покаяния, без которого закрыты двери в Царствие Небесное, и на необходимость непрестанно следить за своим сердцем, чтобы оно очищалось покаянными слезами ³. Будучи таинством Церкви, покаяние подает ее чадам спасительную благодать Божию, избавляющую от греховного плена, потому “что покаяние есть врачество, истребляющее грех, оно есть дар небесный, чудесная сила, благодатию побеждающая силу законов” ⁴.

В основе учения Святых Отцов о покаянии лежит следующее:
через Таинство покаяния Господь избавляет нас от власти грехов и дает благодать для постоянной борьбы с ними;
началом покаяния является раскаяние в греховных поступках, понимание невозможности исправления собственными силами;
раскаяние должно завершиться изменением сознания, которое сопровождается ненавистью ко греху, желанием очиститься от него и решимостью исправить свою жизнь, принося плоды, достойные покаяния;
покаяние — это не одноразовое действие; только непрестанное покаянное чувство является залогом нашего спасения, постоянно возвращая нас с блудного пути в лоно Отца нашего Небесного.

Все древние учители Церкви, начиная с апостольских времен, говорят о покаянии как о благодатном средстве, исцеляющем грехи. Автор “Пастыря Ермы” спрашивает у Ангела: “Гос­по­дин, я слышал <…> что нет иного покаяния, кроме того, когда сходим в воду и получаем отпущение прежних наших грехов (в таинстве Крещения)?”. На что Ангел отвечает: “Получившему прощение грехов (при Крещении) не должно более грешить, но жить в чистоте”. Но “Господь знал слабость людей и великую злобу диавола, по которой он будет вредить рабам Божиим. Поэтому милосердый Господь сжалился над Своим созданием и положил покаяние <…> После этого великого призвания (Кре­щения), если кто <…> согрешил, имеет одно покаяние. Если же часто будет грешить и творить покаяние, — не послужит это в пользу человеку, так делающему…” ⁵.

Только понимая значение таинства покаяния, “в котором верующий исповедует (открывает устно) свои грехи Богу в присутствии священника и получает через священника прощение грехов” ⁶, можно омыть греховное сердце, чтобы жить в чистоте.

Но как часто мы спрашиваем себя: разве недостаточно осознать свой грех и просить у Господа прощение наедине, без посредников, в глубине своего сердца? Разве Бог не знает наших грехов и не видит нашего раскаяния? Неужели так необходимо открывать свои грехи перед священниками? Объяснение подобным недоумениям мы находим в Священном Писании и в Священном Предании.

Необходимость исповеди была открыта Самим Богом еще в Ветхом Завете через пророка Моисея: “Скажи сынам Израилевым: если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека, и чрез это сделает преступление против Господа, и виновна будет душа та, то пусть исповедуются во грехе своем, который они сделали, и возвратят сполна то, в чем виновны” (Чис 5:5–7). После Своего пришествия Господь дал Апостолам власть прощать или оставлять нам наши грехи: “Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том оставятся” (Ин 20:23).

В Новом Завете об исповеди говорится: “Многие же из уверовавших приходили, исповедуя и открывая дела свои” (Деян 19:18). “Если исповедуем грехи наши, то Он (Иисус Христос) <…> простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды” (1 Ин 1:9). “Признавайтесь друг пред другом в поступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться” (Иак 5:16). О неразрывном единстве исповеди и покаяния нам постоянно напоминают и Отцы Церкви. Так, у Илария Пиктавийского читаем: “Господь дал Апостолам такой суд, что кого они свяжут <…> и кого разрешат, то есть простят грехи на исповеди, во спасение, те вследствие решения апостольского и на небе будут связаны или разрешены” ⁷, что подтверждает и священномученик Игнатий Богоносец: “всем кающимся Бог прощает, если они возвращаются к единению Божию и к собору епископа” ⁸.

Поэтому в Таинствах святой Церкви Господь посылает нам благодать через того, кто получил на это право, и “как человек, крещаемый от человека, то есть священника, просвещается благодатию Духа Святаго, так и исповедующий в покаянии грехи свои приемлет оставление их чрез священника благодатию Иисуса Христа” ⁹. «Иначе как исполнится повеление Божие, данное и под законом и под благодатью: “пойдите, покажитесь священникам” (Лк 17:14; ср. Лев 14:2)? Как исполнится: “приз­навайтесь друг пред другом в проступках” (Иак 5:16)?» ¹⁰. Священномученик Киприан Карфагенский предлагает даже не допускать к церковному общению тех, кто не хочет исповедовать свои грехи, чтобы они не послужили соблазном для других. “Не приносящих покаяние, — говорит он, — и не свидетельствующих сокрушения о грехах своих всем сердцем и явным исповеданием, должно удалять от общения” ¹¹.

Да и само понятие покаяния неотделимо от исповеди, одно без другого просто не может существовать, поскольку греческое слово metЈnoia означает и изменение ума и переоценку ценностей, и исповедание грехов. Поэтому можно сказать, что покаяние выявляется исповедью, а “через исповедь рождается покаяние” ¹².

Опыт показывает, что зачастую человек может осознать свой грех только тогда, когда он предстанет перед ним, облеченный в форму произнесенного вслух слова; до тех пор, пока грех проговаривается лишь мысленно, он как бы ускользает от нашего ума, не распознается им должным образом, поэтому и мала возможность увидеть истинное положение содеянного. К сожалению, бывает проще обнаружить чужие грехи, чем заметить свои. Вспомним хотя бы, как мы, встречая у Святых Отцов размышления о грехах, спешили “узнать” эти грехи в близких нам людях, и вместо того, чтобы увидев свои, учиться побеждать их, мысленно перебирали поступки других, находя, что они как нельзя лучше соответствуют описанным. Поэтому на исповеди у нас иногда могут как бы “открыться глаза” на наши беззакония, по примеру покаяния святого царя Давида после иносказательного рассказа пророка Нафана, который сделал его грех зримым.

К тому же человеку присуще желание поделиться своими переживаниями с другими; это одно из свойств нашей души. Причем человек стремится не только поведать о своих радостях и горестях, но и открыть преступления против совести, которые отягощают его. Так, многим известны случаи, когда содеянное удалось скрыть, но несмотря на это преступник, терзаемый угрызениями совести, через некоторое время приходит с повинной и просит его наказать.

Рассуждая о необходимости исповедовать свои грехи перед священником, святитель Феофан Затворник предлагает такое объяснение:

“Господь знает грех твой, и ты мысленно не можешь не осознать его пред Господом; но Господь хочет знать: обличил ли бы ты себя во грехе пред лицем Его, если б Он Сам стал пред тобою, или бы стал запираться, как прародители. Почему и положил являть тебе лице Свое в отце духовном, исповедающем тебя, повелев ему изрекать от Своего лица и разрешительное слово, которое потому, будучи произносимо на земле слабою тварию, запечатлевается на Небе силою Божию” ¹³.

Исповедь перед духовником, по словам Святителя, нужна еще и потому, что в его лице пред нами предстоит все человечество, которое мы оскорбили и ранили своими грехами, даже если и совершали их втайне, и пред которым мы будем давать отчет на Страшном Суде, когда прилюдно “обличатся некогда все недобрые дела наши и таким стыдом покроют нас, что мы охотнее бы согласились быть заваленными под горами, нежели подвергнуться ему. Вот и учредил Господь устыдение пред одним, чтоб чрез то избавить от престыжения пред целым человечеством” ¹⁴.

И подобно тому, как покаяние “должно быть вседушным”, раз мы, по словам святого праведного Иоанна Кронштадтского, “грешим всеми силами своей души” ¹⁵, то и наша плоть, опутанная грехами, должна участвовать в исповеди, благодаря которой и возможно преображение человека. К тому же не только душа перейдет в вечность, но и плоть, по словам апостола Павла, изменится, преобразится (1 Кор 15:51) и совершит пасху (переход) из мира земного в мир духовный, сокрушив оковы смерти благодатью Господа нашего Иисуса Христа.

Зная о серьезной поврежденности души после грехопадения, Святые Отцы стремятся научить нас правильно исповедоваться, чтобы мы получили несомненное исцеление с помощью пастырей Церкви, так как им дана от Бога благодать врачевать наши души. И первым условием является искреннее признание в своих грехах, которые состоят также и из помыслов. Не одни постыдные дела отягощают нашу совесть: недостойные помыслы, которые пленили наше сердце, также влекут нас к духовной смерти и наносят вред не только нашей душе, но и душе ближнего, даже если они и остались сокрытыми и не воплотились в делах. Ибо, по словам Спасителя, “всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем” (Мф 5:28). Поэтому Златоустый святитель и говорит: “пусть никто не имеет внутри себя порочных помыслов” ¹⁶, в противном случае, по словам другого отца Церкви, “кающиеся <…> будут иметь только вид кающихся, без силы, какую дает покаяние” ¹⁷. То есть без благодати, — дарованной миру кровью Иисуса Христа ¹⁸, — изливающейся во время Таинства Исповеди, которую можно получить только при полном, искреннем покаянии, человек не может измениться и избавиться от греха, и его раскаяние будет бесплодным, если не вредоносным, поэтому “многие из кающихся снова возвращались ко греху, потому что не знали скрывающегося в них змея, а если знали, то несовершенно извергли его из себя, но позволили оставаться внутри следам его образа. И он вскоре, как бы зачавшись в утробе, снова восстанавливает полный образ своей злобы” ¹⁹, делая нас не храмом Божиим, а вертепом разбойников (1 Кор 3:16; Мф 21:13).

Святыми Отцами много сказано о различении и исповедании помыслов. Эта тема очень обширна, поэтому мы здесь не будем подробно останавливаться на ней. Хотелось бы только выделить опасную привычку обманывать себя, вступая в сделку с совестью, в то время, как для православного сознания совершенно неприемлемо разногласие между словами и помыслами, которые касались бы вероучения. “Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем, прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами” (Мк 8:38). Это хорошо понимали первые мученики, которые, страдая за Христа, уже полуживые, были соблазняемы своими мучителями к отречению. Им предлагалось даже не вслух произнести отречение, если от потери сил они были уже не способны на это, а лишь закрыть в знак согласия глаза, и пытки сразу бы прекратились. И если кто-то и соблазнялся, то потом, терзаемый угрызениями совести, вновь говорил о своем исповедании, потому что мысленное “не” перед положительным ответом, рекомендуемое католической этикой, ²⁰ не могло найти отклика в душе первых христиан.

Особенно высоко ранние отцы Церкви оценивали нравственный подвиг тех, которые, даже не участвуя в жертвоприношениях, а только склоняясь к тому лишь мысленно, в душе, уступая перед страхом мучений и смерти, все равно потом слезно раскаивались, исповедуя свои помыслы. Так, священномученник Киприан писал: «Насколько выше по вере <…> те, кои не сделали преступления ни чрез жертвоприношения идолам, ни чрез записи, однако, по тому одному, что думали об этом, — с болезнью и искренностью исповедуют это пред священниками Божиими, очищают совесть признанием <…> и ищут спасательного врачевства для своих малых и легких ран, памятуя сказанное в Писании: “Бог поругаем не бывает” (Гал 6:7), ибо “нельзя обмануть Его никаким хитрым лукавством”» ²¹. Да и «какой грех осмелится кто-нибудь назвать маловажным, когда Апостол утвердительно сказал, что преступлением закона Бога бесчинствуешь? (Рим 2:23), когда в законе Божием важна каждая черточка, каждая иота (Мф 5:18), и тот, “кто пренебрегает словом, тот причиняет вред себе” (Притч 13:13)» ²². И чтобы этого не произошло, исповедь должна включать в себя даже самые на первый взгляд как бы незначительные грехи и помыслы, чтобы нам исцелиться от духовных болезней. Если же мы будем скрывать свои грехи, то состояние нашей души от этого только усугубится, и мы, вместо исцеления, получим осуждение, ибо утаивание на исповеди своих грехов из ложного стыда не остается безнаказанным, и хотя священники, не разоблачив обмана, допускают к причастию ²³, но обличает Сам Господь и “предает их сатане” ²⁴.

При этом надо всегда помнить, что на священника падает большая ответственность, если он, видя, что человек и после исповеди не собирается изменять свою греховную жизнь, все же допускает его до святого таинства Причащения, опасаясь проявить излишнюю строгость, не обращая внимание на предупреждение святителя Иоанна Златоуста, что “не малое наказание ожидает вас (священников), если вы, признавши кого-либо нечестивым, позволите причащаться этой трапезы. Кровь его взыщется от рук ваших”, потому что “приступающие недостойно предаются вечному мучению” ²⁵. И бросаясь на поиск “добрых батюшек”, которые не воспрещают беззакония, сраженные привычной дерзостью, люди тем самым губят не только себя, но и тех, кто будет давать за них ответ на Страшном Суде, тех, чьи молитвы вдохновляют их и не дают забыть о том, что каждый миг земного бытия бесценен, потому что время на покаяние дается только в этой жизни, и “пока мы живем в этом мире, мы должны каяться от всего сердца в том зле, которое сделали во плоти, чтобы получить от Господа спасение, доколе имеем время покаяния. Ибо по отшествии нашем из мира мы уже не можем там исповедаться или покаяться” ²⁶, потому что там, где плач и скрежет зубов (Мф 8:12), “уже нет времени покаянию” ²⁷.

Из глубины веков мы слышим непрестанные призывы Святых Отцов к покаянию: “Умоляю вас, возлюбнейшие братия! Пусть каждый исповедует грех свой, пока удостоверение и разрешение, при посредстве священников, угодно Господу” ²⁸, иначе мы попадем в руки того, кто тщательно следит за нами и, услаждаясь нашими грехопадениями, соблазняет нас на грех, чтобы после грехопадения самому же и обвинить нас. Чтобы этого не произошло, мы должны предварить врага исповедью, пока еще “имеет силу покаяние” ²⁹. Ибо “настанет час, когда прекратится зрелище этого мира и не будет уже времени для подвигов”. Только “настоящее время — время покаяния, будущее — время суда, теперь время подвигов, тогда — время венцов, теперь — пора труда, тогда — время отрады, теперь — время изнурения, тогда — время воздаяния” ³⁰. Надо спешить, предупреждая “по­каянием и исправлением исход души”, и “пока не пришла смерть, пока не заключены двери, не отнята возможность войти, пока не напал на вселенную ужас, пока не померк свет, не померкло сознание” ³¹, готовить себя к встрече с Господом, молитвенно прося Его великой милости дать нам перед кончиной возможность исповедаться и причаститься святых Христовых Таин, чтобы достойно перейти в жизнь вечную.

Но мы не всегда можем судить о судьбе человека в вечности по его последним дням. И потому, узнав о смерти того, кто перед своей кончиной только что причастился, не стоит торопиться с радостным выводом: “Видно, это был святой человек, раз Господь послал ему праведную смерть”. Из Послания к Коринфянам следует, что такое заключение не всегда верно, так как святой апостол Павел усматривает возможную причину наших болезней и даже смерти в недостаточно серьезном отношении к Таинству покаяния, и соответственно, к Таинству святого Причащения. По словам Апостола, “кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает” (1 Кор 11:29–30), ибо “если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы” (1 Кор 11:31), поэтому “да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет от чаши сей” (1 Кор 11:29). Но поскольку истинное осуждение самого себя и получение разрешения (исцеления) от грехов возможно только на исповеди, из слов Апостола можно сделать важный вывод, что Таинство покаяния должно непременно предшествовать Таинству Причащения. Ведь для того, чтобы после грехопадения Адаму и Еве было дозволено Богом вновь приобщаться от древа жизни, которое являлось прообразом Таинства Причащения, им давалась бесценная возможность исповедовать пред Господом свой грех. Однако наши прародители не воспользовались этой великой милостью, отвергнув любовь Божию, потому и не были допущены больше к животворящему древу, ибо не желающие исповедоваться отсекаются от него (Быт 3:8–14; 22–24).

Углубляя учение святого Апостола, отцы Церкви дают ясное представление о взаимоотношении этих двух таинств. “Если вы пожелаете приобщиться святого приношения (то есть Святых Таин), — говорит, например, святитель Иоанн Златоуст, — то за несколько дней должны очищать себя покаянием, молитвою, милостынею и занятием духовными предметами <…> Если что-нибудь худое в душе твоей, извергни, изгони это вон из нее”, потому что причащаться Святых Таин можно лишь тогда, “когда чиста совесть” ³², ведь “если мы не приступаем к чувственной трапезе, страдая горячкою и приливом дурных соков, дабы не подвергнуться смерти, то тем более нам не должно касаться этой трапезы с порочными пожеланиями, которые хуже горячки. Под именем порочных пожеланий я разумею как телесные, так и любостяжание, гнев, злопамятность и вообще все порочные наклонности. Приступающему должно очиститься от всего такого и тогда касаться этой чистой жертвы, но не с небрежением и леностью как бы принуждать себя к этому в праздник, а с другой стороны, когда есть сокрушение и готовность, не откладывая потому, что нет праздника” ³³, зная, что “не малое предлежит наказание тем, которые недостойно приобщаются” ³⁴, ибо “когда мы недостойно приобщаемся Таин, мы погибаем наравне с христоубийцами” ³⁵.

Но разве мы хотя бы когда-либо бываем свободными от грехов, чтобы дерзать приступать к святыне! Достойно причащаться можно, лишь понимая свое недостоинство ³⁶. Только тот достоин приступать ко Святому Причащению, кто опустив очи долу, вопиет ко Господу из глубины израненного грехами сердца: “Боже, милостив буди мне, грешному!”. Поэтому-то нам так необходимо перед Причастием исповедаться, чтобы еще раз осознать свою духовную немощь, очиститься от грехов, и после благословения священника, которое избавляет нас от дерзкого самоволия, под покровом благодати, полученной на исповеди, смиренно припасть к ногам Спасителя, уповая на Его неизреченную милость. И если мы не будем беспечно относиться к своему греху, а возненавидим его, призывая на помощь Господа, то в конце концов сможем избавиться от его плена, будучи уверенными, что “если обнажим грех исповедью, то сделаем его сухим троскотом ³⁷, достойным того, чтобы пояден был очистительным огнем” ³⁸.

Вполне понятно, что если от покаяния зависит наша участь в вечности, оно будет даваться нам с большим трудом, что подтверждается опытом каждого, кто стремится очистить свою совесть.

И как печально, что сегодня в нашей церковной жизни намечается тенденция внедрить в сознание верующих неправославное отношение к Таинству покаяния, попытка принизить его значение, отделить Таинство покаяния от Таинства святого Причащения таким образом, чтобы приступать к Святой чаше без исповеди, — несмотря на то, что соборное сознание Православной Церкви на протяжении многих веков выработало по этому вопросу вполне определенное мнение, которое можно сформулировать так:

“Прежде причащения надлежит через Таинство Покаяния и Исповеди очистить себя от всякой скверны грехов, как смертных, так и не смертных, и исполнить, что на исповеди наложит духовный отец, соединяя с сим твердую решимость от всего сердца, всею душою, всею силою и всем помышлением служить единому Господу Иисусу Христу и делать одно, Ему благоугодное”, чтобы Господь “безмерною бездной благости Своей” мог “потопить и поглотить бездну неблагодарности” нашей и бездну нашего “бесстрашия и маловерия” ³⁹.

Православная Церковь учит, что, покаянное чувство должно быть для нас постоянной духовной пищей (как говорил святой псалмопевец Давид, “слезы мои были для меня хлебом день и ночь” (Пс 41:4), ибо мы каждую минуту жизни своей должны быть готовы к переходу в вечность, помня, что “все мы предстанем на суд Христов” (Рим 14:10). Тем более не должно ослабевать чувство благоговения перед Таинством Причастия, к которому необходима тщательная подготовка: сугубый молитвенный подвиг, сопровождаемый постом и частым посещением храма, “чтобы не оскорблять святыню” ⁴⁰.

“Будем же приступать с трепетом, благодарить, припадать, исповедуя грехи свои, воссылать к Богу усердные молитвы и таким образом очищая себя, тихо и с надлежащим благочинием будем подходить как приближаясь к Царю небесному” ⁴¹. Разве из этих слов Святителя не вытекает необходимость предварить таинство Причащения исповедью? Неужели нам недостаточно поучений, увещеваний, наставлений, просьб тех, кто не уставал говорить о покаянии, посвятив всю свою жизнь борьбе с грехами, тех, чья любовь не прекращает изливаться на нас, грешных, в течение тысячелетий?

Ибо что может быть печальнее сердца, из которого “изгнано покаяние” ⁴²?

И только сознательным или бессознательным нежеланием вести духовную брань объясняется упорное стремление разъединить оба Таинства, что неминуемо влечет за собой постепенное вытеснение покаяния как основы православного сознания, которое подвергается нападкам со стороны разрушителей православной духовной жизни. И пресловутое “возвращение” якобы к истокам христианства на самом деле означает не более чем вознесение на щит образа смерти. Отрицание самого принципа духовного развития, стремление воссоздать невоссоздаваемое (это та самая несбыточная надежда начать жить заново, вернувшись в материнскую утробу) есть не что иное, как человекоубийство. Указав человечеству на существование духовных основ (догм) и обозначив их (“Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего”, Ин 15:15), Господь говорит о Святом Духе, Утешителе, Которого даст Отец, чтобы Дух истины научил всему и напомнил все слова Господа (Ин 14:16,25). Дух Святой поистине является для страждущего человечества Утешителем, поскольку пребудет с ним вовек. Все сказал и всему научит — на этих словах Спасителя, указывающих на постепенное раскрытие тайн вечности в земных пределах бытия, то есть на развитие понимания дарованных Господом откровений, зиждется закон, который питает всю духовную жизнь. Но поскольку мир, раскрывший греху свое сердце и питающийся им, не может принять животворящего Духа истины (Ин 14:17), Который требует от нас постоянного нравственного подвига, то становится понятным греховное влечение к уничтожению всякого напоминания о развитии, которое протекает только в русле Священного Писания и Священного Предания, сопровождаясь непременным потом и кровью, и пугает своей сияющей недосягаемостью ⁴³.

Но потому-то иго Христа благое и бремя легкое, что Господь, по великой Своей милости, всегда готов прийти к нам на помощь, как некогда к святому апостолу Петру, захлестываемому разбушевавшимися волнами (Мф 14:31): невозможное человеку всегда возможно Богу (Мф 19:26).

И какое же утешение для нашего израненного, истерзанного, оскверненного грехами сердца знать о существовании верного средства для исцеления, быть уверенным, что если и лишимся чистоты, сможем вновь очиститься и “убелиться паче снега” во “втором Крещении”, дарованном нам Господом.

Вот какими словами, полными любви, утешают нас Святые Отцы, вселяя надежду:
“Дверь Божия всегда отверста ударяющим в нее, милосердие радуется обращающемуся, благость простирает к нему руки свои” ⁴⁴.

“Блаженны все мы, человеки; у нас Владыка кроток, незлопамятен, щедр, милосерд, долготерпелив, всякий раз прощает наши нечестия, если сами того желаем” ⁴⁵.

“Согрешил ты? Войди в церковь и загладь свой грех. Сколько бы ты ни падал на площади, всякий раз встанешь: так, сколько раз ни согрешишь, покайся во грехе, не отчаивайся, согрешишь в другой раз, в другой раз покайся, чтобы по нерадению совсем не потерять тебе надежды на обещанные блага. Ты в глубокой старости — и согрешил? войди (в церковь), покайся: здесь врачебница, а не судилище; здесь не истязуют, но дают прощение во грехах” ⁴⁶.

“Ни один грешник да не впадет в отчаяние: впал в отчаяние Иуда и изринут был из числа Апостолов. Если кающийся и по обращении своем впадет в грех, то пусть прибегнет к покаянию — оно разрешит узы греховные. Если и тысячи раз согрешишь, то снова очистишься от скверн и от содеянных тобою беззаконий. Как часто ни будешь падать, всегда останется тебе возможность восстать, если захочешь этого” ⁴⁷.

Итак, сколько бы мы ни грешили, сколько бы ни падали, всегда имеем возможность получить очищение и избавиться от греховной тяжести, изнуряющей нас, ибо, по словам Святых Отцов, нет греха не прощенного, кроме нераскаянного. Однако надо быть очень внимательными к состоянию своей души, следить за тем, чтобы исповедь действительно была Таинством, возрождающим нас в жизнь вечную, а не привычным перечислением грехов, которое только усугубляет наше положение, приводя в состояние прелести, потому что “покаяние только на словах, без намерения исправления и без чувства сокрушения, называется лицемерием” ⁴⁸. Надо следить за тем, чтобы исповедь не превращалась в формальность, а была бы потребностью сокрушенного сердца, о чем должно свидетельствовать наше горячее желание не повторять больше содеянных грехов. Особенно опасно продолжать грешить сознательно, надеясь на покаяние и успокаивая себя словами: “ладно, согрешу, а потом покаюсь”, — так как, по словам оптинского старца Никона (Беля­ева), тот, кто грешит в надежде на покаяние и милосердие Божие, повинен в хуле на Духа Святаго ⁴⁹.

Об этом и предупреждает нас святитель Феофан Затворник, когда, развивая святоотеческое учение об исповеди, обращает внимание на существенную его сторону. После обнажения своих грехов и получения исцеления на исповеди мы должны внимательно следить за собой, чтобы после покаяния не возвращаться к прежним грехам. Святитель предлагает отражать нападение врага, искушающего нас после исповеди, такими словами: “Встал я теперь, благодарение Богу! Но если снова паду, не могу сказать, встану ли я. В руках же падения навсегда оставаться не хочу, не хочу быть рабом греха и жертвою геенского пламени” ⁵⁰.

Таким образом он напоминает нам о важности трезвения, о том, что хотя Господь и милосерд, но “есть мера долготерпению Божию” ⁵¹ и никому не известно, когда оно истощится, то есть когда уже не будет возможности привести нас к покаянию ⁵². Вспоминая несчастие, произошедшее с Самсоном, когда он был наказан за свою беспечность, не ожидая, что Господь отступит от него, предав в руки врагов, — Святитель обращается к нам с напоминанием о суде Божием, на котором мы можем услышать слова: “Се, оставляется вам дом ваш пуст” (Мф 23:38).

Отчего же с нашей душой может случится такое? Причина вся в том, что “своими частыми падениями она так расстраивает себя, что ее и поправить нельзя. Ибо на чем основывается возможность восстания нашего? На добре, в нас остающемся, несмотря на то, что работаем греху. На сие добро нисходит благодать, оживляет его и дает ему перевес над злом. И встает человек. Но каждое новое падение все более и более снедает наше добро, после каждого падения все менее и менее остается его в нас и, следовательно, менее и менее остается места, куда низойти может благодать, чтоб восставить нас” ⁵³.

А что такое “добро” как не чувство собственной греховности, которое умаляется в нас после каждого падения, если мы бываем невнимательны к своей духовной жизни? Это может привести к тому, что совесть вовсе перестанет обличать нас, потому что “частое падение в грех образует привычку грешить, которая вяжет бедную душу и тирански держит ее в рабстве у себя” ⁵⁴. Что такое “добро”, как не достойные покаяния плоды, которые проявляются в смирении, кротости, терпении скорбей, милостыни, любви? Только обилие этих добродетелей и указывает на истинное изменение ума, которое служит преградой для грехопадения. Ведь исповедание грехов, борьба с помыслами, постоянное призывание Бога в молитве — все это только листья, и в стремлении украситься ими, не заботясь о появлении плодов, можно уподобиться бесплодной смоковнице, которую проклял Господь (Мф 21:19).

Но если, по словам Святителя, “умягчить сердце добродетелями и расплавить его сокрушением”, “то оно само извергнет из себя все нечистое, а исповедь попалит все то огнем стыда и Божия разрешения”. После чего, кроме помилования и всепрощения, нас ждет и “полное изменение сердца на лучшее, от которого — исправление жизни”.

И тогда “сокрушение и исповедь чрез разрешение производят сочетание Божеской и человеческой стихии в покаянии, из коих выходит новая тварь, как вначале из купели крещения” ⁵⁵.