«Что не так — к себе не подпущу»
— …Не умеешь ты, Нази, мужа в руках держать! А раз не умеешь, хоть учись у меня, пока у меня есть настроение советовать! — говорила возбужденно Тамрико, наливая из джезвы кофе. И следила, чтоб пенка распределилась равно по чашкам.
— Эх, что мне делать, — вздыхала Нази, грустно наблюдая за пузырьками. — Не выходит у меня так.
— Не позволяй на себя орать! Обслуживаешь его от и до, готовишь именно его любимый «острый» соус в неделю три раза, а сама не ешь. Трясешься, чтоб не пересолить мчади, и при этом боишься пополнеть хоть на один килограмм.
Нази только вздыхала и молча пила кофе. Крыть было нечем. Тамрико была права на все сто. Да, Нази всячески старалась ублажать своего претенциозного Гурама из-за его взрывного холерического характера. И так работа у него нервная — таксовать в Тбилиси, где большинство ездят как хотят и где хотят. Не у всех так получается мужем руководить, как у Тамрико. Командует своим Леваном, как генерал капралом, только не гаркает:
— Кругом, марш!
Леван у нее мягкий, покладистый. И работа у него более спокойная — многофункциональный мастер по вызову. Тут проводку сделать, там стенку побелить. Непостоянная работа, но неторопливая. Зато в аварию не попадет и человека не переедет, значит, в тюрьму не сядет. А с краской как-нибудь разрулит. В крайнем случае перекрасит за свой счет, если клиент недоволен. И проводка — дело наживное, можно и новую сделать.
— На голове он у тебя сидит и только кнутом не погоняет! — продолжала свою обличительную речь Тамрико. — Вот у меня все железно.
Леван знает, чуть что не так, к себе не подпущу. Будет на диване спать. А там пост начнется. Тем более никаких отношений не дождется. Да плюс среды и пятницы. Считай, что там ему останется. А еще если меня попробует разозлить… Себе дороже выйдет. Это реально работает.
— Как-то это жестоко, — Нази не отрывалась от своей чашки. Она во всем оправдывала свое имя — «нежная», ей крайне трудно было решиться на строгие меры.
Две семьи
Почти одновременно подруги вышли замуж, мужья оказались ровесниками, детей родили тоже почти в одно и то же время. С той лишь разницей, что у Тамрико два сына, у Нази — две дочки. Доход в обеих семьях был примерно на одном уровне. Нет, у Нази чуть получше было с финансами, но иногда у них случались серьезные проблемы. Гурам периодически разбивал машину, и приходилось лезть в долги.
Нази и Тамрико были воцерковленными, имели разных духовников, которых выбрали в соответствии с характерами. Совпало, что священники у них были тезками. У Тамрико был строгий отец Георгий из монашествующих, у Нази — тоже отец Георгий, но мягкий и любвеобильный, из белого духовенства. Хотя совпадение никого не удивляло. В Грузии каждый третий Георгий или производный вариант от этого имени.
Мужья их тоже не были атеистами, но по причине занятости заходили в церковь пару–тройку раз в год поставить свечку. Гурам любил за столом поднять тост за Божье милосердие, а Леван свято верил, что Господь его, грешного, любит, несмотря на то, что он иногда списывает с клиентов полмешка цемента или ведро краски. С другой стороны, он, Леван, скольким друзьям этим левым материалом ремонтов переделал — не сосчитать. Работал просто так, по безотказности своей, «за уважение». Тамрико ловила его на такой непрошеной благотворительности, злилась ужасно и принимала свои «меры воздействия».
Так они и жили в относительной гармонии с мирозданием без особых потрясений. Подруги возились с детьми и домом, иногда по мере сил подрабатывая, чтобы иметь свои деньги. Обе хорошие хозяйки. Только у Тамрико хачапури бесподобные получаются, а у Нази лучше мясное выходит. Опять-таки, мужья тон задают. Леван сластена, а Гурам без мясного день прожить не может.
Духовник сказал: на развод подавай
Нази слушала поток ценных указаний, как именно строить мужа, и решилась прервать его.
— А мне мой духовник говорит быть поаккуратней с ограничениями во время поста. Не отказывать Гураму. Он и так нервный.
— Вот что за отношение к вере! «Нервный»! Я тоже нервная, но со мной такое не пройдет. Пост, значит пост. Иначе что это выйдет, если все время себе послабления делать? — возмутилась Тамрико. — В семье муж голова, а жена — шея. Куда повернет, то глаза и увидят. У нас в семье все от меня зависит. Леван знает и даже не заикается. У меня все под контролем! Это ты Гурама распустила до предела. Потому и орет на тебя, и денег от него не допросишься.
Нази перевела разговор на другую тему, зная, что с Тамрико дискуссии разводить — дело заранее проигрышное. Для нее весь мир изначально поделен на черное и белое. Тут заповеди, а там грехи. Все, как в аптеке. И никаких полутонов и размытых цветовых оттенков. И вообще есть ее, Тамрико, мнение правильное и другое, изначально неправильное. Хочешь общайся, а хочешь мимо проходи.
А как человек Тамрико — надежней не найдешь. Скала, опора и маленькое, но твердое плечо, на котором Нази часто плакала, изливая душу, из-за обид на Гурама. Тамрико утешала подругу и рвалась разобраться с ним, но Нази тут же давала ход назад.
— Умоляю, не вмешивайся. Я уж как-нибудь сама. Что делать, раз такого выбрала.
И тут же начинала выискивать положительные черты у взрывного супруга.
— Гурам из сил выбивается, не знает, как клиентов на стоянке перехватить у других. Жалко его. Мужчины менее стрессоустойчивы, чем мы, женщины.
У Тамрико на это был один ответ.
— Распустила ты его. Теперь оправдываешь. Не хочешь ты мой опыт перенимать.
Разговоры такие вспыхивали и затухали сами собой. Надо было девочкам пар спустить, и они спускали, чтоб были силы дальше лямку тянуть.
Так тихо, незаметно прошло пять лет.
И вдруг гром среди ясного неба.
Позвонила Тамрико Нази и, трясясь от ярости, выдала.
— Представляешь, Левана на факте поймала. Тихий, тихий, любовницу завел.
Духовник благословил на развод подать. Так и сказал: измену прощать нельзя.
Нази почему-то не удивилась, посочувствовала подруге, хотела что-то свое сказать, не совсем совпадающее с ее, Тамрико, вердиктом. Но промолчала.
Не каждую правду говорить желательно. Кто его знает, как человек это воспримет. Правдой иногда и убить можно.