Любить только Бога и больше никого
Как часто приходится слышать от кого-то на исповеди, в перечне грехов:
– Согрешил неимением любви к Богу…
– Так-таки и нету любви?
– Нету, батюшка… Вот и очередной пост прошел, я вроде и постился, и все как положено, но вот уж завтра – праздник Петра и Павла, конец поста, а любви всё нет…
– «Нет любви к Богу» – это в чем у вас проявляется?
– Ну, чувств там, умиления какого-то нету, этого, как его… горения сердца… Ну, вот как в любви положено, вот чтоб прям только одного Бога хотеть, а больше никого и ничего.
Что тут скажешь…
Чувства, как мы понимаем их в расхожем земном смысле, конечно, дело хорошее и нужное. Но в любви к Богу – вещь далеко не единственная. И даже, наверное, вовсе не самая главная…
Бывает даже наоборот: изо всех сил культивируя «чувства», при молитве выжимая из себя «умиление», верующий способен впасть в некое странное состояние (святые отцы исследовали его и называли «прелестью»), всю неправду которого можно распознать, как и всякую вещь на свете, по плодам: усиленно понуждая себя «не знать никого, кроме Бога» и «разогревая» вышеозначенные чувства, делая упор именно на них как на критерий подлинности Богообщения, человек становится нетерпимым, высокомерным, а то и просто жестоким по отношению к своим ближним.
Попробуй, ближний, попроси у него помощи или просто спроси у него, который час, в то время, как он вычитывает свое молитвенное правило – хорошо, если цел останешься!..
Быть нетерпимым к ближним, тем самым, за которых распялся Христос, в ком Он заповедовал находить Свой образ, то есть говорить, что любишь Бога, и не любить ближнего – так не бывает, это извращение.
Ну, с этим феноменом, с которым все христиане так или иначе сталкивались в жизни Церкви, все более-менее понятно. Но очень важный здесь нюанс вот какой: говоря, что «не знает и не видит никого, кроме Бога», какого именно Бога знает и видит человек?
Молится человек именно Богу – или тому «богу», которого создал по своему образу или подобию, кто-то себе – сурового и наказывающего (потому что сам не умеет прощать и миловать), кто-то – всем потакающего и удобного в обращении, не Отца, а приятеля (потому что сам расслаблен и малодушен), кто-то – долженствующего в первую очередь исполнять желания (потому что сам проситель зациклен только на земных благах), всяк – своего…
Не видя «никого, кроме Бога», кроме ВОТ ТАКОГО «бога», я, попросту говоря, не вижу и не слышу по-настоящему никого, кроме самого себя. Потому и стены моей темницы никак не рухнут, и ночной кошмар одиночества так никогда и не сменяется – пробуждением…
В пространстве свободы
Помню, читал я во дни юности рассказ Василия Шукшина «Письмо», первые строки которого поразили меня, тогда еще совершенно далекого от Церкви, какой-то трагической правдой, увиденной писателем в человеках: «Старухе Кандауровой приснился сон: молится будто бы она Богу, усердно молится, а – пустому углу: иконы-то в углу нет. И вот молится она, а сама думает: “Да где же у меня Бог-то?”»
Любовь, включая в себя «чувства», несводима к ним одним, как и вообще несводима к чему-то одному, отдельно взятому, даже самому по себе хорошему: верности, долгу, жертвенности, общности интересов.
Любовь – это со-бытие, полнота бытия вместе. Со-бытие – не мыслится только, не чувствуется только; оно ПРОИСХОДИТ. Со-бытие с Богом означает то, о чем сказано было многими святыми, что однажды выразил Паскаль: Бог не есть Бог философов (или Бог чувственников, или Бог патриотов, или Бог аскетов и так далее) – Он Бог Авраама, Исаака и Иакова, потому что у Него с ними – реальные и подлинные ОТНОШЕНИЯ в СО-БЫТИИ.
Эти отношения можно строить только в пространстве свободы, потому что Бог Сам – свободен. Он – подлинная живая Личность, которую я не могу ограничить, обусловить, охватить и «усокровиществовать», но с которой могу быть вместе в любви – познавая и познавая Его, и позволяя Ему познать меня, в том смысле, в каком слово «познать» употребляет Библия.
Как же часто я усиленно совершал совсем противоположное – старался избежать этого познания и этих отношений, уклоняясь от них, а значит, и от Него Самого, ставя какие-то иные цели, самые что ни на есть «духовные», принимаясь за разные иные заделья, самые что ни на есть православные… И снова и снова с тоской и горечью понимая: если Его нет – что мне во всем этом проку, зачем это все? Если Христа нет в раю, зачем мне туда стремиться?..
Если нет любви – все будет мимо Бога
Обо всем этом давно и потрясающе просто и точно сказал апостол Павел, в знаменитом «гимне любви», в 13-й главе Первого послания к коринфянам. Сам я перечитывал это место множество раз, то так, то этак восхищался его литературными достоинствами, образным строем и тому подобным, пока вдруг до меня не дошло, как строго, бескомпромиссно и в то же время нежно эти слова обличают меня самого, читающего их, нелепое, мусорное, жалкое состояние того, что я в глубине души скромно величал «моей жизнью во Христе»:
«Пусть даже я говорю на языках человеческих и ангельских, но если нет во мне любви – я лишь грохочущая медь, звенящие кимвалы. Пусть владею пророческим даром, пусть ведомы мне все тайны и всякое знание, и вера моя такова, что могу и горами двигать, но если нет во мне любви – я ничтожен. Пусть раздарю все свое имущество и даже тело отдам в жертву, чтобы была мне похвала, но если нет во мне любви – не пойдет мне это на пользу.
Любовь терпелива, любовь благожелательна. Она не завидует, не хвалится и не гордится, не бесчинствует, не самоутверждается, не возмущается, не помнит зла, не радуется неправде, но разделяет радость об истине. Все она переносит, всему верит, на все надеется и все терпит.
Любовь никогда не иссякнет, даже если пророчества упразднятся, и языки умолкнут, и знания больше не будет. Мы теперь знаем лишь отчасти и пророчествуем отчасти, а когда придет совершенство, не останется ничего частичного.
Когда я был младенцем, то говорил по-младенчески, мыслил по-младенчески и по-младенчески рассуждал. Но когда стал взрослым, оставил младенческие привычки. Так и мы видим сейчас как в мутном зеркале, но однажды всё увидим лицом к лицу. Теперь я знаю Его лишь отчасти, но однажды познаю так, как и Он познал меня.
И пребывают с нами вера, надежда и любовь, трое их, но больше прочих – любовь».
Перевод А.Десницкого
Если нет любви – то все самое лучшее на свете будет МИМО Бога.
Апостол Павел по себе знал, о чем говорил в письме к коринфянам. Уж ему-то разнообразных дарований, помянутых выше, было не занимать: и верующий, и подвижник, и ученый богослов и апологет, и народы обращал, и болящих исцелял, и мертвых воскрешал, а если почитать апокрифы, то еще и не то вытворял, словом, такими горами двигал!.. Конечно, за все это мы почитаем апостола Павла, воздаем ему должное как одному из «первоверховных», поем величание на Всенощной под праздник Петра и Павла и не затворяем Царских Врат при чтении ему новозаветных паремий. Всё так.
Но я, например, больше всего люблю Павла потому, что он одним из первых открыл миру: даже если ты не жил во дни земной жизни Христа, не ходил вместе с Ним по дорогам Иудеи, не трогал Его руками, не сидел с Ним за одним столом, не был в тот самый день у креста на Голгофе, не встречал Его, только что воскресшего, пришедшего «дверем затворенным», ты все равно всегда сможешь встретить Его, полюбить и узнать, во всей реальной и неповторимой полноте быть с Ним, подобно Его первым ученикам.
На одном из первых на Павле сбылись слова Христа, сказанные Фоме: «Блаженны не видевшие, но уверовавшие». Такими блаженными после Павла стали тысячи христиан, разных племен и эпох. Блажен могу быть и я – вот такой, как есть, вот прямо сейчас. Если, конечно, захочу этого.
А как – захотеть?
Если любить Бога значит познать Его как Он есть, то – как это сделать, с чего начать, чем продолжать?
Апостол Павел имеет эту живую жизнь со Христом. И, думаю, если эти вопросы задать ему, если искренно, от всей немощи и от всего сердца, просить его помощи в этом – он никогда не откажет.