C каким настроем прожить оставшееся время Великого поста – размышляет Дмитрий Шноль.
Мне вспоминается документальный фильм о школе юнг, которая во время войны находилась на Соловках. Лет через 20 после Победы выпускники этой школы собрались на Большом Соловецком острове. По-северному длинный летний день их встречи засняли на пленку. Сначала первые объятия, узнавания и радостные возгласы. Потом все идут в бывший монастырь, где располагалась школа, и вспоминают: здесь было то-то, а здесь меня встретил тот-то. Потом они в лесу, где стояли когда-то палатки, от которых остались ямки в каменистой соловецкой земле…
Не проходит и четверти часа, и зритель физически чувствует ком в горле. Герои одну за другой курят папиросы, на худых лицах ходят под кожей желваки, вот кто-то отвернулся и отошел, очевидно, сдерживает слезы. Это все крепкие, хотя и низкорослые от голодного детства мужчины, это поколение победителей, это те, кому повезло, потому что они вернулись. И они не знают, что им делать со своим горем.
Когда я еду в московском метро и вглядываюсь в лица людей, я начинаю чувствовать терпкий привкус несчастья, разлитый в воздухе. Наши родители, бабушки и дедушки – это сироты и вдовы, сироты и вдовы, сироты и вдовы. Их страшное, не выплаканное горе так и живет с нами, передаваемое из поколения в поколение привычными интонациями, мимикой родных лиц, походкой.
photosight.ru. Фото: Жанна Кучера
Мы наследники тех, в жизни кого ужас и беда стали повседневностью. Мы несем этот груз, сами того не сознавая, и наши собственные семьи под ним трещат, а иногда и рушатся. Разумеется, мы и сами добавляем в нашу жизнь несчастий и ошибок, и ответственность за них ложится на нас, но речь сейчас о другом.
На Крестопоклонной неделе я слушал в подмосковном храме проповедь. Все в ней, казалось, соответствовало переживаемому времени: речь шла о несении креста, о трудности постного подвига, о терпении до конца. Но я остро чувствовал, что для нас теперешних все это как будто мимо цели.
Чтобы нести крест, нужно сначала научиться ходить, нужно избавиться от судороги ног и выработать собственную свободную походку. Чтобы действительно покаяться – переменить ум, взять на себя ответственность за бывший ужас, настроить волю на исправление, – нужно сначала смочь на этот ужас взглянуть. Нужно оттаять, почувствовать свою беду и несчастье и разрешить себе плакать о них. Нужно встретиться с самим собой в своей боли и страхе.
А без этого, когда наши боль и страх лежат в нас в темном непроницаемом углу, а мы по-христиански «терпим», «несем крест» и совершаем «постный подвиг», мы только усиливаем нашу судорогу.
Наверное, жизнерадостным и благодушным грекам, уже встречающим средиземноморскую весну, полезно напоминать о постных подвигах и терпении до конца. Но нам, искалеченным, пока стоит говорить о другом: о посте как радостном освобождении, об облегчении слезами, о том, что «ничего не бойтесь» и «приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные…»
Читайте также: