Иеромонах Феодорит (Сеньчуков): “Не взяли в кардиореанимацию”
На первом или втором курсе меня не взяли работать в Центральную поликлинику 4 ГУ при МЗ РСФСР санитаром на скорую помощь, тонко намекнув, что я — еврей (самое смешное, что нет — лишь внук еврея, да еще и слинявшего от моей бабушки, когда мама была младенцем).
Еще меня не взяли в кардиореанимацию 6 больницы на Сверчке (теперь НПЦ Интервенционной кардиоангиологии) в 1992 г, когда я разругался с одним вредным профессором в Тушинке (называть его не буду — он уже умер, так что Бог ему судья).
Причем не взяла одна умная тетя, заместитель главврача по кардиологии, бывшая заведующая этой реанимацией. Поговорила со мной, посмеялась и спросила — что я буду делать с пациентом с ХНК с двусторонним гидротораксом? Естественно, я начал рассказывать, из какого положения лучше дренировать. Тетя еще раз рассмеялась и сообщила, что в кардиологии лечат совсем не так, а уколами и таблетками. Сказала, что если я буду умирать с голоду — тогда возьмет.
С голоду я умирать не стал, а устроился в 1-ю инфекционную больницу, где проработал еще три года. Чему, кстати, очень рад, потому что профессионально это дало мне очень многое.
А то так бы и остался реанимационной морской свинкой — кардиореаниматологом: и на отбивную не годится, и плавать не умеет.
Священник Константин Камышанов: “Не взяли в священники с первого раза”
В 1983 году я окончил МИИТ. По распределению мне выпадал либо Таллин, либо Москва. Вмешался блат, и в Таллин не взяли. Слава Богу. Там бы я никогда не стал архитектором. Никогда бы не построил ни одного храма и был бы человеком второго сорта. Ура!
Когда я был в Чечне, то привез туда проект храма. В то время там еще стреляли. И, сидя там, в штабе Восточного фронта, доводил его до ума. Мы заложили там камень и поставили крест. Вместе с командованием принимали парад. А потом отец М., который меня туда привез, пошел пировать, и в пиршественный зал понесли коньяк и закуску, а про архитектора забыли. И я сидел, как неродной, у здания и думал, как все несправедливо устроено.
Потом, на аэродроме в Моздоке меня приняли и обогрели незнакомые офицеры-разведчики. И я им рассказал историю, как я за свой счет поехал в Чечню с проектом, и как не позвали на пир. Они изумились до крайности, и один из них снял с груди медаль «За службу на Кавказе» одел на грудь и сказал : «Это от народа». А что? Хорошо что не пошел пить коньяк. Медаль от народа лучше.
В 1990 году рязанский владыка предложил мне стать священником и уехать в деревню, а потом раздумал и не взял в клир. Слава Богу. До 2009 года я набрался ума, образования и теперь мне никто не скажет, что «нарукополагали» фонарных столбов, а отец Константин — один из них.
Два раза меня не принимали в Союз рязанских архитекторов. Зато оказал честь Союз московских архитекторов. Этому я не очень рад, потому что у нас настоящие таланты должны умереть непризнанными и без наград.
Монах Диодор (Ларионов): «Не взяли в армию»
Про #меняневзяли у меня две весёлых истории.
1. Как меня не взяли в армию. Дело в том, что в 1990 году я обратился в православие. Тогда мы были максималистами, и православие означало, что ты обязательно должен стать монахом. В 92 году у нас в городе (в Казани) появился первый монах, которого я увидел, с мантией и развевающимися воскрилиями наметки клобука. Он говорил о том, что надо уходить в лес (впоследствии так и вышло, я теперь в лесу), что зарубежники — свет, а МП — тьма, что «ЖМП» отстой, а «Православная Русь» — источник истины, и, главное, что монах, чтобы жить в лесу, прежде всего, должен стать мужиком, а мужиком можно стать только когда тебе в армии будут бить морду каждый день в течение года. Мне было 15 лет, и я думал: «Вот оно, истинное православие!»
Надо сказать, что в начале 90-х в армии творился полный беспредел. Поэтому когда моя мама услышала, что я собрался в армию, она чуть не упала в обморок. Но я решил обмануть и во время прохождения медкомиссии, когда у меня обнаружили сколиоз во II степени (что формально препятствовало службе в армии), я попросился у врачей зачислить меня по собственному желанию. Они спросили, где я хочу служить, я сказал, что в морфлоте. Мне объяснили, что с таким диагнозом будет сложно, но они постараются. Когда моя мама узнала, что меня забирают в армию, она обхитрила меня. Она каким-то невероятным образом подружилась с гравврачом Татвоенкомата Лялей Касимовной, старушкой 70-ти лет, от которой всё зависело.
Ляля Касимовна была тем человеком, который ловил всех, кто пытался «закосить», и принуждала к службе в армии. В этом была её работа, которую она выполняла в течение 50-ти лет и даже больше. Став близкими подругами, мама с Лялей Касимовной беседовали по душам и даже ездили по грибы… Мы с отцом не могли поверить своим глазам и ушам, но Ляля Касимовна приходила к нам в гости и говорила, что в армию меня не пустит. Когда была заключительная комиссия в Татвоенкомате, когда сидели десять или пятнадцать врачей во главе с Лялей Касимовной и принимали окончательное решение, я робко выразил желание служить в армии…
Но тут на меня начали буквально кричать и говорить, что туда меня не допустят, и мне пришлось смириться. Не взяли! После этого эпизода дружба между мамой и Лялей Касимовной как-то незаметно угасла. «Армию» потом мне пришлось проходить у этого самого монаха в его монастыре в лесу.
2. После окончания школы, не попав в армию, я поступал в Московскую Семинарию в 1993 году. Очень туда хотел, потому что к тому времени уже ощущал необходимость богословского образования. Но меня не взяли — я не служил в армии! Зато потом, когда я пробыл келейником у владыки в Йошкар-Оле почти пять лет, мы с послушниками образовавшегося тогда в наших лесах Скита поехали к о. Кириллу в Переделкино. Я сказал отцу Кириллу, что хочу быть монахом и хочу учиться — что из двух избрать. Он сказал: «Церкви нужны учёные монахи! Ты будешь учёным монахом!» Когда я приехал поступать второй раз, в 1998 году, меня «взяли» без вопросов.
Священник Владислав Мишин: «Не взяли в кружок рисования»
Я любил рисовать, как себя помню. Больше всего — «марсианские пейзажи». Папа покупал в магазине уцененных товаров сразу несколько коробок гуаши, и я размазывал ее по толстому ватману, смешивая на листе разные цвета и любуясь получившемуся затейливому рисунку.
Поэтому, как только появилась возможность, меня в младших классах школы отдали в кружок по рисованию в Доме профсоюзов в Калуге. Мне было 7 или 8 лет. Но занятия мои в этом месте начались не совсем удачно. После первого я вышел грустный и подавленный и заявил что больше сюда не приду. Только дома мама смогла меня разговорить и узнала, что молодая преподавательница, глядя на мои успехи, сказала что мне лучше не рисовать, а взять в руки метелку и пойти работать дворником. Ну, в общем, не из того места руки у ребенка выросли…
На следующее занятие мы пришли пораньше и первым делом мама зашла в кабинет к директору Дома профсоюзов и очень эмоционально объяснила ему что педагог не может так разговаривать с ребенком, подающим надежды. Директор вняла маминым увещеваниям, переговорила с педагогом, и я был реабилитирован. Так моя мама в меня верила и за меня боролась.
К слову сказать, метелка в моей жизни появилась, только позднее. Мама начала подрабатывать на своем заводе дворником на главной проходной, куда шла после завершения рабочего дня. Брала в помощь иногда меня, иногда старшего брата. Однажды, когда мама методично метелкой очищала территорию от тополиной листвы, мимо нее проходил начальник отдела — ее начальник по основной работе. Постоял невдалеке, посмотрел, подходит и так вкрадчиво мамочке моей говорит: «Знаете, Галина Николаевна, за такую работу не завод должен вам платить, а вы заводу. Физический труд на свежем воздухе — это ведь так полезно для здоровья».
После окончания в Екатеринбурге Архитектурно-художественной академии у меня возникли проблемы с жильем. Моя мама попробовала подключить все свои старые связи, и решили обратиться к ректору Уральского политехнического института, и попробовать через него выбить мне место в общежитии вуза.
Мой дедушка был у него в свое время научным руководителем, и в начале 90-х ректор несколько раз захаживал к нам в гости. Такой был худенький, в сером пиджаке, какой-то невыдающийся.
И вот мама, договорившись с секретаршей, привела меня к ректору на прием. Это был уже конец 90-х. Передо мной возник располневший холеный дяденька в темно-синем пиджаке с блестящими пуговицами. Пуговицы меня особенно впечатлили. Мама сбивчиво рассказала о моих проблемах, что я такой юный и подающий надежды, и переночевать мне негде.
Ректор был в веселом настроении, послушал, посмеялся над нами и под конец разговора вспомнил свою студенческую юность: как он в общежитии выгораживал себе в коридоре закуток, где работал над диссертацией.
В общем, мораль его рассказа была ясна: иди, паренек, и поступай так же, как я, ищи закуток и в нем обосновывайся. Мама была расстроена и обескуражена. Я тоже особо не веселился. И тут подвернулась поездка в Москву за сбором материалов для научной работы. Я особо не думал, взял у своего научного руководителя пару московских контактов и поехал в столицу. Приехал в Москву и задержался на двадцать лет. Но это уже другая история.
Игумен Силуан (Николаев): “Не взяли в мужья”
Меня не взяли? Странный флэшмоб! Подождите, пороюсь в памяти… Порылся, не нашёл ничего. Меня везде брали.
Пожалуй, замуж только не смогли. Бедняги. Ну, ладно.
Да, кстати, если кого-то где-то не взяли, значит, в другом месте кого-то приняли. Вы это припоминайте иногда. Те, кого не взяли. Очеловечивает.
Священник Виталий Шинкарь: “Не взяли в пионеры”
Детское увлечение коллекционированием монет обошлось мне дорого. У одноклассника были замечательные монеты, и я предложил ему их купить. Он сказал, что поговорит с бабушкой. Сделку мы заключили, бабушка попросила 25 рублей — деньги по моему детству гигантские.
Я стащил деньги у деда, и сделка состоялась. Монеты, как оказалось, мой приятель тоже стащил, но когда наше обоюдное воровство всплыло — он сказал, что я заставил его украсть монеты.
Меня не взяли в пионеры!
Протоиерей Андрей Ефанов: “Не взяли после школы в семинарию”
Мне в отношении того, чтобы я чего-то очень сильно хотел, но меня этого лишили, весьма повезло. С детства привык довольствоваться тем, что Господь посылает. Но, конечно, были и нереализованные, к счастью, желания. После 9-го класса очень хотел поступить в лесохозяйственный техникум. Отговорила учительница истории, считая, что мне лучше закончить 11-й класс. За что я ей сердечно благодарен. Сейчас бы вместо подсвечников шишки считал. Дело, конечно, хорошее, но священство, как мне кажется, и интереснее и нужнее.
После школы очень хотел поступить в семинарию. Однако священник, обещавший написать рекомендацию, как-то об этом обещании забыл, а напоминать мне казалось неприличным. И очень даже хорошо. Не видать мне ивановских просторов, чудных храмов поразительной архитектуры, не знал бы я архиереев и священников, которые смогли своим примером бескорыстного и искреннего служения Церкви Христовой стать для меня маяками во тьме безбрежного суетного моря, погубившего множество молодых священников.
В общем, я бесконечно рад тому, что посылал и посылает для меня Тот, Кому я вверил себя без остатка.
Протоиерей Вячеслав Перевезенцев: “Не взяли в девятый класс”
Вот ведь удивительно, стал думать – а куда меня не взяли, не могу ничего вспомнить. Вот, может быть, эта история. Меня не взяли после 8-го класса в 9-й. Сказали, мы хотим сделать приличные старшие классы, а ты учишься плохо, общественной работой не занимаешься, не комсомолец, один спорт на уме, иди в ПТУ или техникум. Ну я и пошел, так как мне и правда было все равно, где учиться, подал документы в какой-то авиационный техникум на Смоленской и уехал на сборы.
Было это летом 1980 года, в Москве идет Олимпиада, я мечтаю посмотреть хоть какие-то соревнования. Чудом покупаю билеты в метро, помню, что мне не хватило 40 копеек и я так расстроился, что люди из очереди собрали мне эти не маленькие по тем временам деньги, и заветный билет был у меня в кармане. Придя домой, я обнаружил, что мой поход в Лужники должен состояться 1 августа, ровно тогда, когда у меня экзамен в техникум. Долго я не думал… и пошел на стадион.
Потом пришлось признаться маме, ей ничего не осталось делать, как идти в школу, в которой я проучился 8 лет, и просить меня взять. И меня взяли. Так что #КудаМеняНеВзяли так и не вышло.