Одно из самых тягостных мероприятий в моей журналистской жизни — это театральная премия «Турандот». Густой запах духов, тщательно сберегаемых для самых торжественных событий, наряды, с любовно разглаженными жабо и кружевными воротничками, пожелтевшими за давностью лет, костюмы, купленные лет 40 назад по случаю первой значимой роли, жесткая, но дочиста начищенная обувь, букельки, румянец и помада — следы дешевого грима. И глаза.
Самое страшное, до подступающего к горлу удушья, — заглянуть в глаза тем, кто заполоняет вторую половину празднично украшенного зала, в первой-то обычно сидят либо важные персоны, либо Артисты Арстистычи. «Узнай меня, вспомни!», — с тоской молят они каждого. И эту тоску артисты второго, третьего эшелона не в состоянии скрыть даже при годами отточенном профессиональном мастерстве. Не знаю, кому из них повезло больше: тем, кто хоть раз сыграл большую роль на театральных подмостках или в кино, а затем оказался забыт, похоронен в братской могиле второразрядных актеров. Либо тем, кто за всю свою актерскую карьеру так и не дождался иного применения, кроме как раз за спектакль выйти на сцену со словами «кушать подано».
Пожалуй, еще тяжелее прийти лишь в дом престарелых для театральных деятелей, где в безвестности и равнодушии доживают свой век те, кто когда-то искренне верил, что их талант будет оценен по достоинству. А сколько из них так и ушли в страшной нищете и полнейшем опустошении — ведь они привыкли отдавать себя, свое мастерство людям — дождавшись лишь пары красных гвоздик да аплодисментов при выносе гроба из зала. И, кстати, не только артисты, но и многие некогда знаменитые личности заживо похоронены в склепе полного забвения. Легендарный силач и борец Иван Поддубный, о котором был снят фильм в Советском Союзе, умер в 1949 году в нищете и голоде. От него осталось лишь неотосланное в Совмин письмо с просьбой о выделении ему ежедневно тарелки бесплатного супа.
Если же говорить об актерах, то Михаила Кононова, Георгия Вицина, Сергея Филиппова, Изольду Извицкую, Валентину Серову, Бориса Новикова хоронили вскладчину. «Повезло», пожалуй, Михаилу Пуговкину. Его от страшной участи умереть голодной смертью в безвестности спас Александр Абдулов. На очереди сыгравший не одну знаковую роль знаменитый актер, которого я встретила в дырявых ботинках, перевязанных скотчем. И другой, не менявший осеннее пальто с 70-х — не на что купить новое, любимца миллионов никто не снимает.
Я не случайно пишу об актерах. И дело даже не в том, что кино и театр крайне важны для меня, просто их планида поможет объяснить главную идею куда доходчивее, чем если говорить о людях других профессий. Мало того, что все они жили и умерли совсем не так, как ожидали, мечтали, надеялись. Но каждый раз после того, как кто-то из них уходит, на нас обрушивается шквал информации всевозможного пошиба. От самой простой — «ушел из жизни великий»… до самых скабрезных и похабных новостей, вытаскивающих на свет грязное белье всей семьи.
А еще кто-то обязательно напишет большую статью (а то и диссертацию) с восхищением и самым что ни на есть тщательным и подробным анализом сыгранных им ролей и переосмыслением творческого пути героя публикации с точки зрения человека современного. Работа будет писаться без учета той малости, что некоторые из «заново осмысленных» прожили жизнь в ожидании хотя бы малейшего признания и понимания их дела. Что у них осталась семья, для которой все эти «понимания» могут быть весьма болезненны. И уж совершенно точно, без учета чувств, любви и знаний тех, кто прожил и проследил земной путь «звезды».
Точно то же самое происходит в любой другой профессии. И это привело к немалому числу грустных шуток о том, что в России принято ценить только тех, кто умер. Что для того, чтобы тебя признали, надо сначала умереть. В любой другой, а значит, священники отнюдь не исключение. Разница, безусловно, есть. Священники не ждут поклонения и признания от фанатов. Не стремятся к славе и популярности. Но трудно себе представить, что проповедуя, наставляя людей, преподавая в институтах, работая над учебниками и ежедневно совершая Евхаристию, они делают это ради посмертного признания и переоценки их трудов.
Кстати, для того, чтобы что-то переосмыслить или переоценить-то есть сделать это заново, надо, как минимум, изучить хоть что-то при жизни. На сегодня это сверхзадача. Так что пока ситуация с теми, кто уходит, вернее, с нашим отношением к ним, весьма напоминает советский анекдот.
Дочь спрашивает у матери:
— Мама, а Ленин был хороший?
— Конечно, хороший.
— А Сталин?
— И Сталин хороший.
— А Хрущев?
— Когда умрет — узнаем.