Священномученик Григорий (Лебедев), епископ Шлиссельбургский
Братия, сегодня — притча «о званных». Это глубоко назидательное иносказание о царе, который приготовил брачный пир для своего сына и пригласил на него своих подданных. Когда они не пришли, царь повелел наполнить вечерю всякими людьми, собранными с дорог и распутий. Царь открыл вечерю, сказав о приглашенных: «Званные не были достойны… много званных, а мало избранных» (Мф. 22,2-14).
Первые стихи этой притчи — как дивная поэма любви Бога к людям; последние же ее стихи — жестокая проза о человеческой ограниченности и неблагодарности. Раскроем же эту поэму любви, не встретившей отклика.
Царь неба и земли, Бог и Отец Небесный приготовил пиршество по случаю брака Сына Своего. Брак Божия Сына есть венчание Его с Невестой — Церковью, совершаемое ради спасения Вселенной (Откр. 19,7).
Так, в творчестве Бога Отца спасение человечества является великим радостным делом, как бы браком Его Сына.
Конечно, по поводу такой исключительной радости готовится исключительное торжество. Какое же пиршество может быть пышнее брачного? Не оно ли самое светлое, самое обильное, полное блеска и радости?
Если светло и обильно брачное торжество каждого человека, то торжество царского брака — блистательно.
Отец и Царь, в распоряжении которого постоянно имеются все блага, готовится к нему: из лучшего выбирается лучшее, из изысканного самое изысканное. Все подготавливается к торжественной вечере. «Тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово» (Мф. 22,4).
В трапезе любви Бога и людей это уготованное пиршество есть пиршество спасенных, пиршество радующегося Отца, торжествующего Спасителя-Сына и в общении с Ними торжество всех, просвещенных Святым Духом. Что может быть блистательней этого торжества?
Его видел и описал тайнозритель святой Иоанн Богослов: «Се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними… И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло… Побеждающий (он же званный и избранный) наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном» (Откр. 21,3-4,7).
Может ли быть что-нибудь упоительнее этой брачной вечери любви, приготовленной Отцом и Владыкой? Полнота ее сладости еще не открыта бедному взору и слабому языку человеческому: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2,9).
Такова вечеря любви Бога! Не о ней ли должно мечтать всякое христианское сердце? Не ради ли нее берутся кресты и несутся все прискорбности жизни? Не она ли услаждает земные слезы и делает легкими все боренья? Она, она, эта небесная вечеря Божией любви!
На эту вечерю, устроенную с неповторимой царской пышностью, на это торжество недоступно заманчивого мира Царя Небес, зовутся люди. Самые обыкновенные люди, земные, слабенькие и чаще — нехорошо слабенькие. Как же ответят люди на зов любви Бога?
Если человек получает приглашение на обед к лицу вышестоящему, то он, конечно, безоговорочно принимает это приглашение, благодарит, признавая для себя за честь быть на этом обеде, и со всем вниманием готовится к предстоящему торжеству. По этой земной аналогии единственный возможный ответ на зов любви, казалось бы, ясен. Зовет Царь царей, Творец-Вседержитель и Отец жизни. Зовет не для того, чтобы повеличаться, а по любви. Зовет не зависимых от Него подчиненных, а любимых детей, и зовет не к сладостным блюдам, а к вкушению сладости вечности.
Казалось бы, какой же может быть иной ответ, как не тот, что дается по аналогии земного порядка? Не тут-то было!
Удивительно странно распоряжается человеком его греховная ограниченность. В вопросах материальной жизни человек разбирается в своей выгоде и всегда старается достичь ее, а в области нравственного порядка, когда нравственная выгода открыта ему со всей наглядностью, поступки человека чаще всего противоположны его очевидным интересам и чаще всего вредят ему.
Так и в данном случае. Заинтересованность человека, или, грубо говоря, его выгода последовать зову Божией любви — непререкаема. В условиях земных поступков человек и не задумался бы принять приглашение. А в зове Бога не тут-то было! Ответ получен и до сих пор получается один и тот же: «И не хотели прийти». Лаконичны слова Евангелия. И сколько за ними горькой житейской правды. Бог избрал. Бог уготовал лучшее и блистательное. Бог зовет и собирает, как Отец, детей ради их же счастья и блаженства. Собирает от горечи жизни, а ответ дается все тот же. Ответ ограниченности и греха: «И не хотели прийти».
Поэма любви Бога не кончается этим неразумным отказом любимых. Бог, как верный Себе и совершенный в любви, не прекращает зова и при явно неразумном отказе. По притче о званных, царь опять послал других рабов с повторным зовом. Теперь уже не приглашения рассылает царь; он уже просит, убеждает прийти и насладиться его торжеством.
Как любовь не считается с размолвками и забывает обиды, так и царь в своей любви не считает отказ оскорблением. Для любящего одна цель — благо любимого, и царь ради этого блага любимых убеждает их прийти: «Вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово: приходите на брачный пир». Неустанно идет этот Божий зов как просьба к душе человека: идите, приходите, вам уготовано все идеально лучшее, о чем ваш ум не может и помыслить, идите от скорбности ограниченной жизни греха. Идите!
Притча о брачном пире. Картина XXI века
Так, при всем неразумении человека, при всех уходах его от Бога, продолжается зов Божьей любви. Он идет всякими путями, всякими средствами воздействия на душу. Однако человек в своей ограниченности и неразумении самостен и потому упорен. Опять остаются без отклика повторные зовы любви, и горькой правдой продолжает звучать Божие слово: «И не хотели прийти».
Дальше притча переходит к обрисовке человеческого неразумения. Она указывает причину, почему званные не пошли на царскую вечерю. Может быть, их отказ был вызван, действительно, очень вескими причинами? Притча говорит, что нет, конечно, никакого всерьез извинительного мотива отказа. Причина одна, уже названная нами — человеческое греховное неразумение: «Но они (званные), пренебрегши то (приглашение), пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою» (Мф. 22,5).
Евангелист Лука добавляет еще некоторые бытовые подробности: «И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю, и мне нужно пойти посмотреть ее… Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их… Третий сказал: я женился и потому не могу прийти» (Лк. 14,18-20). Такова ужасающая иллюстрация человеческого греховного неразумения!
Человеку надо сделать выбор между великим и ничтожным, между высоким торжеством и нудным копошеньем, между праздником и буднями, между небом и землей. Кажется, без колебаний бери лучшее! Человек, однако, в делах души не делает правильного выбора, даже тогда, когда он очевиден и совершенно очевидно для него выгоден. Человека тянет на худшее.
Так и в притче. Званным предлагается праздник, торжество, они же выбирают будни и хлопоты. Их зовут в свет, они же остаются в тусклости каждого дня. Им предлагают убранные чертоги, их же тянет в грязную землю. Их зовут к радости и блаженству, они же предпочитают житейскую возню и удовольствие приобретений. Перед ними развертывается необъятность духа, их же поглощают заботы о земном и животном. Перед ними открытое Небо, их же не оторвать от земли. Странные, бедные люди! Ложные мысли, узкие взгляды, ничтожные желания, испорченные вкусы… И это — званные! К ним обращена любовь, домогающаяся отклика, любовь всепокрывающая, всепрощающая, ничего не видящая, кроме искомой цели.
Отвертываются «маленькие» званные и на призыв Бога к Свету, к чистой радости, к блаженству. Они с непостижимым упорством тянут свое скучное: «я купил землю… я иду приобретать». Непрерывной чередой идет все то же копошенье в земле и верченье у приобретений. С настойчивостью узких упрямцев суетятся люди около своей добычи, своих волов, и не оторвать их от земли и навоза. Удивительная верность грязи и нудным заботам! И так кругом, и так всегда, и не нужно деталей.
Только слепой не видит узости нудных забот о земном, которые предпочитаются небесным радостям. Это все слишком броско, хоть и прикрывается оправданьем: «А как же иначе? Ведь этого требует жизнь»… О, эта засасывающая жизнь, истребляющая в душе свет и самый разум!
Так отвергается Божие призвание, и человек замыкается в своей земле. Истинно, человек есть земля, и как упорно он вязнет во всем земном! Но человеческое существо — не только земля; в нем есть и отблеск Божественного Духа — живая душа, отчего исключительная привязанность человека к земле есть ненормальность, извращение его природы, и это не может пройти безнаказанным.
Притча раскрывает эти последствия. Их два: истребление душою в себе Бога, а второе — снятие с души Божьего покровительства и в результате — ее гибель. Оба последствия притча рисует очень образно: «Прочие же, схватив рабов его (царя), оскорбили и убили их». Краткими словами «оскорбили и убили» обозначается большой процесс ожесточения души, отвергающей зовы Бога. Этот процесс заканчивается полным отмежеванием души от всего Божия и как бы убийством в себе Бога.
Наступает односторонность жизни души — ложной жизни во зле и грехе. Истребляются человеческие души, отвернувшиеся от Бога. Это — обычная картина человечества. Оспаривать ее — оспаривать очевидность.
Вслед за этим приходит и второе следствие отвержения Бога — снятие с души Божия покровительства и гибель души. Об этом притча рассказывает опять-таки образно: «Услышав о сем (об убийстве своих слуг), царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их» (Мф. 22,7). Этот рассказ говорит нам о том, что Господь разгневался на человеческую ожесточенность, отвергнувшую Его любовь и Его бесконечные зовы.
Гнев Бога есть естественное следствие человеческого неразумения и злой воли. Если отвергнуты все бесконечные призывы Бога, то что же Ему остается, как не отказаться от человека, уйти от его души, предоставив ее самой себе. Этот момент Божия действия обозначен словами: «сжег город их». Господь уничтожает ограждение души, окончательно отвернувшейся от Него. Он снимает Свое покровительство и предоставляет душу самой себе, и душа, лишенная Божией защиты, как ветка, оторванная от своего корня и питания, обрекается на быструю гибель.
«Сжег город их», «истребил убийц оных». Так и должно быть. Зло по своей природе есть отрицание жизни, ее разрушение и истребление. И когда с души снята Божия защита, тогда господство зла закончится истреблением души, ее смертью. Неразумная, греховная жизнь накладывает тень на поэтическую картину домогающейся Божией любви, и несоответствие неотступности Божия зова человеческому к нему пренебрежению становится еще разительнее. Беспредельна Божия любовь, и нет также предела человеческой черной неблагодарности!
И справедливо возмездие: «И как они (люди) не заботились иметь Бога в разуме (не позаботились откликнуться на вечерю любви, чтоб быть с Богом), то предал их Бог превратному уму — делать непотребства» (Рим. 1,28). Предоставил им Бог копошиться в земле и оставил им дела, от которых им не оторваться, а делающие «такие дела достойны смерти» (Рим. 1,32). И достойно приходит смерть!
«Ибо живущие по плоти о плотском помышляют… Помышления плотские суть смерть… потому что плотские помышления суть вражда против Бога, ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим. 8,5-8). Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление» (Гал. 6,8).
Сладкая речь о любви закончилась горечью — человек добился того, что закрыл для себя Свет и Божию любовь, прикончил праздник, затушил огни Неба и остался со своей землей и волами. Этот грустный конец и об нас! Разве вы не знаете, что и вы каждый день делаете этот выбор, как и званные притчи? Разве вы не видите, что и перед вами каждый день — свет и тьма, праздник и будни, свобода и плен, лазурь неба и чернота земли? Подумайте же, что выберете вы?
Может, и вы, пренебрегши возвышенным зовом, предпочтете ему зов тела и страстей? Не избрали ли вы участь остаться с земной добычей, пренебрегая нужным и ценнейшим? Не окажется ли, что у вас и земля, и волы, и добыча заслонили все, и вы безрассудно откидываете Бога и с упрямством маленьких слепых кротов толчетесь у своих нор, не видя ничего другого. Пусть же нас охватит стыд! Хоть остатки чисто земного стыда за свою ограниченность и уродство искаженной природы, тянущей нас в землю и в нечисть.
Тогда с омерзением осудите себя и вздохните о Божьих чертогах, о пире любви, о свете и радости, о чистоте и блаженстве. И вспомните, что зов любви идет и теперь, и теперь вас ждет милосердие Отца: идите, чертоги открыты и все уже готово, трапеза обильна и сладость ее неизменна. Вы поспешите на зов любви! Сделайте, наконец, выбор, достойный призывающего вас Бога и не постыдный для вас самих! Торопитесь делать выбор, пока еще говорит в вас совесть, и вы различаете свет и тьму, добро и зло. Торопитесь обеспечить себе место на вечере Бога!
И когда настанет час, вы насладитесь сладостью блаженной вечности в единстве любящего и радующегося Отца, торжествующего Сына и всенаполняющего Духа Святого на бесконечные веки веков. Аминь.
Священномученик Григорий (Лебедев), епископ Шлиссельбургский. Книга проповедей.