В августе 1943 года в составе писательской бригады Борис Пастернак ездил на Брянский фронт. Написанная в декабре 1943 года «Смерть сапёра» — одно из стихотворений, возникших по следам этой поездки.
Смерть сапёра
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Вот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.
Вот там она, и там, и тут она
Везде, везде, до самой кручи.
Как паутиною опутана
Вся проволокою колючей.
Он наших мыслей не подслушивал
И не заглядывал нам в душу.
Он из конюшни вниз обрушивал
Свой бешеный огонь по Зуше.
Прожекторы, как ножки циркуля,
Лучом вонзались в коновязи.
Прямые попаданья фыркали
Фонтанами земли и грязи.
Но чем обстрел дымил багровее,
Тем равнодушнее к осколкам,
В спокойствии и хладнокровии
Работали мы тихомолком.
Со мною были люди смелые.
Я знал, что в проволочной чаще
Проходы нужные проделаю
Для битвы завтра предстоящей.
Вдруг одного сапера ранило.
Он отползал от вражьих линий,
Привстал, и дух от боли заняло,
И он упал в густой полыни.
Он приходил в себя урывками,
Осматривался на пригорке
И щупал место под нашивками
На почерневшей гимнастерке.
И думал: глупость, оцарапали,
И он отвалит от Казани,
К жене и детям вверх к Сарапулю,
И вновь и вновь терял сознанье.
Все в жизни может быть издержано,
Изведаны все положенья,
Следы любви самоотверженной
Не подлежат уничтоженью.
Хоть землю грыз от боли раненый,
Но стонами не выдал братьев,
Врожденной стойкости крестьянина
И в обмороке не утратив.
Его живым успели вынести.
Час продышал он через силу.
Хотя за речкой почва глинистей,
Там вырыли ему могилу.
Когда, убитые потерею,
К нему сошлись мы на прощанье,
Заговорила артиллерия
В две тысячи своих гортаней.
В часах задвигались колесики.
Проснулись рычаги и шкивы.
К проделанной покойным просеке
Шагнула армия прорыва.
Сраженье хлынуло в пробоину
И выкатилось на равнину,
Как входит море в край застроенный,
С разбега проломив плотину.
Пехота шла вперед маршрутами,
Как их располагал умерший.
Поздней немногими минутами
Противник дрогнул у Завершья.
Он оставлял снарядов штабели,
Котлы дымящегося супа,
Все, что обозные награбили,
Палатки, ящики и трупы.
Потом дорогою завещанной
Прошло с победами все войско.
Края расширившейся трещины
У Криворожья и Пропойска.
Мы оттого теперь у Гомеля,
Что на поляне в полнолунье
Своей души не экономили
B пластунском деле накануне.
Жить и сгорать у всех в обычае,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Когда ей к свету и величию
Своею жертвой путь прочертишь.
Считается, что у героя этого стихотворения есть непосредственный прототип. По крайней мере, в «Дневнике боевых действий» штаба фронта от 11 июля 1943 года сохранилась запись:
«В дивизии полковника Ромашёва (на самом деле, Ромашина – Д.М.) группа сапёров во главе с сержантом Коваленко получила задание ночью проделать проходы в проволочных заграждениях противника. От переднего края обороны сапёры поползли на высоту; там были проволочные заграждения врага, а в 150 метрах за ними – его окопы.
Ползти было тяжело. Немцы прочёсывали огнём всю местность перед своим передним краем. Сапёры достигли проволочного заграждения и приступили к работе. В этот момент был тяжело ранен сапёр Микеев (по другим данным, Борис Владимирович Михеев 1899 года рождения, уроженец Удмуртской ССР – Д.М.).
Стоило раненому вскрикнуть или застонать – и сапёры были бы обнаружены противником. Микеев понял это. Превозмогая острую боль, крепко сжав зубы, он не застонал. Группа не была замечена врагом. Она в срок выполнила задание».
Текст «Дневника» был известен Пастернаку, однако рассказанная им история явно выходит за рамки рядовой фронтовой сводки.
С одной стороны, в стихотворении много конкретики – здесь переданы обстоятельства боя:
Прожекторы, как ножки циркуля,
Лучом вонзались в коновязи.
Прямые попаданья фыркали
Фонтанами земли и грязи.
Противник дрогнул у Завершья.
Он оставлял снарядов штабели,
Котлы дымящегося супа,
Все, что обозные награбили,
Палатки, ящики и трупы.
Здесь встречается множество географических названий, привязывающих описанные действия к конкретному моменту войны, который дислокация войск позволяет определить с точностью до дня. Даже герой здесь думает о родном Сарапуле – а ведь этот город – в Удмуртии.
И всё же общая картина, которую запоминает читатель – иная.
По обыкновению в своих словесных описания Пастернак создаёт очень пластичный, ощущаемый, зримый образ. Сапёры проделали ходы в проволочных заграждениях – и через них армейское наступление вылилось, сметая противника, словно широкая река.
Но основой этого разлива, обстоятельством, без которого он был бы невозможен, была жертва человека. Раненый сапёр, стараясь не стонать, ждал, пока его товарищи доделают начатую им работу.
Все в жизни может быть издержано,
Изведаны все положенья,
Следы любви самоотверженной
Не подлежат уничтоженью.
Простая фронтовая сводка под пером поэта превращается в эпическую легенду.
Читайте также:
- Великая Отечественная. Неделя памяти со стихами Бориса Пастернака. Понедельник
- Великая Отечественная. Неделя памяти со стихами Бориса Пастернака. Вторник