В одной Москве имеется десятки забытых или оскверненных древних некрополей, и это настоящая катастрофа. Можно подумать, что народ одичал — но немногочисленные положительные примеры говорят о том, что дело не в народе. Кладбища в порядке там, где люди умеют организовываться лучше, чем государство.
В первых числах июня список «тревожных адресов», они же «горячие точки», для ценителей московской старины пополнился как будто бы ничем не примечательным сквером на Соколиной горе. Между улицами Семёновский вал, Семёновским проездом и Измайловским шоссе начались плановые работы по благоустройству.
Исполнители и даже организаторы этих работ, конечно же, не были в курсе, что работают на месте древнего московского кладбища – Семёновского. Сейчас активисты движения «Архнадзор», краеведы и даже Москомнаследие подняли тревогу, работы предписано прекратить – но, кажется, они пока не остановлены и ведутся по прежнему плану.
Официально кладбище в селе Семёновском было открыто в 1771 году, — отмечают эксперты «Архнадзора» — однако история использования в качестве места упокоения усопших участка, на котором оно расположено, гораздо древнее. Самое старое захоронение на территории Семёновского кладбища датируется предположительно 1641 годом.
Исторически так сложилось, что Семёновское кладбище, в первую очередь, выполняло функцию военного некрополя. Помимо рядовых и офицеров, там покоились и генералы, в частности, артиллерист Константин Васильевич Сикстель и участник Кавказской войны Николай Карлович фон Цеймерн. На Семёновском кладбище был погребён и умерший в солдатах поэт Александр Полежаев.
Судьба Семёновского кладбища в советские годы типична для малых городских некрополей Москвы — в 1935 году оно было юридически ликвидировано, а в 1960-х годах застроено, причём Семёновский проезд прошёл непосредственно по его территории. Незастроенным остался небольшой участок, превращенный в сквер, где в конце мая 2011 года и началось благоустройство под детскую площадку.
Во время земляных работ нанятые управой рабочие наткнулись на старинные склепы, в которых обнаружились останки людей, отмечают в «Архнадзоре». В одной из раскрытых могил лежал человек в одеянии священника, предположительно опознанный местными краеведами как владыка Мелхиседек (Михаил Львович Паевский, 1878-1931) — выходец из западной Белоруссии, с 1922 г. бывший митрополитом Минским и Белорусским, осужденный в 1925 году по ложному обвинению в массовом сокрытии от конфискации церковных ценностей, сосланный в Сибирь, а с 1927 г. назначенный архиепископом Красноярским.
В условиях интенсивного строительства в Москве, особенно в лужковские годы, столичные строители не один десяток раз работали на месте древних захоронений – посадских, монастырских, церковных, слободских. Стоит напомнить, что до середины XVIII века включительно Москва обходилась кладбищами при церквях и монастырях – при каждом храме или обители имелся свой некрополь. Поэтому в исторической части нынешней столицы подобных кладбищ многие десятки. Прибавить к этому закрытые кладбища бывших подмосковных сел, вошедших в черту города – и станет понятно, что в отдельно взятой Москве проблема «что делать с захоронениями, земли которых идут под застройку» вполне актуальна и должна бы иметь стандартное решение.
Общепринятые правила приличия – как религиозные, так и светские – понятным образом предполагают, что покой мертвых нарушать не стоит, по крайней мере, без крайней необходимости. Поскольку крайняя необходимость застроить территорию обычно присутствует, разработан и алгоритм переноса захоронений – сохранившиеся и поддающиеся идентификации могилы с почестями переносят на новое место. Так делают в Европе, так все последние века делали и в России.
Но уже в советские времена с захоронениями начали зачастую поступать совсем по-другому. В одной Москве имеется множество примеров забвения, а то и откровенного надругательства над старыми кладбищами. Если погост села Семёновского всего лишь сровняли с землей, то над некрополем Покровского монастыря на Таганке разбили детский парк со спортивным комплексом (1930-е годы). Оба братских кладбища воинов Первой Мировой – на нынешней Новопесчаной улице и в Чапаевском сквере – забросили и превратили в скверы, хотя строить в этих местах долго не начинали. Сейчас буквально на костях погибших солдат 1914-17 годов стоит кинотеатр «Ленинград».
Несмотря на то, что на уровне деклараций постсоветские власти Москвы осудили эту практику и не возражали против памятных знаков на месте самых известных старинных некрополей – практика застройки осталась непочтительной к памяти предков. Так, при строительстве подземного комплекса на Манежной площади был вскрыт некрополь Моисеевского женского монастыря – более 600 захоронений. Тогда настоятелю Казанского собора на Красной площади о. Аркадию Станько удалось захоронить прах насельниц монастыря со всеми почестями – на кладбище в Ракитках, уже за пределами МКАД.
В наше время городские власти находятся в довольно сложном положении – с одной стороны, откровенно игнорировать забытые некрополи и пускать их под нож экскаватора уже неприлично. С другой стороны, у отцов города немало более насущных забот, и необходимость что-то делать с кладбищами, видимо, вызывает у них некую досаду. Руки до памяти предков у нынешних властей обычно не доходят.
Пример тому – так называемый «Русский Арлингтон», проект колоссального военно-мемориального некрополя под Мытищами. Туда предполагается, помимо прочего, перенести большинство захоронений из некрополя у Кремлевской стены. Деньги и территория уже выделены, однако уже больше 5 лет «русский Арлингтон» остается лишь на бумаге.
Может быть, в деревнях, где все лежащие на кладбищах – родственники, предки ныне живущих, положение лучше? Далеко не везде; автору статьи в последние годы доводилось видеть деревенские кладбища, по которым без особого колебания срезают дорогу местные трактористы – возможно, потомки лежащих под покосившимися надгробиями.
Тем не менее, говорить об общем упадке русской культуры обращения с прахом предков пока не стоит. Пока еще в России есть образцы крайне достойного содержания кладбищ, островки почтительного отношения к предкам – того, что описано у Валентина Распутина в «Прощании с Матерой», где героини – простые сельские старухи – не могли представить себе жизни без родных могил.
Археологическая экспедиция, раскапывающая фино-угорское селище и захоронения в одной из ближних к Москве областей. От могил тысячелетней давности переходили вдоль поля к более новым – XV, XVI, XVII века… В определенный момент к археологам подошли местные жители и крайне убедительно попросили остановиться – оказалось, захоронения плавно перетекали в действующее кладбище. В селе (в которой, судя по всему, жили все те же обрусевшие потомки фино-угров) о древних могилах помнили и никогда не распахивали выросший на месте захоронений луг. До ближайшей железной дороги из этого села более 30 километров, как и до хорошего шоссе.
Есть и московские примеры – самым ярким из них, пожалуй, стал некрополь Рогожской старообрядческой общины. Несмотря на все потрясения ХХ столетия, Рогожское кладбище всегда поддерживалось в ухоженном состоянии, уничтожить его было немыслимо даже в самые сложные для христианства годы: община могла буквально встать живой стеной против экскаваторов. Результат – сейчас на этом кладбище, которое планировалось к уничтожению, практически не осталось неопознанных, неухоженных, «ничьих» могил. Всё делается именно так, как и должно – по человеческим и по высшим законам.
Наконец, еще один, совсем недавний московский пример: некрополь церкви Климента в одноименном переулке. Долгие годы на его месте был сквер и частично проезжая часть расширенного переулка.
Сейчас, в ходе реставрации храма, некрополь восстановлен, нагробия там, где это возможно, возвращаются на исторические места. Для этого потребовались только любопытство и настойчивость, проявленные общиной храма во главе с о. Леонидом Калининым.
Стоит упомянуть и о тех кладбищах, которые остались на карте Москвы в исходном виде благодаря энергии соответствующих общин – как и Рогожское старообрядческое. В разные годы угрозы нависали над Даниловским татарским кладбищем, над Ваганьковским армянским и некоторыми другими – их удавалось отстоять именно из-за принципиальной позиции родственников и потомков захороненных.
Если попытаться проанализировать ситуацию с российскими некрополями, то получается довольно простая закономерность. Есть государство – для которого кладбища это не более, чем пропадающая впустую территория и «полигон для ритуальных услуг». И есть общины – для которых это не просто место, а средоточие родовой памяти. Если в данном конкретном месте государство сильнее общин – как в большинстве районов Москвы или в вымирающих русских деревнях, то сторонний наблюдатель будет ужасаться заброшенным и оскверненным могилам.
Если же в данном конкретном месте община, чьи предки лежат на кладбище, сильнее государства – как в отдаленных «медвежьих углах» провинции или в случае с компактными активными сообществами в городах – кладбища будут сохраняться и поддерживаться в прекрасном состоянии. Культура обращения с памятью предков – неплохой индикатор того, в каком состоянии находится данная часть общества. Здоровое общество – ухоженные могилы. И, видимо, никак иначе.
Читайте также:
Хитровка: оборона старой Москвы