Немыслимая проповедь

 16 февраля — память равноапостольного Николая (Касаткина),
архиепископа Японского (1912)

«…Тогдашние японцы смотрели на иностранцев, как на зверей, а на христианство, как на злодейскую церковь, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи», — таковы были первые впечатления о Стране Восходящего Солнца русского иеромонаха Николая (Касаткина) — в будущем — святого Русской Православной Церкви. Впечатление это было отнюдь не поверхностным. Еще длился период «Токугава» — время национальной замкнутости перед расцветом новой Японии…

…Перед началом «Мейдзи»

В тот самый день, когда Такума Савабе пришел в русское консульство, он не предполагал, что вечер навсегда изгладит настроение и мысли утра, и с этого момента не только для него, но и для его друзей, начнется жизнь совсем иная. Самурай и жрец синто, он заставил себя переступить порог «русского дома» с одной лишь целью — убить «Николая».
Казалось бы, какую угрозу представляет собой священник, преподаватель русского языка, изучающий культуру и язык Японии? Такума Савабе считал иначе; он был убежден в том, что православная вера является угрозой благосостоянию его родины.
Прибытие о. Николая в Японию совпало с последними днями периода «Токугава». В те годы широкая проповедь Евангелия на японских островах казалась немыслимой. Недалеко еще было то время, когда появившихся здесь христианских миссионеров завертывали в соломенные мешки, складывали в кучи и сжигали заживо или же распинали. Православному священнику можно было ожидать любой провокации и со стороны ревнителей традиций, и со стороны властей. Только в 1873 году последовала отмена старых антихристиан­ских эдиктов, и появилась возможность для открытой проповеди основ христианского вероучения.
…Однако в обращении русского священника, в его речи, во всем облике было столько спокойной благожелательности, что японец невольно остановился. Он умел ценить благородство, и все еще видя в отце Николае «противника», решил дать ему возможность говорить, «защищая себя», не столько задавая вопросы, сколько выдвигая обвинения. Но чем больше говорил священник, тем тише становился «гость». Исход их беседы был самым неожиданным: Такума не только отказался от мысли причинить священнику какое-либо зло, но и стал первым и едва ли ни самым преданным его учеником среди японцев.

«Ротан»

Первое время было исключительно трудным и для о. Николая, и для обращенных им христиан из местного населения. Недоверие, и порой — враждебность со стороны простых людей, непроницаемая вежливость представителей высшего сословия, холодная официальность японского правительства…И все же в 1869 г., отец Николай, еще в сане иеромонаха, отправился в Россию для того, чтобы хлопотать об устройстве в Японии Русской духовной миссии. Мало кто верил тогда в успех этого начинания, однако год спустя миссия была открыта, иеромонах Николай возведен в сан архимандрита.
Молодая православная церковь, основанная поначалу тайно в Хакодатэ, понемногу ста­ла расти; «побегами» потянулись во все концы страны первые общины христиан, обращенных к вере о. Николаем.
Каждый шаг — строительство церквей, начало богослужений, организация публичных бесед, открытие школ стоил огромных усилий. Святейший Синод, видя труды отца Николая по силам и сверх сил, и находя неудобным оставлять Япон­скую Церковь без архипастыря, вызвал архимандрита Николая в Петер­бург, и 30 марта 1880 г. архимандрит Николай был рукоположен в еписко­па. Это была последняя поездка святителя в родную страну. Последующие 32 года он безвыездно провел в Японии.
Чем были заполнены эти годы? Переводами богослужебных книг на японский язык, открытием семинарий, миссионерскими поездками по стране, оказанием помощи нуждающимся…Все это требовало значительных средств, но милостью Божией, находились жертвователи в России, выделяло средства и правительство.
Тысячи газетных статей за эти 50 лет объявляли отца Николая «ротаном», т. е . «русским шпионом», а православных христиан — «Никораи но яцу», т. е. «николаевские негодяи». Любое слово, любое начинание архиепископа, связанное с распрост­ранением Православия, истолковывались как «зловред­ные» и «пагубные для Японии», каждое открытие молитвенного дома или церковной общины трактовалось как «расширение сети русских агентов», «опасных для государственной неза­ви­симости страны».
Но только после русско-японской войны, когда Япония воочию убедилась, как далек был отец Николай от политики, отношение японского общества в целом к священнику стало более благожелательным.

С наступлением периода культурной революции «Мейдзи», когда все в Японии было проникнуто надеждой на обновление, его неутомимое доброделание нашло отзыв в душах людей разных званий и состояний. Успеху распространения христианства среди самураев способствовало установление духовнических отношений между о. Николаем и Такума Савабе. Благодаря развитому духу корпорации, взаимной поддержке и братству, придающим в этой среде особый вес, особое значение и личному свидетельству и добрым рекомендациям, друзья Савабе сначала группами, а позднее — целыми кланами, потянулись в храмы. С годами среди его учеников оказались уже люди всех званий и состояний — военные и государственные деятели, врачи, ученые, не говоря уже о самых простых. Из «ротана», отец Николай превратился в духовного наставника, признанного и уважаемого «учителя» для сотен жителей страны.

Колокола Суругадая

Своеобразным символом успеха миссионерского служения архиепископа Николая Японского стал храм Воскресения Господня — Суругадай. Построенный на средства, собранные в Японии и в России, он был торже­ственно освящен 24 февраля 1891 г. В этот день впервые на глазах всей Япо­нии была совершена Божественная литургия по православному обряду и принесена Бескровная Жертва Единородного Сына Божия к Отцу Своему Небесному за весь мир. И в то время, как христиане-японцы возносили свои молитвы во вновь открытом храме, их братья-язычники в изумлении стояли у стен Суругадая.. В 8 часов утра раздался первый удар колокола православного собора, за ним другой, третий, а затем переливами разлетелся по окрестности настоящий трезвон. — Искусного звонаря о. Николай нарочно выписал из России. Пораженные неслы­ханным звоном, японцы, как бабочки, стекались к Суругадаю.
Тот день был «подведением итогов» после многих лет. Одино­ким пришел отец Николай в Японию, не зная языка, не имея помощи от лю­дей, и вот теперь, пройдя через многие испытания, он освящал прекрасный храм, само название которого было символом пробуждения души народа этой страны — восходящего Солнца.