Давно уже это было. Уж и не упомню, когда и где. Один архиерей, встречаясь с жертвователями вверенной ему епархии за богато накрытым длинным столом в большом золотом зале прекрасного загородного ампирного дворца, который сами же эти жертвователи для этой встречи накрыли и арендовали, сказал им следующие слова:
«А вам, милые мои, теперь беспокоиться не о чем. Потому что для вас, мои хорошие, за все ваши жертвы и благодеяния Господь Бог каждому в Царствии Своем по отдельной келийке приготовил».
Очень люблю я один христианский анекдот из 90-х годов прошлого века.
На углу Невского и Садовой, напротив Гостиного двора, на тротуаре стоит священник в рясе и держит на груди кружку для пожертвований. На груди у него табличка «Помогите на восстановление храма».
Неожиданно из крайнего левого ряда на полном ходу к нему подруливает черный блестящий шестисотый Мерседес. Из Мерседеса выходит бритоголовый Новый Русский в малиновом пиджаке и в золотой цепи толщиною в палец, достает из барсетки пачку стодолларовых купюр и собирается протянуть ее священнику.
В ту же минуту в крайнем правом ряду резко тормозит еще один черный блестящий шестисотый Мерседес. Тяжелое бронированное стекло плавно опускается. Из окна высовывается такой же бритоголовый Новый Русский, в таком же малиновом пиджаке.
Машет рукой с тяжелой печаткой на толстом мизинце и кричит тому, который уже протягивает священнику свою пачку долларов:
– Эй, братан! Не давай! Оно не работает!
Давно уже болен я, братия, одним страшным предложением… Вы позволите?
Вот у нас нынче без оглашения не крестят. Это правильно.
Если взрослый крестится, проводят с ним несколько бесед. Просят его прочитать хотя бы одно из Евангелий. Например, Евангелие от Марка — оно самое маленькое.
Если ребенка хотят крестить, проводят беседы с восприемниками, т.е. с крестными. Тоже просят прочитать Евангелие. А после бесед предлагают причаститься. Понятно, если восприемник причащаться не может, если нет времени, если все как-то некогда, да и вообще, зачем все так усложнять… то он не может быть восприемником.
То есть подойди к Чаше. Действительно стань частью мистического Тела Христова, тогда уже и в восприемники.
Теперь, собственно, предложение:
Принимать в храмах пожертвования только у тех, кто причащается.
Все.
Запретили ведь крестить без оглашения? Запретили.
Теперь запретить принимать любые пожертвования от «захожан»: требы, записки, свечи, что угодно.
Воду святую, например, не давать.
В общем, не нужно тебе Тело Христово, значит, ты язычник. Значит, и жертва твоя с языческим уклоном. Ты вкладываешь в нее языческий смысл. И отношение к христианскому обряду у тебя тоже языческое.
Нет-нет, только не подумай. Ты от этого ни хороший и ни плохой. И ты не хуже нас. Может, ты даже лучше всех нас.
Просто язычник ты. Не в того бога веришь. И жертву твою мы принять не можем. Не можем. Ищи тех, кто примет. А мы – нет. Потому что это нечестно будет, если примем. Потому что ты – язычник.
Тебе ведь нужен результат? Мы понимаем. Язычнику всегда нужен от жертвы результат. Иначе, зачем жертва? А мы результата тебе не можем обещать. Не можем.
– Оно не работает! Прости.
Что от этого будет? Какие последствия предвижу?
Мне кажется, жизнь вообще закрутится по-другому.
Может, люди капища начнут строить. Туда жертвы станут тащить. Тоже результат.
Или, может, в храмы исповедоваться и причащаться хлынут.
Что-то случится обязательно. Куда-то ведь религиозную потребность девать надо. Так просто ведь не проживешь. Полно людей с этой потребностью. А мы не можем направить ее в правильное русло.
Потому что нам удобно.
Потому что храмы наши содержатся за счет захожан.
Храмы наши содержатся за счет тех, кто приносит свою жертву без любви.
Приносит из страха.
Приносит на всякий случай.
Ничего из этого доброго не выйдет.
Не впрок, нет, не впрок.
Это же все уже было.
«Учитель, посмотри какие статуи…»
Где теперь эти статуи? Не принял Господь этих жертв.
А какими храмами исполнена была Россия многие века?
Ста лет еще не прошло, как разрушать стали эти храмы. И тех жертв не принял Господь. А что сделал с теми, кто брал эти жертвы?
Отчего ж мы так беспамятны? Отчего уверены, что нам и нынче все с рук сойдет? Что вот эти жертвы без любви Господь примет?
Еще одно важное последствие могло бы иметь это непристойное предложение. Отчего оно становится совершенно уже непристойным.
Отцы-настоятели стали бы ценить своих постоянных прихожан и цепляться за них. Держаться за них. Беречь их. Искать подход к сердцу каждого из них. Болеть за то, чтобы прихожане не убегали. Чтобы радели о своем храме.
Если сборы во время раздачи Крещенской воды захожанам, которых сами же отцы-настоятели презрительно с амвона в лицо именуют «водяными», так вот если эти сборы перестанут кормить наши приходы на ближайшие несколько месяцев.
Если записки станут принимать только от верных.
Если кладбищенские храмы перестанут пухнуть от отпевания людей, которых принесли туда лишь во второй раз в жизни.
Если отцы-настоятели перестанут воспринимать потоки захожан на Пасху и Рождество, а также щедрые взносы от виповских жертвователей, как некую печать Божественной избранности, почившую на их настоятельских челах.
Вот тогда начнется создание крепких приходов.
Вот тогда отцы перестанут пороть всякую человекоугодную чушь с амвонов.
Вот тогда перестанут усмехаться, лишившись одного-двух постоянных прихожан.
Вот тогда начнется у нас чуткость и индивидуальный подход.
Вот тогда пастыри станут собирать своих пасомых в стада и радоваться о каждой новой обретенной овце. И о всяком сыне, который прежде пропадал и нашелся.
И вот тогда, между прочим, начнется, наконец, миссия. О которой так много в последнее время пишется и говорится.
Понятно, что мы силком язычников в Церковь не приведем.
Так же понятно, что корыстью корыстных отцов-настоятелей мы крепких христианских общин не созиждем.
И все же.
Господь уловляет людей разными путями.
Кого-то из захожан и водяных приведет-таки к Чаше. Глядишь, он возле нее и останется.
Кого-то из настоятелей, почивших в захожанском материальном достатке, обернет снова лицом к людям.
Как жертва языческая противна Богу, так и приятие такой жертвы под видом христианской вряд ли Богу угодно. Вот и упраздним ее.
На поле нашем Церковном множество произрастает волчцов и терний. Глядишь, и подрасчистится слегка. Глядишь, и поросль молодая здоровая кое-где всходить начнет.
Конечно же, самое время тут воскликнуть:
– Да ведь ты же подрываешь самую экономическую основу существования Церкви!
Что ответить? Да ничего я не подрываю. Просто я верю в милость Божью. И в то, что Господь не даст нам пропасть. Убережет Церковь Свою. И Пастырей Своих не оставит Своей милостью. И семьи их прокормит, и жертвователей из стада Своего пошлет, и храмы благоукрасит. Лишь бы нам уклониться от неправды и положиться во всем на Него. Ибо сказано, что «хранит Господь всех любящих Его, а всех нечестивых истребит».
***
Напоследок расскажу вам, братия, еще одну байку.
Один замечательный батюшка, помню, на лекциях нам говорил:
– Помните, ребятки, фильм про Электроника. Помните, какой главный вопрос там был? Правильно. «Где у него кнопка?» Что такое язычество в Церкви? Попытаться понять, где кнопка у Христа. Что нужно сделать, чтобы ее нащупать? Свечки? Поклоны? Посты? Жертвы денежные? Храм благоукрасить?
Что надо сделать, чтобы оно получилось? Чтобы оно, наконец, заработало. Скажите же, наконец, где у Него кнопка?