Было это сколько-то лет назад в Праздник Входа Господня в Иерусалим. Накупив каких-то детских тетрадок и фломастеров (или не помню уже чего), я села в метро. В тот день мне надо было взять небольшое интервью у руководителя одного из благотворительных фондов, подопечным которого я уж заодно и везла тетрадки с фломастерами.
Настроение у меня было прекрасное – Праздник, конец поста, ну, и причастность к какому-то доброму делу – тоже приятно. И вот ехала я вся такая «благостная» в метро и, сидя на крайнем месте в почти пустом поезде, читала на экранчике карманного компьютера (да, это были еще «доайфонные» времена) книгу одного известного писателя-богослова.
Радость мою и благость в одно мгновение разрушил человек, несмотря на множество свободных мест, стоявший рядом со мной. Легким движением он выхватил КПК у меня из рук и выскочил в уже закрывающиеся двери.
Кажется, я вызывала машиниста и что-то ему говорила. Женщина напротив сочувственно качала головой и, возможно, давала советы. Я надела тяжелый рюкзак с тетрадками и вышла на следующий станции.
В милиции на меня смотрели равнодушно и удивленно одновременно. Примет, кроме черного пальто, я назвать не могла, а ехать подавать заявление в отдел милиции, находящийся на другой окраине города, не хотела. Сотрудники правопорядка недоумевали: зачем вообще пришла, если прекрасно понимает, что найти украденный в метро телефон, кошелек или КПК невозможно? Проявив удивительное терпение, старший все-таки отправил кого-то походить со мной рядом со станцией метро, на которой вышел мой обидчик.
Выходной день, народу немного… Трое мужчин стояли возле входа. Один из них в упор смотрел на меня. В этом взгляде были вызов, презрение и ощущение полной победы.
— Мы же не можем его обыскать, если вы не уверены, — сказал сопровождавший меня «мент». – Только документы проверить.
Конечно, я знала, что ни проверка, ни обыск не дали бы результатов, даже если бы я начала настаивать. Так мой любимый КПК отправился на находящийся неподалеку радиорынок, а я перенесла запланированную поездку на другой день и, расстроенная, пошла жалиться друзьям.
…Было два момента в том дне, которые до сих пор кажутся мне важными и которые я вспоминаю.
Первый – тот взгляд и моя полная перед ним безоружность. Неприятное чувство. Это потом уже я увидела за ненавистью этого взгляда какой-то испуг, который все равно есть у человека, чтобы он ни творил и как бы это чувство не скрывал, пока человек этот живой. Но я, обычно так рьяно выступающая за права и нужды заключенных, бездомных и разных «асоциальных элементов», в тот момент не видела за этим взглядом живого человека. Потому что это был мой личный «враг». «Любите врагов ваших»? Легко любить и защищать чужих врагов.
Есть такая распространенная успокоительная мысль: если что-то потерял или у тебя украли, стоит подумать, что другому человеку это сейчас нужнее. И вот я, вся такая «добрая», готовая везти через полгорода тщательно выбираемые тетрадки незнакомым мне детям, совсем не готова отказаться от чего-то своего. И уж тем более не готова – в пользу неприятного мне человека.
А второй момент – осознание непрочности и избирательности человеческой радости.
Понятно, что если в твое личное пространство залезли, поковырялись там и еще и насмехаются, глядя тебе прямо в глаза, в общем-то, не больно-то обрадуешься. Но ведь секунду назад я была счастлива, и вот уже думаю, что весь мир – от этого моего грабителя до любого прохожего – настроен против меня.
Покупать тетрадки, тратить какую-то четко рассчитанную сумму – это одно. Это мне в удовольствие. Я сама так хочу, мне это приятно, мне это удобно. И я радуюсь. А тронь меня кто, влезь в мои расчеты, отбери у меня то, что мне нравится, – и все мои радости рассыпались.
Ведь в чем было главное расстройство? Была разрушена моя сегодняшняя картинка действительности, согласно которой я беру интервью, отвожу вещи, праздную с друзьями, в хорошем настроении вечером возвращаюсь домой и, выполнив план сегодняшнего дня, со спокойной душой вступаю в Страстную седмицу.
Удобно было радоваться, размахивая ветвями, жителям Иерусалима, встречавшим Христа. И неудобно и нерадостно стало, когда Он не оправдал их расчеты. Он был Тем, Кем был, а не тем, кого они хотели видеть. И люди больше не были Ему рады…
Ах да, был и еще один, третий момент, о котором я задумалась.
Очень нравилось мне рассказывать такую историю про тот день, мол, сижу я, читаю «Расторжение брака» Льюиса. Герой книги наблюдает, как один из обитателей ада, приехавший на экскурсию в рай, пытается спрятать в карман яблоко – а, я напомню, все райские предметы имели отличные от «гостевых» физические качества и были, так скажем, призракам-экскурсантам недоступны. И вот, читаю я, как один из призраков упорно пытается унести с собой в ад груз не по своим силам, и вдруг раздается голос: «Глупец! Положи. Ты его не донесешь. Да оно и не вместится в ад. Останься тут, научись есть такие яблоки».
«На этой фразе, — весело рассказываю обычно я, — он и вырвал у меня мой наладонник. Может быть, он потом прочитал эту страницу, задумался и воцерковился?»
Только недавно, опять вспомнив этот случай, я начала понимать, что задуматься скорее стоило мне. О том, что я – как маленький ребенок в песочнице, у которого отобрали лопатку. Мир ребенка пока мал, поэтому и мелкие неприятности кажутся большими бедами. Да, отобрали – обидно, неприятно, очень жаль. Но мир христианина – огромен, бесконечен, и, наверное, не стоит слишком цепляться лишь за отдельные его детали…