12 августа 2000 года произошла трагедия, ставшая болью всего народа – в результате произошедшей во время учений катастрофы в Баренцевом море затонула атомная подводная лодка -141 «Курск».
К десятилетию трагедии в издательстве «Ладан» вышла книга игумена Митрофана (Баданина), потомственного моряка-подводника, «Неугасимая лампада «Курска»».
Читайте также интервью отца Митрофана порталу «Правмир«:
«Курск» ушел в небытие для того, чтобы мы вернулись из небытия
Публикуем фрагменты из книги.
Справка о хронологии событий:
Трагедия случилась 12.08. 2000 года. 22 августа в Видяево (это поселок подводников, сами лодки непосредственно базируются в Аре-губе) приехал Путин. На 40 дней освятили новый Никольский храм в пос. Видяево. Позже, еще одну Никольскую церковь построили и у причалов в Аре-губе. После катастрофы, с августа 2000 года появился настоятель иерей Сергий Шерфетдинов. Осенью 2001 года Курск подняли и переместили в док и распилили. Рубку Курска отыскали на свалке металла в 2008 году и создали памятник погибшим морякам-подводникам.
Большинство останков экипажа захоронили в СПб на Серафимовском кладбище у Серафимовской церкви, настоятелем которой и окормителем моряков вплоть до своей кончины в 2007 году был протоиерей Василий Ермаков.
Эпиграф и предисловие:
Александр Блок
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
12 августа 1905 года
Когда говоришь, что есть потребность написать книгу, посвященную десятилетию трагедии «Курска», то в ответ неизменно слышишь удивленный вопрос: «Неужели уже десять лет прошло»? В этом вопросе вся суть духовного феномена трагических событий августа 2000 года. События десятилетней давности удивительно свежи в воспоминаньях и продолжают жить в каждом из нас.
Почему боль именно этой трагедии не хочет покинуть наши сердца? Почему в Калининграде и на Украине, на Дальнем Востоке и Крыму все это время продолжают писать записки «об упокоении моряков-подводников АПЛ «Курск»». Почему все эти десять лет в сибирском городе Братске каждое воскресенье служат по ним панихиду, а на другом краю света в поморском селе пономарь Ваня каждую Литургию поминает все их сто восемнадцать имен?..
Почему на стенах домов в Венеции можно увидеть портреты моряков экипажа этой подводной лодки, а китайский поэт посвятил им цикл стихов: «Погребальные песни «Курску»».
Почему у каждого (и не только в России) есть своя история, связанная с «Курском», свой след в душе, своя память сердца? Сколько уже было иных трагедий, сколько страшных историй прошло перед нами за эти десять лет, какое великое множество людей трагически погибло, но ни за кого (разве только за очень близкого родственника), никто не будет молиться целых десять лет. И с каждым годом становиться все более очевидным, что этому явлению не может быть рационального объяснения, кроме неодолимой духовной потребности, ясного веления сердца и Божьего определения.
Предчувствия:
«Слышали, что говорит Ванга?
Будто Курск уйдет под воду, и все погибнут».
(Из разговоров 1999 года)
Старец
Летом 1999 года я впервые приехал в Пушкинский Дом, что в Петербурге на набережной Макарова. Мне нужно было отыскать материалы, собранные в 70-е годы XX века археографическими экспедициями института в селе Кереть. Я уже тогда приступал к поискам правды жития святого покровителя всех мореплавателей Крайнего Севера, преподобного Варлаама Керетского. В архиве института любезные старушки помогли мне отыскать эти отчеты, и я углубился в их изучение, когда вдруг началось некое волнение в сотрудниках, вполне прояснившееся после услышанного мною: «Приехал Дмитрий Сергеевич!»
Как я понял, директор Пушкинского Дома уж давненько, по старческой немощи, не приезжал на работу к своим коллегам. Знаменитый ученый и общественный деятель академик Лихачев к моменту этой моей встречи с ним пребывал в весьма преклонном возрасте. Ему было девяносто три. Однако когда Дмитрий Сергеевич поднялся в архив, стало понятно, что и в свои годы, он все также образцово интеллигентен, собран и подтянут.
Архивные бабушки, засуетились, накрыли чай с нехитрыми сушками и сухарями, и тут академик спросил: «А кто это там у нас шуршит и с нами чай не пьет?» «Шуршал», естественно, я и меня пригласили к столу. Узнав, что я приехал с Крайнего Севера, и что я являюсь пресс-секретарем Владыки Симона, Дмитрий Сергеевич, как-то взволновался и сказал, что хорошо знает Владыку, и что епископ Симон хороший архиерей. Потом, замолчал, задумавшись, и продолжил: «Я должен Вам сказать одну очень важную вещь, которая меня с некоторых пор волнует. Обещайте передать мои слова вашему Владыке». Я, естественно, пообещал. Глядя в этот момент на Дмитрия Сергеевича, я вдруг увидел, что он очень стар, просто очень. И еще мне стало понятно, что он уже немного не здесь, не с нами. Это случается можно заметить по людям, которые уже стоят у порога вечности. Это трудно объяснить, но оно, как бы сквозит во всем их облике. Иногда это обнаруживаешь лишь после кончины, но бывает, это открывается в человеке и раньше.
«По моему глубокому убеждению, — начал Дмитрий Сергеевич и было понятно, что он прикасается к чему-то прикровенному, тому, что ему сейчас открыто, а от нас сокрыто до времени, — возрождение России начнется с Севера. Я хотел это сказать Патриарху, но коли Вы с Севера, то передайте это Владыке Симону».
После этого он замолчал, попивая чай. Я думал, что будет какое-то продолжение, обоснование… Но, оказывается, все уже было сказано. По своей суетливости, я все же обратился к Дмитрию Сергеевичу с просьбой пояснить, почему он так уверен, почему именно с Севера?
Он даже, как-то, удивился моему вопросу, но все же сказал: «Весь Север полит кровью. Столько мучеников — это не может не дать плод. Возрождение, оно только на крови происходит, «без пролития крови не бывает прощения». Таков Закон». Дмитрий Сергеевич скончался вскоре после нашего разговора, 30 сентября 1999 года.
До трагедии «Курска» оставался один год.
Владыка
Вспоминаю разговор, произошедший весной 2000 года, показавшийся мне тогда странным, и потому запомнившийся. Владыка Симон стоял на крыльце своей резиденции, что на территории Кафедрального Свято-Никольского собора города Мурманска по улице Зеленой. Уже пригревало весеннее солнышко, погода была тихой. Молчал и Владыка, о чем-то задумавшись. «Скоро нам понадобится хороший священник, — произнес он негромко, как бы сам себе и следуя ходу своих размышлений. Я тогда был еще в «мирском чину», и до моего монашеского пострига оставалось несколько месяцев. Исполняя обязанности при Правящем Архиерее, я был в курсе дел в нашей епархии, однако причины такой особой потребности «в хорошем священнике» предположить не мог. Все штаты на приходах в тот момент были заполнены. И я решился задать вопрос Владыке: «А куда должен будет понадобиться священник?» Владыка посмотрел на меня как-то отстраненно, будто не сразу поняв, о чем собственно, я спрашиваю. Мне вспомнилось, что такой же был взгляд у Дмитрия Сергеевича Лихачева при той памятной встрече. Владыка так ничего и не пояснил. Он покивал головой, вздохнул и, не ответив, поспешил по своим делам.
Отец Сергий
Я в то время часто бывал в Североморске, где прошли последние годы моей службы на Северном флоте. И вот как-то, вскоре, оказавшись в этом городе, я зашел в церковь св. мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, которая тогда располагалась еще на Северной Заставе. При входе в церковь ко мне бросился пономарь храма, некто Сергей Шерфетдинов со словами: «Мне что-то надо делать!»
Я хорошо знал Сергея. Он уже несколько лет усердно послушничал в этой церкви, помогая во всем настоятелю храма отцу Георгию, и при том «житие проходил доброе» и размеренное. Но в этот раз наш Сергей явно был очень взволнован: «Мне что-то надо делать!» — вновь повторил он с необычной для него настойчивостью в голосе. Я был несколько озадачен: «Ну, а что собственно Вы под этим подразумеваете, что именно нужно Вам делать?» «Я не знаю, что именно, — ответил Сергей расстроено, — но чувствую, что должен обязательно!» И вот тут, наверное, мне пришло в голову единственно возможное решение этой задачи: «Этот вопрос надо задать нашему Владыке, только он может сказать, что Вам нужно делать. Тем более я сейчас еду к нему «в Епархию».
Когда мы приехали в резиденцию на улице Зеленой, Владыка был еще в отъезде. Но ждать пришлось не долго и вот, вскоре показалась его машина. Сергей стоял в сторонке, естественно, немало волнуясь.
«Владыка, — обратился я к нашему Архиерею, едва тот вышел из машины, — вот есть такой Сергей из Североморского храма, Вы должны его помнить. Он говорит, что ему что-то надо делать, но не знает что именно». Владыка посмотрел на стоящего поодаль Сергея: «Да, я знаю его, — ему нужно сейчас подойти к отцу Никодиму, чтобы написать прошение, биографию и прочее необходимое». Заметив наше общее недоумение, Владыка пояснил: «Пусть готовится — будем рукополагать его в священный сан дьякона». Сергей, потрясенный замер. «Теперь тебе ясно, Сережа, что нужно делать?» — спросил Владыка и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверьми резиденции.
Так решился вопрос о «хорошем священнике» для церкви, которой еще не было. Для Никольской церкви поселка Видяева. Для церкви-памятника подводникам АПЛ «Курск».
Это было 12 мая 2000 года. До 12 августа оставалось ровно три месяца.
Именины
Когда пройдут эти три месяца, вечером 12 августа отец Сергий, уже дьяконом Североморской церкви будет встречать свои именины. Так было Господу угодно, чтобы отныне и до конца дней своих отец Сергий встречал День своего Ангела поминальной заупокойной молитвой. Иначе быть и не могло, поскольку теперь эти ребята с «Курска» и составляют главную часть прихожан Видяевского храма. Хотя и находятся в Царствии Небесном.
Конечно же, в День своих именин отец Сергий поминает не только ребят подводников, но и своего святого Небесного покровителя — священномученика Сергия (Шеина), петроградского архимандрита. В этот день с 12 на 13 августа 1922 года он был расстрелян безбожными властями города. Удивительный пример для каждого человека являет этот христианин. В 1920 году ему, зрелому человеку, состоявшемуся юристу, известному правоведу исполнилось пятьдесят лет. В стране идут жесточайшие гонения на веру.
Священство и монашество истребляются без суда и следствия. В этой обстановке беснующегося безбожия он «просто» принимает монашеский постриг, священный сан и… мученическую кончину.
В 1992 году на Архиерейском соборе Русской Православной Церкви архимандрит Сергий (Шеин) причислен к лику святых как новомученик, и, таким образом, стал небесным заступником отца Сергия Шерфетдинова.
Пред Самим Богом:
«Человеку на море — страшно,
ибо он пред морем, как пред Самим Господом»
(Поморский морской устав)
Человеку на море страшно. Так было всегда и по-другому в этом мире никогда не будет. Человек, связавший свою жизнь с морем, вставший на дерзновенный путь личного общения с этой могучей, непостижимой стихией, неизбежно придет к глубокой внутренней перемене всего своего существа, и постигнет особое состояние духа, которое можно определить, как дух морского богоискательства.
Берега Крайнего Севера, издревле усеянные поселениями северных мореплавателей, в полной мере пропитались этим особым духом, что с молоком матери усваивал каждый житель этих суровых мест. Здесь среди скал Северного Ледовитого океана, формировалось то удивительное братство мореплавателей-поморов, для которых ежедневная смертельная опасность воспринималась, как норма жизни. Здесь на северных берегах Святой Руси воспиталась особая генерация православных христиан, которые не знали многих духовных проблем своих сухопутных собратьев по вере. Этим людям не ведомы были такие вопросы аскетики как, например, преодолеть холодность сердца и равнодушие, стяжать чистую и искреннюю молитву, и как научиться в полной мере полагаться на волю Божью. «Начало мудрости — страх Господень», — поучает нас Божественный псалмопевец, и северное море в полной мере давало человеку этого «начала мудрости».
«Ходящему по морю, без страха и без взаимной помощи пробыть невозможно», — вторит поморский «Морской устав» не скрывая в своих наставлениях ясного понимания того, что «человеку на море — страшно, ибо он пред морем, как пред Самим Господом». Суровая стихия Ледовитого океана была естественной средой обитания каждого помора с раннего детства. Именно здесь, день за днем, доверчиво и буднично вручали они жизни свои в руки Божьи. Именно здесь всем сердцем постигалась ими мудрость поморской поговорки: «Кто в море не хаживал, тот Богу не маливался».
«Описания морского пути (лоции поморов) неизменно начинались молитвой ко Всевышнему: «Грядем во Имя Твое, Спаситель наш, Иисус Христос, в путь. Благослови творение Твое и помилуй…». Так же и само приготовление к плаванию помора начиналось с укладывания в карбас под транец чистой белой рубахи — «на смерть».
«Сегодня в море отправляюсь,
Быть может, завтра ворочусь,
Кладу земной поклон иконам,
Молитву Богу воздаю.
С родными обнимусь прощаясь,
И крепко руки им пожму:
Сегодня с ними я видаюсь,
А завтра уж не быть сему.
Морска волна меня закроет,
И Богу душу предаю…»
Таков дух поморской веры и такова мудрость ясного понимания быстротечности нашего земного бытия. Эти бесхитростные стихи оставлены Иаковом Редькиным, поморским рыбаком, жившим в XIX веке. В марте месяце 1898 года он последний раз вышел в море «на тюленя» и попал в тяжкий шторм. Сумел доплыть до скал и дотащил до берега своего изнемогшего товарища, сам же скончался в полосе прибоя. Было ему тридцать семь лет от роду.
Современному мореплавателю уже довольно трудно проникнуться тем спасительным духом чистой веры, и в полной мере постичь глубочайший смысл и саму духовную суть «хождения в море» сокрытую в поморской пословице: «Без моря Бога не узнаешь». Несравнимо реже выпадает нынешнему моряку эта очистительная возможность столкнуться с вечностью, открыто взглянуть в пустые глаза смерти, осознав внезапно, что наступает время попрощаться с этим миром, где ты, наивный, думал так прочно обосноваться. Это тот единственный момент истины, когда, заглянув в свою душу, каждый ужаснется, что вовсе не готов предстать пред своим Отцом Небесным, дабы дать Ему ответ за каждый день этой иссякающей ныне жизни, которую Он тебе некогда дал, позволив ее пожить.
Океанские лайнеры и многопалубные паромы, могучие рыболовные траулеры и грозные военные крейсера, порождают опасную иллюзию защищенности от всевластия морской стихии, а равно и печальное и пагубное для души всецелое доверие технике и упование лишь на свои немощные силы. И тогда вразумляет Господь неразумного и самоуверенного нынешнего человека, погружая в скорбные слезы и горестные размышления многие миллионы россиян.
Надо прямо сказать, что эти духовные утраты проникли в сердца людей не как результат наступления века, так называемой, «научно-технической революции». Человеку, находящемуся вдалеке от моря, от океанской стихии, живущему вне среды природных мореплавателей представляется полным безумием то спокойствие, с которым помор воспринимает пришедший к нему смертный час, спокойно облачаясь в белую «смертную» рубаху.
То же спокойствие и достоинство имели и молодые ребята-подводники, собравшиеся к полудню 12 августа в девятом отсеке, уже «затонувшей» АПЛ «Курск».
Готовность
«Нет больше той любви,
как если кто положит душу
свою за друзей своих» (Ин. 15;13)
Всякий, кто выбрал себе путь профессионального военного служения, — без колебаний должен принять в свое сердце и обязательное условие этого выбора — постоянную готовность умереть. В этой «постоянной готовности», в ощущении передернутого затвора и взведенного курка сокрыта вся моральная тяжесть воинской службы. Именно здесь истоки того изнуряющего внутреннего напряжения и подчас непомерной нагрузки, неотступно лежащей на военном человеке. И это условие абсолютно и непременно. Ибо если нет этого «согласия на смерть», то человек не состоялся, как воин, как защитник, и более того, он не родился для вечной жизни. Внешне на нем может быть одета военная форма, но по своей сути он «пустоцвет».
Не секрет, что по Заповедям Христовым, по учению Православной Церкви, тот, «кто положил душу свою за друзей своих» особо любим и угоден Господу. Тот, кто выполнил приказ, не изменил присяге, не предал друзей, и, не цепляясь малодушно за «привременное бытие сие», отдал свою жизнь, непременно наследует Царствие Небесное. При этом даже не важно, что он лишь «просто» поднялся из окопа в атаку и тут же «принял пулю на вздохе». Или «просто» продолжал служить Родине, выполняя свои обязанности в жутком ледяном мраке аварийного отсека беспомощно лежащей на дне подводной лодки.
Это и есть «просто» быть русским моряком, «просто» любить родную землю, «просто» не испоганиться сердцем в этом жестоком мире, и «просто» «положить душу свою за други своя».
«Курск» был нам необходим. «Курск» ушел в небытие для того, что бы мы вернулись из небытия. То духовное разорение, моральная деградация и беспамятство в котором оказалась страна к концу страшного XX века, больше невозможно было терпеть. Господь пожалел Россию и положил предел распаду и разложению этого нашего некогда великого народа.
Эта прекрасная лодка, совершенное творение созданное силою знаний и талантов множества людей, в полной мере испытала неодолимое могущество Божественных определений и властную Его десницу.
Потому и не возможно было поверить и принять случившиеся, поскольку оно казалось выше человеческого разумения. Это был лучший экипаж.
«Для жертвы всегда выбирается самое лучшее, — так в те дни отвечал на вопросы своей паствы Владыка Симон, — иного Господь не приемлет». А я вспоминал встречу с Лихачевым и слова апостола Павла: «Все по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения» (Евр.9,23).
Многие в Видяево говорят, что, глядя на пустой восьмой причал, не покидает чувство, что ничего не случилось, просто ребята «ушли на боевую», в очень долгую «автономку».
Смерти нет
Трагедия неверующего человека состоит в невозможности для него вместить непреложную истину, состоящую в очень простых и удивительно светлых словах: «Смерти нет, ребята«. Умереть для человека вовсе не значит исчезнуть, испариться, аннигилировать. Умереть, значит завершить этот утомительный отрезок бытия, этот, по сути, «миг между прошлым и будущим», этот краткий, но необычайно важный этап нашего существования.
Перешагнувший этот рубеж, покинувший темницу своего тела, человек, открывает для себя иную реальность — мир светлый, легкий, радостный. И, скажем прямо, начинает очень тяготиться той атмосферой непомерных слез и безумного отчаяния, которая царит в покинутом им мире земном, поскольку она никак не вяжется с его нынешним состоянием покоя и мирной радости.
Но, что поделать? Находясь пока еще на земле, в этом дольнем мире, человек не способен в полной мере принять в свое сердце это спасительное понимание, это утешение, эту истину. Не скорбеть о родном человеке ушедшем раньше нас в мир иной — выше человеческих сил. Тем более, что Сам Господь наш Иисус Христос, согласно Евангелия скорбел и плакал об усопшем Своем друге Лазаре из Вифании. «Когда увидел Он ее [сестру Лазаря] плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и прослезился» (Ин. 11,35).
Потому и плакала вся наша громадная страна, вдруг осознавшая себя единым народом, ставшая в этот момент одной семьей.
«Скажите нам адмирал, Вы верите, что наши ребята живы»? — спросили Главкома родители подводников во время той страшной встречи в ДОФе на десятый день после катастрофы.
«Я отвечу на ваш вопрос, — сказал адмирал, — так же прямо, как вы спросили. Я до сих пор верю, что мой папа, который умер в 91-м году, жив».
«И любовь, и судьба — все теперь в саркофаге железном,
Стонет чья-то жена, захлебнувшись последним: «Вернись!»
Смерть любая страшна, но страшнее — когда бесполезна,
Значит, надо искать оправдание смерти и смысл».
Николай Колычев, Мурманский поэт
Навечно:
«12 августа 2000 года атомный подводный крейсер К-141 «Курск» во время выполнения учебно-боевой задачи в Баренцевом море получил тяжелые повреждения и затонул. Верный Военной присяге, ценой собственной жизни экипаж крейсера заглушил ядерный реактор и до конца боролся за живучесть корабля. Беззаветная преданность воинскому долгу и верность Военной присяге будут служить примером для всего личного состава Вооруженных Сил Российской Федерации».
(Из Приказа министра обороны Российской Федерации 442 от 23 августа 2000 года «О зачислении погибшего личного состава атомного подводного крейсера «Курск» навечно в списки 7-й дивизии 1-й флотилии подводных лодок Северного флота»).
Багрянцевы
Первым в списке этого приказа «о зачислении навечно», наряду с командиром корабля капитаном 1 ранга Лячиным Геннадием Петровичем, стоит имя капитана 1 ранга Багрянцева Владимира Тихоновича.
Начальник штаба 7 дивизии, капитан 1 ранга Багрянцев в этом походе был старшим на борту АПЛ «Курск». Думается, что теперь можно утверждать, что это его старшинство имело не только должностное, но и духовное основание. Владимир Багрянцев был человеком верующим. Это чудо обретения Бога произошло с ним в Петербурге, когда он учился в Академии и, как-то зашел в церковь, что на Серафимовском кладбище.
Эту перемену, происходящую с человеком трудно объяснить словами тому, кто все еще находится вне живого потока благодати Христовой. Это происходит однажды в жизни и навсегда. Как бы, вдруг открывается иное измерение жизни, и человек начинает видеть до того сокрытый, истинный смысл бытия на этой земле. Это, по сути, рождение для вечности, приобщение к потоку радости бесконечной жизни. «Я чувствую, насколько сильно изменился, теперь я совсем по-другому воспринимаю происходящее, иначе чувствую людей, понимаю смысл жизни», — этими словами, сказанными жене Екатерине в 2000 году, подвел итог своему возвращению к Отцу Небесному офицер флота Российского Владимир Багрянцев.
Нас всех ожидает Отец. Об этом возвращении к Нему из «дальней страны» греха и безбожия повествует и известная евангельская притча «О блудном сыне». Это рассказ о нас, «блудных сынах и дщерях», которых так долго ждет любящий Отец, готовый простить и обнять со словами: «станем веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк. 15,24).
Перед тем, последним своим выходом в море, Владимир пришел в церковь на Серафимовском кладбище, где повидался со своим духовным отцом, известным петербургским старцем протоиереем Василием Ермаковым. Исповедовавшись и причастившись, прощаясь, вручил отцу Василию корабельный штурвал. Символичность этого подарка — руля, или по-славянски, кормила, очевидна. Все последующие семь лет, до самой кончины отца Василия, вдова капитана 1 ранга Багрянцева, Екатерина, будет жить и окормляться у батюшки, в домике при Серафимовской церкви.
Здесь же, при церкви похоронят и Владимира, а вместе с ним останки еще тридцати двух моряков-подводников. Среди того немногого, что осталось для опознания жене капитана 1 ранга Багрянцева, были его погон, иконка бывшая при нем и нательный крест. Надо признаться, что страшный взрыв уничтоживший «Курск», многим родственникам иных моряков-подводников подчас для опознания оставил еще меньше.
«Мне было высказано пожелание, чтобы на месте захоронения моряков, погибших на «Курске», не была изображена только эта тоскливая птичка, которая давит, и от которой веет безысходностью, но чтобы была построена часовня в честь Николая Чудотворца. Так всегда было принято на Руси, и именно так был построен в нашем городе храм «Спаса-на-Водах», в память о всех моряках погибших в русско-японской войне» (Протоиерей Василий Ермаков. Слова на последней панихиде 12 августа 2006 года).
Екатерина рассказывала позже, что буквально за день до выхода в море на «Курске» Владимир позвонил ей. Сказал, что очень устал, наверное, сходит последний раз в море. Катерина тогда над этими словами задумалась: что это значит: «очень устал», — только ведь из отпуска вернулся.
Вспомнила, как заходила в Серафимовскую церковь и вдруг, на мгновение, увидела гроб, покрытый Андреевским флагом. Потом это все повторится уже наяву полтора года спустя, 13 марта 2002 года, когда отец Василий будет отпевать бренные останки Володи.
Верующему человеку доступны тайны Божии. И чем дольше он идет путем веры, чем становиться чище сердцем, тем яснее познает он сокровенный смысл происходящего, тем чаще приоткрываются ему судьбы грядущего. О том и слова Господа, объяснявшего своим ученикам, почему иным людям Он вынужден проповедовать притчами: «вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так как они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют» (Мк.4,11).
Незадолго до своего последнего выхода в море капитан 1 ранга Багрянцев сказал жене: «Знаешь, очень бы хотелось, чтобы в нашем гарнизоне был храм и батюшка!» Владимир Тихонович с Божьей помощью сумел исполнить свое благое пожелание. Жизни моряков «Курска» как духовные кирпичики легли в основание Свято-Никольской церкви поселка Видяево.
Этот храм-памятник Владыка Симон осветил на сороковой день трагедии. В нем же отслужил и панихиду по почившим морякам.
Крещение:
Отец Сергий Шерфетдинов вспоминал, как тогда спешили освятить для поселка Видяево новую Никольскую церковь, подаренную городом Костамукшей — день и ночь работали. Сам жертвователь, руководитель ЗАО «Кометэкс» Сергей Шаблинский возглавлял двухнедельную стройку.
С ним приехали и специалисты из Костомукши. Двое, как выяснилось, не крещеные. «И вот к концу работы, — вспоминал отец Сергий, — стали меня, что называется, «допекать» — хотим покреститься в этой церкви, чтобы мы первые в ней были крещены. А когда крестить? Работа день и ночь, тем более один из них — электрик (бывший подводник, кстати)». Закончить все работы сумели поздно ночью, «впритык», — на завтра был сороковой день трагедии. Не раньше и не позже.
«И вот они уговорили меня ночью их крестить, поскольку потом, точно уж не получится. Утром Владыка Симон приедет, панихида, делегации, семьи… Какие уж тут крестины. Да еще сороковины наших ребят выпали на Предпразднство Рождества Богородицы. То есть на следующий день, 21 сентября, большой Праздник — Рождество Богородицы. В общем или сейчас крестить или уже вовсе не получится — потом всем уезжать надо будет.
Нашел тогда я тазик эмалированный в цветочках и пошел на речку Урицу, что рядом с храмом протекает. Зачерпнул воды в темноте, принес в церковь, да и приступил, благословясь, к таинству Крещения. Пришло время воду освящать для Крещения, и тут вижу — в тазике две рыбки плавают. Так я воду вместе с ними и освятил. Покрестил двух моих работников и двух этих рыбок с ними заодно. Потом их с крещальной водой обратно в реку и выпустил. Думаю, скоро подрастут эти рыбки, уйдут в море, да и с подводниками нашими своей крещальной благодатью, поделятся».
Иконы
Об этой «крещальной благодати» много споров было в то время. И, подчас, весьма бурных. Связано это было со знаменитыми иконами, что благословил написать архиепископ Симон в память о ребятах с «Курска». Надо сказать, что эта идея обсуждалась и со Святейшим Патриархом Алексием II, и была полностью им одобрена.
28 августа 2000 года в праздник Успения Божьей Матери Владыка служил в знаменитом поморском селе Варзуге, что на Терском берегу Белого моря. Всего месяц назад и «аз недостойный» начал здесь свое священническое служение. И вот теперь, на Божественной Литургии в Варзужской церкви дьякон Сергий Шерфетдинов был рукоположен в сан пресвитера. Он стал священником православного прихода поселка Видяево. Здесь же у алтаря знаменитой Успенской церкви, на древних могилах монахов-мучеников владыка Симон отслужил первую панихиду о погибших моряках-подводниках. Помогал Владыке на этих печальных службах вместе с другими ребятами-иподьяконами и сын погибшего капитана 1 ранга Багрянцева — Игорь Багрянцев. Здесь же и было принято Владыкой решение написать четыре памятные иконы: Спасителя, Божьей Матери «Курской», Николая Чудотворца и князя Владимира Крестителя Руси. А по периметру этих икон, на полях дать портреты всех 118 погибших моряков в белых одеждах. Первый вопрос стал возникать сразу: «Но, среди членов экипажа могли быть и не крещеные». На это сомнение Владыка отвечал однозначно: «Они покрестились в морской воде своего мученического подвига».
Белые одежды
В это время в самом Видяево служили поминальные службы братия Трифонов-Печенгского монастыря. Среди них был и нынешний наместник монастыря иеромонах Даниил (Топоев), позже вспоминавший: «Было очень тяжело, поскольку, служили постоянно о здравии, хотя уже ясно ощущалось, что эти прошения «не по адресу». Но, на то было Патриаршее благословение, и никто не брал на себя смелости начать молиться об упокоении душ усопших моряков, хотя все внутри этого требовало. Наконец, наместник монастыря игумен Аристарх принял такое решение и сразу как камень с души упал.
Все были здорово измучены за эти дни, и после обеда решили отдохнуть в гостинице, где нас разместили. Я задремал, и вдруг вижу, в комнату вошел моряк с «Курска». Мне это, как-то сразу стало понятно. Он был в белой одежде и весь мокрый, как только что из купели. Лица его я не видел, поскольку стоял он ко мне спиной. Подойдя к иконкам, которые у меня были в комнате, он перекрестился на них, поклонился и вышел. Все было удивительно реально и спокойно. У меня это был первый такой опыт общения с горним миром в, так называемом, «тонком сне». И я тогда понял, что Господь дал мне эту возможность увидеть, дабы укрепиться в правоте слов нашего Владыки: «Они покрестились в морской воде своего мученического подвига». К этому вопросу будут еще не раз возвращаться любители строгих канонов, с безжалостным ригоризмом апеллировать к закону, порядку, справедливости.
В этой связи вспоминаются мудрые слова преподобного Исаака Сирина: «Не называй Бога справедливым, ибо если Бог справедлив, то я погиб. Христианство — это путь любви, которая выше закона».
Ребята с «Курска» являлись многим в те дни. «Я увидела стоящего посреди комнаты моряка, офицера. Помню, в руках он держал фуражку. Мне сразу было ясно, что он с «Курска». На мой недоуменный вопрос (не помню, какой точно), он ответил, что для этой жизни он уже умер. Позже, когда по телевизору показывали кадры видеосъемки экипажа «Курска», я сразу узнала его — это был мичман». (Свидетельство жительницы Подмосковья).
«Был сон очень меня взволновавший. В эти дни переживаний о «Курске», иду я мимо нашего кладбища и вижу многочисленные воинские захоронения, могилы воинов. И из одной из них, появляется молодой парень в белой одежде и говорит мне: «Помолитесь за нас»! Я, как проснулась, сразу в церковь побежала, батюшке рассказала, и молебен отслужили о погибших» (Свидетельство жительницы г. Кандалакши).
«В августе 2000 года я была в Абхазии и рано утром шла в церковь вдоль моря. Уже зная о трагедии в Баренцевом море, я шла помолиться о спасении экипажа. Бетонная пристань, мимо которой пролегал мой путь, уходила далеко в море и там на самом ее конце, я увидела стоящего матроса. Черные брюки, белая форменка, гюйс, бескозырка. Он стоял и отдавал честь. Это было немного странно, я шла, поглядывая в его сторону, пытаясь рассмотреть повнимательнее. А он, как бы, поворачивался за мной по мере моего движения. Потом фигурка вдалеке исчезла также неожиданно, как и появилась». (Свидетельство школьной учительницы из пос. Видяево)
Иконописцы
Евгений
Сорок дней «Курску» было 20 сентября 2000 года. В Видяево освятили Никольскую церковь-памятник и теперь нужны были памятные иконы.
Для начала, нужны были хорошие иконные доски. Для этого было взято дерево конца XVIII века от алтарного перекрытия знаменитого Собора Владимирской Божьей Матери в Санкт Петербурге. За десять лет до «Курска», в 1990 году храм вернули верующим, и, тогда же, в ходе ремонта балки этих перекрытий были заменены на новые. Старые доски, пропитанные ладаном бесчисленных богослужений, опытные столяры припрятали до подходящего случая. И вот такой случай настал.
22 сентября у иконописца Евгения была свадьба. Несмотря на переживаемую радость, мысли его все равно возвращались к «Курску». Накануне владыка Симон уже позвонил Евгению и поставил необычную задачу — писать иконы памяти «Курска». Евгений в то время уже вполне состоялся как добротный иконописец, и потому с написанием самих четырех образов особых проблем не возникало. Что же, касалось задуманных ста восемнадцати портретов подводников, то эта задача была сложности чрезвычайной и требовала особого таланта и редкого специалиста.
Инна
«Мы сидели с бабушкой в Оренбурге у телевизора и на пару в голос рыдали, — вспоминала потом художница Инна, — так я свой августовский отпуск провела в ожидании спасения ребят-подводников». По возвращении в Петербург, 22 сентября 2000 года Инна была приглашена на свадьбу своего старого друга иконописца Евгения. «Возьмешься написать портреты погибших ребят с «Курска»? — спросил ее Евгений, — их лики будут по периметру четырех икон. Так Мурманский Владыка благословил». Инна вспоминала позже: «Я ни минуты не сомневалась. Так сердце отозвалось, как о чем-то родном. Сразу согласилась». Однако задача эта была, по сути, не выполнимая. В таких случаях Господь предупреждает нас: «человекам это невозможно, — но при том и утешает, — но не Богу, ибо все возможно Богу» (Мк. 10,27). Фотографии подводников были, во-первых, черно-белые, а во-вторых, очень многие из них любительские, увеличенные с совсем маленьких, случайных снимков. Плюс ко всему не обошлось и без «козней лукавого»: большинство фотографий оказалось зеркально перевернутым. Как такое могло получиться — не понятно.
Хорошо, что это во время было обнаружено, поскольку, в противном случае, не о каком портретном сходстве не могло быть и речи. Как известно лица людей, их правые и левые стороны вовсе не симметричны.
Но, по-прежнему, объем, и сложность задачи оставались выше человеческих сил. «В этой ситуации, — вспоминала художница, — поддерживало и укрепляло лишь чувство сопричастности чему-то очень важному и угодному Господу. И вся надежда была на Его помощь. Мне дали ключи от одной пустой квартиры на Васильевском острове, и я приступила. Плакала над каждой фотографией, стараясь увидеть этого человека. Так и писала. Писала и плакала».
Ехать на годовщину «Курска» было страшно. Соберутся все родственники, а, что если не понравятся портреты, каждый, ведь своего, единственного рассматривать будет. И, надо сказать, действительно, недовольство было высказано. Правда, претензии были следующие: почему такие хорошие цветные фотографии, что размещены на этих иконах, родственникам не подарили?
Эти слова для художницы Инны были выше всяческих похвал.
«Иконоборчество»
К сожалению, и после написания икон находились «ревнители истинного православия», крайне неодобрительно относившиеся к размещению портретов подводников на иконах. Хотя хорошо известно, что в традициях иконописи для наполнения сюжета, при раскрытии образа, допускается использовать самые различные изображения людей, предметов или ангелов. И подчас, эти персонажи икон вовсе не святые, и даже, более того, бывают и «падшие». Но все эти объяснения, как-то не убеждали. Единственно, что реально лишало противников этих икон аргументации, так это то, что каждая икона фактически состояла из двух частей. Это, собственно, сама икона, каноничное иконописное изображение (Спасителя, Божьей Матери, святителя Николая и князя Владимира) и его рама с портретами членов экипажа «Курска». Таким образом, ни о какой «незаконной канонизации» подводников разговора уже не получалось, поскольку относительно рамы для иконы канонов никаких не предусмотрено и традиций не установлено.
Надо сказать, что в этом небольшом эпизоде сокрыта большая проблема. Ф. М. Достоевский устами героя одного из его произведений высказал мысль удивительной глубины: «В Ваших словах одна только правда, а любви нет. Так какая же это правда?»
То есть, правда сама по себе не является абсолютной ценностью. Даже самая явная правота и очевидность, если она не несет в себе любви, оказывается неправдой, ложью, и наполнена разрушительной силой. Весь трагический XX век прошел под знаком именно такой абсолютной ценности «правды». Потому и главная газета наша была «Правда». И слова были за правду, свободу, справедливость+ Только вот эта правдивая дорога оказалась устлана бесчисленными миллионами загубленных человеческих жизней.
И еще большим количеством погибших душ, отравленных этой «правдой», новой генерацией людей, укоренивших ненависть в своем сердце вместо любви. Что тут возразить — нас так учили. Мы все родом из XX века — века торжества безжалостной правды, которая рождает из себя ненависть и злобу. И правда там была у каждого своя.
Так что, даже если ты чувствуешь себя абсолютно правым и готов аргументировано и «со ссылками» доказать свою правоту, но при этом в твоем сердце нет любви, — ты лжец. Потому что творишь «работу вражью», «лжешь на истину», и правда твоя, — «земная, душевная, бесовская» (Иак. 3,17).
Правда лишь тогда становится истиной, когда соединяется с любовью. Потому что Сам Бог и есть эта Любовь. И только Он имеет абсолютное право сказать: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14,6).
И чем больше в нас этой любви, тем ближе мы к Истине. Потому и иконы памяти погибших ребят с «Курска» можно было написать только по любви, а не по правде.
Рубеж
Для чего всем нам была нужна трагедия «Курска»? Какие грехи омывались в эти дни теми потоками слез, что проливали у экранов телевизоров миллионы россиян?
Это был грехи окаменевших сердец, грехи омертвевшей души русского народа. Завершалось второе тысячелетие пришествия в мир Спасителя, а в России все оказалось растоптано, обесстыжено и отдано на продажу. Страна, когда-то называвшая себя Святой Русью, превратилась в посмешище и блудилище. «И поступят с тобою жестоко, и возьмут у тебя все, нажитое трудами, и оставят тебя нагою и непокрытою, и открыта будет срамная нагота твоя, и распутство твое, и блудодейство твое. Это будет сделано с тобою за блудодейство твое с народами, идолами которых ты осквернила себя» (Иез.23,29).
Нужно было положить предел, обозначить рубеж, последнюю черту на пути нашего духовного падения. Израненная громада «Курска» легла пред нами, не позволяя на этот раз перешагнуть и забыть, как мы уже не раз делали в таких случаях. Рваный металл искореженной лодки по живому резанул сердце каждого русского человека. Ребята с «Курска» уходили в жизнь вечную, дабы мы никогда не забывали о вечности живущей в нас.
«Опускают венки на суровую скорбную воду.
Да прозреют живые, поняв, как друг другу нужны.
Вся Россия скорбит. Значит, мы остаемся народом!
В общей боли и муках срастается тело страны».
Николай Колычев, Мурманский поэт.
Старец отец Василий
В Санкт Петербурге на Серафимовском кладбище стоит деревянная кладбищенская церковь, освященная в 1907 году во имя преподобного Серафима, Саровского чудотворца. Церковь эта пережила все гонения XX века, упокоила у своих стен сотни тысяч мучеников блокадного города, а позже и многие жертвы послевоенных трагических событий и катастроф, что придало Серафимовскому кладбищу статус мемориала. Еще это кладбище считают «морским», что было подтверждено и фактом упокоения здесь, при этой церкви, тридцати двух моряков-подводников с «Курска».
Церковь этого кладбища знаменита и долгим, в течение 26 лет, периодом настоятельства в ней известного старца последних времен протоиерея Василия Ермакова (+ 2007), сумевшего собрать и благодатно окормлять вокруг этой маленькой церквушки многотысячный и удивительно деятельный, «живой» приход, последнее время активно прираставший военными моряками.
Выше мы упоминали историю прихода в эту церковь, и последующих отношений капитана 1 ранга Багрянцева с отцом Василием. Батюшка, естественно, много размышлял над случившейся трагедией, ясно определяя скрытые, духовные причины произошедшего: «Мы видим напористое стремление по-человечески, по своему уму разрешить эту трагедию, объяснить всем, почему она произошла. Довольно уже пытаться свести ее причину на уровень технических проблем». Отец Василий говорил о моральном аспекте жизни во флотских гарнизонах, о глубоком нравственном падении современного человека, об утрате духовных основ семейной жизни, деградации отношений между мужем и женой. Крепкие, духовно здоровые семьи стали исключением из правил. Чистота, верность, целомудрие, — стали едва ли не ругательными словами. Эти фундаментальные основы человеческого счастья, воспринимаются как признак отсталости, не умения «наслаждаться» и «брать от жизни все». О том и горькие слова отца Василия: «Произошедшее с «Курском» — трагедия нравственная, и характер ее чисто духовный. Это трагедия-символ. Главная причина в том, что дома ребят никто не ждал. И за это всегда бывает наказание. Я это знаю, мне рассказали о том холоде, том равнодушии, которое было у жен многих моряков к своим мужьям, им в спину неслись даже проклятия. Вы не хотели, что бы ваши мужья, сыны России вернулись домой?! Что хотели, то и получили. Главная причина гибе ли — нравственная — женщины перестали любить своих мужей, ждать их, делить их тяготы».
И пусть никто не обижается на слова старого священника, да поглубже заглянет в свое сердце и, может, поплачет, над пронзительными строчками стихотворения Константина Симонова «Жди меня»:
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Думаю, каждый морской офицер знает об этом и желает этого. И я знаю об этом не понаслышке. Я видел эту любовь и эту непобедимую верность. Мой тесть, Иван Михайлович, прошел всю «финскую» — командиром роты, всю «Отечественную» — комбатом (!), закончил в Японии — зам. Командующего Армией. Он всегда был на передовой, и пережил столько, что по законам той страшной войны должен был погибнуть сотни раз. Но он так любил свою единственную Анну, а она так его ждала, что никакая смерть не смогла победить их верности друг другу.
И моя мама так же ждала моего отца из бесчисленных походов. Это было время, когда в Таллине шли постоянные испытания, тяжелые неудачи и бесконечные доработки новых проектов послевоенных «дизелюх». И когда маме позвонили и сказали, что лодка отца затонула, и капитан-лейтенант Баданин погиб при исполнении служебного долга, она не поверила. Она постарела, она попала в больницу. И спустя несколько дней отец позвонил ей и сказал, что он жив.
И так же верно ждала меня и моя жена Валентина из всех бесчисленных походов моей командирской службы. Так и я должен был бы погибнуть вместе со своим старым, изношенным боевыми службами кораблем в жесточайшем шторме в Северном море осенью 1984 года, но мы очень любили друг друга, и наша верность оказалась сильнее всех смертельных опасностей.
Препятствие к молитве
Да, собственно, о какой молитве, о каких прошениях к Богу за дорогих людей, «за тех кто в море», может идти сейчас речь на Российском флоте? Это, увы, исключено, поскольку не для кого не секрет, что вся жизнь моряка постсоветского времени, вся его душа и сердце отравлено откровенной матерщиной. Просто диву даешься, с каким упоением и даже гордостью моряки флота российского изливают друг на друга эту словесную грязь. Неужели эта гнусная традиция, принесенная, так называемыми, «революционными матросами» опьяневшими от вседозволенности 1917 года, оказалась нам дороже традиций российского офицерства, этой «белой кости и голубой крови», традиций святого адмирала Федора Ушакова, адмиралов Нахимова, Синявина, Макарова.
Неужели и сейчас мы будем продолжать следовать этому главному признаку «рабоче-крестьянского» происхождения, как необходимому условию проявления лояльности к безбожному режиму кровавого XX века.
Так не было на Российском флоте. Мой прадед в конце XIX века 12 лет отслужил на кораблях царского флота. По свидетельству моей бабушки, самым страшным словом, которое он мог позволить себе «во гневе» было: «У, чумичка!». Произнести слова грязной ругани, употребить «гнилое слово» не мог никакой воин-христианин, потому как — это явный грех. И Господь может наказать, отступив от тебя.
Отец Сергий: «Во время выхода в море на подводной лодке серьезным испытанием для меня было испытание «ненормативной лексикой» моряков, или матом. Никакие корабельные мероприятия: инструктажи, учения, уборки, прием пищи и прочее, не обходятся без этого «перца». Моряки обильно приправляют им свою речь. На мои скромные замечания они отвечали: «Батюшка, Вы не представляете, что бы здесь было, если бы Вас не было!» И тогда я думал: «Значит, я здесь не зря».
«Гнилое слово»
Что же такое, собственно, есть мат? Мат с духовной точки зрения — это есть антимолитва. Через матерные слова происходит поклонения «князю тьмы» и, как следствие, человек отступает от Бога. При этом человек, конечно же, чувствует эту черную энергию, и она его возбуждает. Матерящийся притягивает силы зла и доверяется им. Эта разрушительная энергия обладает способностью вызывать в человеке привыкание, зависимость наподобие наркотической. Человек уже не может жить без этой подпитки. Этими грязными словами он оскорбляет, унижает, «опускает» своего собеседника. На сакральном же уровне происходит подавление собеседника, через натравливание, так называемых, бесов или падших ангелов на объект матерного поношения.
Вследствие такой привычки человек переходит на сторону сил тьмы и, тот самый, Ангел-Хранитель, что даруется каждому христианину от Господа при крещении, отходит от человека и не вмешивается в происходящее, поскольку уважает свободу своего подопечного, добровольно выбравшего себе иных помощников. Святое Писание учит: никто «не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Лк.16,13).
Таким образом, всё то великое множество святых угодников Божьих, кои по роду своего служения являются верными заступниками и хранителями «всех сущих в море далече», — со времен 1917 года моряков Российского флота больше не охраняют. Это была величайшая победа князя тьмы, и до сегодняшнего дня российские моряки «твердо стоят на страже этих завоеваний». Поэтому так неуютно человеческой душе внутри современного корабельного пространства наполненного грязным словом, там все «нечисто», там живет зло, которое в любое время может вырваться на свободу и разгуляться в полную силу, разрушая и калеча всех и вся.
Человек добровольно отдал свою жизнь во власть дьяволу, забыв Божье предупреждение: «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места Диаволу. Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших, а только доброе для назидания в вере, дабы оно давало благодать слушающим. И не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления» (Еф.4,29).
Не искоренив матерщину ситуацию на флоте не изменить. Время, в течение которого Господь жестоко наказывал Россию, дав неограниченную власть над ней силам зла, в лице безбожного режима, наконец, истекло. Мат теперь не будет прощен от Господа, как это было во времена советского флота. Теперь от самих людей зависит, когда они расстанутся с этой «отрыжкой» мрачных времен. Господь ясно говорит: «не может из тех же уст исходить благословение и проклятие: не должно, братия мои, сему так быть. Течет ли из одного источника сладкая и горькая вода?» (Иак. 3, 5).
Прославление
Когда, вспахав морское дно, подводный ракетный крейсер проложил кровавый рубеж, обозначив предел духовной деградации русского народа, вслед за этим, 13 августа 2000 года в Москве была подведена черта под Российской историей XX века. Юбилейный Освященный Архиерейский Собор РПЦ принял решение вселенского масштаба. Были прославлены в лике святых мученики и исповедники России ХХ века. Церковь от лица всего народа прославила тех, кто своей мученической кончиной встал на пути безбожных властей и испросил всем нам прощение греха отступления от веры отцов.
Эта важнейшая работа Собора шла параллельно с молитвенными прошениями, и тревогой были наполнены сердца участников. Святейший Патриарх вместе со всеми архиереями Русской Церкви возносил молитвы о спасении моряков-подводников: «Господь да спасет и помилует воинов, оказавшихся в подводном плену. В молитвенном сострадании обнимаем их семьи. Просим не терять надежды…».
19 августа на корпусе «Курска» продолжали активно работать спасатели, пытаясь вскрыть аварийный люк девятого отсека. В этот день в Москве Патриарх освятил, возвращая из небытия, уничтоженный в 1932 году символ величия духа Православного воинства — Храм Христа Спасителя.
«Когда в ходе освящения Святейший Патриарх обходил храм со святыми мощами, кто-то первым поднял взгляд на небо… А в небе чудесное знамение! Ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не видели ничего подобного. Края облаков обычно несколько размыты, округлы. Здесь же были совершенно ровные перекладины. Кроме того, было ветрено, и все облака быстро двигались, пролетая рядом с Крестом, сам же Крест стоял на месте» (Из рассказа очевидца — одного московского священника).
«Спасающая-на-Море»
«Икона мне приснилась во время тех тяжелых дней переживаний о судьбе «Курска», — рассказывал Николай, известный церковный ювелир, — Я знаю службу подводника по рассказам моего отца. Он сам подводник, участник войны на Тихоокеанском флоте. В 1943 году стал инвалидом.
Образ иконы Божьей Матери «Знамение» я увидел на фоне волн, и там же были венки, опускаемые в море, горящие свечи. Я обратился к иконописцам мастерской «София» города Ярославля и художники сумели воспроизвести сюжет всего увиденного мною. От себя иконописец предложил расположить свечи (их было по количеству погибших подводников — 118), в виде силуэта, абриса подводной лодки. Через два месяца икона была готова.
После написания икона впервые экспонировалась в музее им. А. С. Пушкина на выставке посвященной Военно-Морскому флоту России в 2001 году. И уже там стало понятно, что образ состоялся, что икона живет, являя нам непостижимый мир православной святости. Люди сердцем принимали ее. И даже не смотря на обстановку музея многие молились перед образом, вставали на колени.
После выставки икона убыла в резиденцию Патриарха Алексия II в Переделкино, где Святейший в течение двух недель молился пред этим образом.
Мы же приступили к изготовлению для иконы особого, ювелирного оклада. Сама икона была написана, как говориться, во славу Божью. Но когда встал вопрос о серьезной ювелирной работе, то понадобились средства. Была создана, если так можно выразиться, инициативная группа, собравшая необходимую сумму. В нее вошли самые неожиданные люди: представители отдела безопасности ООО «Межрегионгаз», члены ассоциации Ветеранов Специальной Разведки ВМФ, моряки подводники, проживающие в США.
Трагедия «Курска» затронула всех, думаю, любой человек был бы готов поучаствовать в этой работе в память о «Курске». И еще должен сказать, что за все 22 года моей творческой деятельности не было столь радостной и легкой по ощущению работы.
Будто бы кто-то руководит тобой, помогает, и буквально водит твоей рукой.
К первой годовщине памяти трагедии «Курска» работа была закончена. Достойно украшенная икона Божьей Матери «Спасающая-на-Море», спецрейсом из Москвы была доставлена в Мурманск, а затем в и в поселок Видяево.
Лишь позже стало понятным еще одно важное обстоятельство. Образ Божьей Матери иконы «Спасающая-на-Море», которую увидел Николай, идентичен образу на знаменитой, древней иконе Божьей Матери «Курской», которая с XIII века имеет уточняющее название «Коренная». Именно этот образ Божьей Матери «Курской Коренной» благословил в это же время писать и архиепископ Симон для одной из тех четырех икон, что с портретами подводников на полях.
Протоиерей Роман церковь апостола Андрея Первозванного г. Ростов Великий, Ярославской епархии: «Свечи, когда их ставишь за подводников «Курска», становятся, как бы, с капельками крови».
Протоиерей Андрей, храм Андрея Рублева г. Братск, Иркутской епархии: «Каждое воскресенье мы служим панихиду по погибшим подводникам Курска с поминовением поименно. Такой порядок завели еще осенью 2000 года, и вот, уже десять лет так».
Достоинство
Все, кто соприкасался непосредственно со спасательными работами осенью 2000 года, все кто участвовали в дальнейшем следственном процессе по «Курску» неизменно отмечали возникающее чувство уважения к тому, как проявил себя экипаж в этой страшной ситуации. «Ребята вели себя очень достойно, — вспоминал Шамиль Алиевич, один из криминалистов участвовавший в подъеме тел моряков, — а с запиской Колесникова, на мой взгляд, вообще, произошло явное чудо. На экране монитора были видны все перипетии подъема тел. Тогда еще в отсеке, когда водолазы начали подъем Колесникова, было видно, что он сильно обгорел, и его куртка подводника сгорела практически полностью, но я заметил, что ее карман нагрудный почему-то на месте. Для меня это профессиональное, есть карман, значит, в нем может что-то важное быть».
И, действительно, в нем оказалось очень важное. Тогда весь мир услышал слова спокойного мужества российского офицера принявшего последнее командование этой некогда лучшей лодкой России и теми двадцатью тремя ребятами, уцелевшими в искореженных взрывом отсеках.
«Весь личный состав из 6-го, 7-го и 8-го отсеков перешел в 9-й. Мы приняли это решение в результате аварии. Я пишу на ощупь… Шансов, похоже, нет. Процентов 10-20. Будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает. Самочувствие плохое. Ослаблены действием угарного газа. Давление повышается. Кончаются регенаративные патроны. При выходе на поверхность не выдержим декомпрессии. Здесь списки личного состава отсеков, некоторые находятся в девятом, и будут пытаться выйти. Всем привет, отчаиваться не надо». (Из записки капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова).
Господь сберег для нас это свидетельство высоты духа русского моряка. В течение всех не простых коллизий извлечения тела из отсека, загрузки в специальные контейнеры, подъема со стометровой глубины и доставки на борт судна «Регалия» карман с бумагами капитан-лейтенанта держался «не на чем», оставаясь на своем месте, на груди, у сердца.
Как вспоминали криминалисты, были и другие записки, но их не публиковали — из-за их сугубо личного характера. В них последние самые важные слова своим родным и близким. Писали спокойно, с чистой совестью и сознанием выполненного долга. «Ты теперь в семье остаешься старшим мужчиной, — так наставлял своего сынишку один из подводников в своей прощальной записке, — помни, на тебе большая ответственность».
«Карандаш ломается, холодно, темно
Капитан Колесников пишет нам письмо
Нас осталось несколько на холодном дне
Три отсека взорвано, да три еще в огне
Знаю — нет спасения, но если веришь — жди
Ты найдешь письмо мое на моей груди».
(Из песни Ю. Шевчука «Капитан Колесников»)
За несколько дней до своего последнего выхода в море капитан-лейтенант Дмитрий Колесников оставил своей жене Ольге четверостишье, показавшееся тогда ей странным и тревожным:
«А когда час придёт умирать,
Хотя мысли такие гоню,
Мне придётся тогда прошептать:
«Родная, тебя я люблю!»
Через несколько дней, находясь уже в холоде и мраке девятого отсека, он успел выполнить свое обещание: «Олечка, я тебя люблю, не переживай сильно. Моим привет».
И росчерк прощальной подписи.
Две иконы Божьей Матери «Федоровская» были привезены в подарок Видяевским храмам из города Костромы на первую годовщину памяти «Курска». Но лишь позже люди стали замечать, что на обоих иконах руки Богоматери и ножки Младенца стали выглядеть как бы «обгоревшими».
Вера и суеверие
Много чего было сказано о причинах произошедшего. Не возможность рационально объяснить столь ужасающий результат аварийной ситуации, лишает людей привычных точек опоры, порождая обвинительную истерику, когда обличаются и подозреваются все и вся. С мистической точки зрения пытаются найти причину феномена «Курска» в нарушении правил «векового обряда крещения» корабля.
Мол, дескать, шампанское разбил не тот, кому положено.
Не секрет, что моряки народ суеверный. То есть, в среде мореплавателей существует понимание того, что далеко не всё, происходящее с людьми, с экипажем и кораблем, зависит от человеческой воли или от технических возможностей. Эту аксиому еще раз с ужасающей очевидностью доказывает ситуация с «Курском», повергая экспертов в полное недоумение: «Такое развитие катастрофы — это «один вариант на миллион». С «Курском» произошло неимоверное! По всей теории вероятности такой совокупности случайностей просто не могло быть… Ну просто не могло все это произойти…»
На самом же деле и в жизни каждого из нас, и в судьбе целых стран и народов все зависит от воли Того, Кому, собственно, все принадлежит по определению. И, в конечном итоге, все происходящее с нами — есть, не что иное, как уроки воспитания от нашего Небесного Отца. И никакие манипуляции с шампанскими винами не могут повлиять на Божественные решения, упраздняя необходимость постоянног о личного разговора, молитвенного общения человека со своим Отцом. И от того, что кто-то продолжает делать вид, что Его нет, и потому не слушается своего Отца, ситуация не улучшится и наказание будет повторяться вновь и вновь. И так, до тех пор, пока не вразумимся и не изменимся. Потому как, если Родитель не заботится о воспитании своих неразумных чад, то это уже не Отец, а чужой дядя.
Так называемое, «крещение» корабля стало возможным в России, лишь как результат богоборческих усилий XX века. Поскольку понятие «крещение», может быть совершено лишь над человеком и в отношении бездушного предмета, пусть даже и корабля, христианином воспринимается как кощунство. Но на сегодня, этот, близкий к языческому ритуал, с теми или иными вариациями, проводится во всем мире.
В Русском Императорском флоте, был свой, освященный вековой историей, особый обряд спуска нового корабля на воду. Прежде всего, служился торжественный водосвятный молебен. Кораблю вручалась главная корабельная икона — Небесного Заступника данного судна. Затем сам корабль и поднятые на нем Андреевский флаг и гюйс окроплялись святой водой, и под звуки Государственного гимна и артиллерийского салюта обрубались последние державы. Торжество заканчивалось общим парадным завтраком.
Позже, по завершении достройки корабля освящался Престол корабельной церкви. В день памяти Небесного покровителя данного корабля служилась Божественная Литургия, и весь экипаж от командира до последнего юнги причащался из Чаши святых Христовых Тайн.
Что же касается различных примет, магических знаний и возможности предвидеть судьбу человека, то всякий служитель оккультных наук, если он будет до конца честен, должен будет признать, что христианин к этой сфере, отношения не имеет никакого. Это сфера власти над людьми гордыми и неверующими. Но, как известно, «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1Пет. 5, 5). Или, как замечали древние, «желающего идти — судьба ведет, не желающего — тащит», и, во всех случаях, предначертанная ему «планида» совершится неумолимо.
На человека истинно верующего ни приметы, ни звезды, ни линии руки, ни гороскопы, ни гадания влияния не оказывают. Причина бессилия этих тайных знаний над христианином, состоит в том, что человек верующий каждый день изменяет свою судьбу, поскольку постоянно молитвенно общается с Богом. Такой человек угоден Господу, и потому многое о чем он просит, исполняется, судьба его изменяется, роковые обстоятельства обходят стороной, звезды обессиливают и неумолимый фатум — отступает.
Не для кого не секрет, что человек приходит к Богу через скорби. Сытому, довольному, богатому и здоровому Господь совершенно без надобности. И тогда, является милосердие Божье, и Господь начинает заниматься человеком, не дает ему погибнуть в своем сытом неверии. Бог обращается к нам и говорит языком обстоятельств, мы же отвечаем Ему языком поступков.
Этот процесс весьма болезненный и перекраивает человека, часто режа по живому, оперируя прямо на сердце. Но по-другому нельзя: «без пролития крови не бывает прощения» (Евр.9,23)
Из обращения Командующего Серным флотом адмирала Попова В. А. к женам, матерям, к отцам, детям погибших подводников:»Нет вины экипажа в том, что произошло. Обстоятельства были настолько катастрофическими, что после столкновения, я в этом уверен, большинство членов экипажа не прожили и трех минут. Я постараюсь все сделать, я буду стремиться к этому всю свою жизнь, чтобы посмотреть в глаза тому человеку, кто эту трагедию организовал.
Я хочу попросить вас, женщины: растите своих сыновей достойными отцов. Подводники выполнили свой долг до конца. Они честно служили своему Отечеству. Мы потеряли лучший экипаж подводной лодки Северного флота. Мы здесь, пытаясь спасти людей, сделали все, что было в наших силах, и сверх того. Три тысячи моряков Северного флота занимались спасением корабля, экипажа, но обстоятельства оказались сильнее нас. И сегодня действительно еще раз убеждаешься в том, что нет нигде такого равенства перед судьбой, как у экипажа подводной лодки, где все либо побеждают, либо погибают. Горе пришло, но жизнь продолжается. Растите детей, растите сыновей. А меня простите. За то, что не уберег ваших мужиков».
То, что пережила тогда вся страна, в полной мере отразилось в этих взволнованных письмах, в простых и искренних словах скорби и сочувствия, являющих подлинную душу народа. Нескончаемый поток этих писем приходящих в те дни в штаб Северного флота были адресованы Командующему флотом, адмиралу Попову. Именно ему выпало тогда стать неким сосредоточием, центром притяжения и концентрации этих людских переживаний.
«Пусть знают, что «Курск» наша острая боль, незаживающая рана»
«Трагедия «Курска» стала личной трагедией нашей семьи.»
«Желаю всем нам никогда больше не испытать такой горечи от тяжелой утраты, и самое главное, чтобы все моряки всегда возвращались к своим семьям».
«Пошла третья неделя, как произошла катастрофа, но боль для меня и моей семьи не утихает. Эта боль, наверное, сейчас у миллионов россиян и не известно, когда она утихнет».
«Когда Вы сняли пилотку и попросили прощения у тех, кого не сберегли, я думаю, с Вами была вся Россия».
«Внимательно наблюдая и анализируя происходящие события, могу твердо сказать — Ваши действия были безупречными». Из письма адмирала Касатонова И. В.»
«Вы сделали все что могли, но обстоятельства бывают выше нас. Адмирал, не уходите в отставку, такие люди нужны России и ее флоту»
«В часы, когда надо было быстро принимать решение, со всей полнотой последующей ответственности, Вы, адмирал, оказались практически в одиночестве. Нет на Вас вины, нет на Вас крови, и не прятались Вы ни за чьи спины».
Неугасимая лампада «Курска». Игумен Митрофан (Баданин). Издательство «Ладан», 2010. ISBN: 978-5-86983-061-6
Читайте также:
Гибель «Курска»: последнее интервью капитана подлодки