«Никогда в жизни не возьму приемных детей!» Так говорила Наталья, а потом приняла семерых

«Как это, заберешь ребенка?»

На втором курсе педагогического института Наталья устроилась в дом малютки ночной няней, чтобы подработать. Студентка присматривала за сиротами в возрасте от года до пяти лет. В первый же день захотелось забрать всех.

­— Жалко ведь. Нам, молодым, не разрешали их гладить, жалеть, обнимать — чтобы они не привыкали. Работа и работа, — вспоминает Наталья. — Ты приходишь — а они лежат. И начинаешь с девчонками: «Воспитателей нет, начальства нет, можно потискать, покормить!» Обычно же кормили в кроватке, а мы брали на руки и так допоздна с ними и ходили.

В группе была девочка с синдромом Дауна, в нее Наталья просто влюбилась. Девушка поняла, что в будущем у нее обязательно будет такой ребенок: они не умеют врать и если любят — то просто за то, что ты есть. 

Тогда же девушку отправили на практику в центр реабилитации для несовершеннолетних. Это был своего рода перевалочный пункт: сюда привозили детей, которых либо находили где-то на улице, либо изымали из семьи. Дальше они попадали в детские дома разных регионов.

Наталья и Леонид

— Нас посадили в актовый зал, туда привели детей, особо ничего не рассказали… Среди них я увидела мальчика, его звали Валя — и похож он был на домовенка Кузю: маленький, весь грязный, в соплях, с огромной кудрявой шевелюрой и непонятно во что одетый. Я приехала домой и говорю маме: «Давай заберем». — «Ты что? Какое заберем? Он что, котенок, щенок? А вдруг мы не уживемся? Мы не сможем отдать его назад».

На следующий день Наталье нужно было к третьей паре, но мама разбудила ее с утра пораньше. «Мам, ты чего? Еще спать и спать!» — «Поехали в твой центр. Знакомиться». Ничего о том, как стать приемными родителями, семья не знала и даже не догадывалась, с чего начать. Просто приехали посмотреть и пришли к директору. В кабинет привели маленького Валю, мама Натальи начала с ним разговаривать, а потом выяснилось, что ребенка отдать не могут — его вообще отправляют в Краснодарский край, где у него двое старших братьев.

— Кузеньку мы не забрали… Этот рыжий домовенок у меня до сих пор перед глазами. Мы очень сильно расстроились. Если бы на тот момент мы знали то, что знаем сегодня, мы бы смогли. Начальница, видимо, не захотела заморачиваться по этому поводу. Ей было проще отправить ребенка туда, откуда он родом. Но маму было уже не остановить. Она взяла из детдома другого мальчика. А потом еще, и еще, и еще…

Сама Наталья мечтала, что у нее будет трое или четверо детей.

Но когда семья разрослась у ее собственных родителей, она была готова закричать: «Я ни за что на свете не возьму приемных!» Девушка поняла это после того, как осталась одна с шестью новоиспеченными братьями и сестрами, пока мама и папа уехали на выходные.

— Я тогда жила отдельно, они меня попросили просто присмотреть. Было все ударно, кто во что горазд! Дети — мал мала меньше, самой старшей 12 лет. Был Вова — смесь цыгана с русским, ядерная кровь. Кто в одну сторону, кто в другую… Я им обедать — они суп прольют, выкинут. Начинаю искать — прячутся. Собаку накормят чем-то, кошек закроют в шифоньере. Никто тебя не слышит, спать уложить нельзя. Вот после этого я сказала: «Нет, никогда в жизни».

«Ребенок расцарапывал лицо, кусал и щипал себя до синяков» 

— Я даже не предполагала, что у нас будет такое количество детей. Ну может быть, трое. Но не девять! А как мы вообще пришли с тобой к тому, что решились на приемных? — спрашивает Наталья у Леонида, своего мужа, разворачивая конфету.

— Мы хотели одного. А получилось четверо.

— Подождите-подождите, как-то стремительно все… — растерянно смотрю я на детей, играющих в комнате, не понимая, кто есть кто.

— О-очень стремительно. Даже в тот момент, — посмеивается Леонид.

Елисей

— В 2011 году родился наш сын, Елисей. Никто его не ждал, — объясняет Наталья, — у нас были совершенно другие планы. И все с ним классно, только когда ему исполнилось 4 года, мы поняли, что хотим еще. Прошли ШПР, собрали все документы, получили заключение на руки и начали лопатить базу. Я ждала, чтобы екнуло сердце. Иногда смотришь — хороший ребенок, да, но не лежит душа, а иногда смотришь — все, мое! Единственное, конечно, сначала «мое», а когда начинаешь звонить, тебе говорят: «Ребенка забрали». В такие моменты как будто теряешь кого-то родного. Я уже просто брала листок и писала списки. Хорошо, если из 15 человек мы могли посмотреть хотя бы одного.

Первой была Лиза с синдромом Дауна — единственный ребенок, на которого муж не мог согласиться очень долго. Ее фотография не соответствовала реальности вообще: маленькая, худая, коротко остриженная девочка еле стояла на ногах. В свои 4 года она не умела ни жевать, ни глотать, ее кормили из бутылки.

Лиза

Список диагнозов был огромен, врачи говорили, что у Лизы аллергия абсолютно на все и что она никогда не научится жевать, ходить на горшок и не станет социально адаптированной. В общем, тяжелый инвалид. Леонид думал две недели. Оставался последний день, когда можно было дать согласие. Жена не давила, но «извивалась ужом», понимая, что девочку нужно срочно спасать.

А дома с ней все прекрасно, потому что у детей с синдромом Дауна адаптации вообще не бывает. Единственное, она постоянно мерзнет, ее надо кутать. Когда мы Лизу привезли, я просто раздела ее до трусов и выставила на летнее солнышко. Я была в шоке, когда это увидела: у нее от непривычки кожа пошла синей паутинкой!

Лиза не хотела и не собиралась жевать, но родители начали ее учить. Еду нарезали маленькими кусочками, а бутылочку не давали. Девочка ленится и сейчас: котлету съест с удовольствием, а мясо — приходится заставлять. Как-то раз, спустя два месяца после того, как ее забрали в семью, Лиза гуляла с бабушкой во дворе и вдруг начала рвать траву и засовывать ее в рот. «Нельзя!» — испугалась бабушка и попыталась забрать зелень. А Лиза легла, руки убрала назад и продолжила щипать: если руками нельзя, то без рук — можно.

Лиза и Ваня рисуют

— Но траву она с братьями и сестрами ест до сих пор. Ну едят и едят. Своя трава в огороде, посторонние не ходят. Ничего страшного. Видимо, она им нужна, — смеется Наталья.

Следующим в семье появился Матвей. В детском доме сказали, что мальчика уже возвращали: прежние родители хотели ребенка помладше, а этот слишком большой. Но настоящую причину Наталья с мужем узнали уже через несколько месяцев, когда началась адаптация. Если его ругали за проделки, Матвей расцарапывал лицо, кусал и щипал себя до синяков. «Зачем ты это сделал? Так делать нельзя», — и начиналось «представление». Но мама быстро нашла выход. 

Матвей

— Я просто предложила: «Ну а что, подходи ко мне: я тебя посильнее поцарапаю, посильнее укушу, ущипну. Чтоб наверняка». Всё, как рукой сняло!

Полгода Матвей боялся, что его снова вернут, и на фоне страха вел себя ужасно. И сейчас бывают моменты, когда ему тяжело справляться со своими эмоциями. Мальчик поменял несколько школ, но в итоге родители перевели его на домашнее обучение, потому что ребенок, как только приходил в класс, становился неуправляем.

— Матвей очень хороший психолог, он просчитывает людей на раз-два и грамотно начинает давить на слабые места. Он быстро понимает, с кем, как и что делать. Даже нашел, как дернуть за нужные ниточки самую строгую учительницу, чтобы она во всем ему потакала.

Матвей с братьями

— Но со мной такое не проходит, — говорит Наталья. — Как залезешь, так и слезешь. Если бы меня все дети дергали за ниточки, у нас дома был бы хаос.

«Воспитатели в саду от Вани с ума сходили»

После Матвея забрали пятилетнего Сережу, у него синдром Дауна. Наталья называет его самым беспроблемным ребенком. В детском доме с ним занимались, мальчик умел самостоятельно одеваться и есть. 

Был непонятным только один момент. Родители уезжают в больницу или магазин, возвращаются — а Сережа писает и какает в штаны. Почему? Догадались потом: если едут куда-то вместе с Сережей, все нормально, если же оставляют его дома, он протестует: «Ага, вы меня с собой не взяли… Вот, получите». Поэтому родители начали откупаться и привозить конфеты или игрушки, чтобы показать: «Мы помним про тебя, мы ездили по делам».

Сережа

Сейчас Сережа начинает читать и писать. Он очень ответственный, с ним можно оставить даже самых маленьких: приглядит и никому никуда не даст залезть. Лучше всех в семье он моет полы. Правда, узнала Наталья об этом только после того, как придумала ему такую повинность в наказание за проделку.

— Захожу — а у меня полы настолько чистые! Они просто идеальные. Или вот смотрите (указывает на Сережу, который старательно протирает стол на кухне), пока у него не будет идеально чистый стол или печенье не будет лежать на своем месте, он не успокоится. То же самое в учебе — Сережа будет сидеть выводить каждую букву, чтобы было красиво.

Потом в семье появился Ваня, последний из четверки — ему было два года. Пока мы разговариваем, на кухню робко заглядывает маленький черноволосый мальчик с грустным лицом. Кажется, что ребенка только что обидели.

Ваня

— Это наша главная банда. Бьет всех без разбора, у всех все отнимает и ломает. Иди сюда, Вань! Ну иди, я не ругаю, иди сюда. Где ваше «здравствуй»? А почему ты надулся? — спрашивает Наталья у сына.

— Вы шутите, наверное. Разве это чудо может кого-то обидеть?

— Это вы так думаете. Если вас оставить один на один на полчаса, будет беда, — доносится голос Леонида из соседней комнаты. — По большому счету с ним справляемся только мы. В школе так же думали. Он и матом ругается, и дерется. Мальчишки что-то построили из Lego, Ваня пришел домой и первым делом все сломал. Мы про тебя уже рассказали, можешь не строить милое лицо. Да, Вань, ломаем все?

— Ага… — вздыхает Ваня, глядя в пол.

— И я не знаю, зачем. Кому-нибудь сделать больно — самое любимое. Только и смотрит. Лиза научилась давать ему сдачи, и Сережка тоже. А так он бьет всех, даже на больших мальчишек умудряется налетать. Вот ему нравится.

— На, не грусти, — подает ему Наталья конфету.

— Теперь смотрите, как ребенок меняется. А улыбку свою коронную? — подмигивает ему папа.

Ваня

И Ваня мгновенно расцветает. Можно подумать, что секунду назад перед нами был совершенно другой ребенок. Причем я так и не поняла, притворялся он, когда стоял, понуро опустив голову, или нет.

— Мы в садике учили стихи за конфеты, — продолжает Наталья. — Конфету дашь — будет стихотворение, не дашь — не дождешься. В садике воспитатели от Вани с ума сходили. У них в группе делали ремонт, поставили сигнализацию. Первая мысль: «Ваня нажмет». И что вы думаете? Ваня приходит и включает сигнализацию во всем саду! Он и сам испугался… Дома он часто стоит в углу. Вот сегодня, например, подошел к Лизе и стукнул ее, хотя она никого не трогала.

— А не было желания вернуть в детский дом?

— Это нереально, — качает головой Леонид. — А как его вернуть? Вы знаете, у нас есть кот, с которым мы мучились два года, он везде гадил. Были мысли куда-то его деть, но, когда доходило до дела, становилось жалко. Как его выгнать? А вы говорите про ребенка. Что ему сказать? Ты нам не подошел, мы с тобой не справляемся? Мы знали, на что мы шли.

Ваня и Варя, за ними — Лиза и Матвей

— Какие бы сложности ни были, мы же взрослые, — соглашается жена. — Они не просились к нам, это мы их выдернули из привычной среды, где они жили, и забрали в свою семью. Мы в ответе за них. Поэтому да, ругаемся, ставим в угол, не даем иногда конфеты или печенье, но речи о том, чтобы вернуть, у нас в семье никогда не будет.

«Во всем доме мы поставили камеры»

Шестой ребенок у Скомороховых появился неожиданно. Забирать семилетнего Диму никто не планировал, супругов попросили познакомиться с ним и разрешили взять мальчика на выходные. Вот здесь Наталье было очень сложно — душа к Диме не лежала вообще. В ребенке раздражало все — запах, манера общения, походка.

— А где же Дима? Почему не выходит?

— А он не собирается выходить, вчера обиделся, что его отругали, — рассказывает Наталья. — Мы вечером уезжали в магазин, я попросила Матвея разобрать ящик с кастрюлями, а Диму — протереть весы. Приезжаем: «Почему не протерты?» Матвей говорит, что он все разбирал, а Дима мультики смотрел. Конечно, я спрашиваю: «Дим, тебя попросили…» Елисей и Матвей тоже стали возмущаться: «А почему ты не должен помогать? Мы здесь живем, все вместе убираемся».

Он сначала на меня налетел: «Ты не имеешь права меня воспитывать, я что хочу, то и делаю, и вообще это мой дом, а вы здесь просто живете». А Матвей сразу: «Да как ты с мамой разговариваешь?» Вот могу сказать, что я не жалею о вчерашней ситуации, потому что поняла: для Матвея слово «мама» — это не просто слово. Матвея тоже ругают, наказывают, но здесь он разбирался не за себя. Поэтому я даже рада. Тут совершенно огромная другая победа. А с Димой мы можем не разговаривать по две недели. Это, наверное, наш самый сложный ребенок, потому что мы живем от осени до осени. 

— Как это? 

Обострения случаются весной и осенью. Мы бегаем… Просто собираемся — и бежим в неизвестном направлении. Куда он бежит — не знает никто, даже он сам. Однажды я не успела уследить, куда он исчез. На улице уже холодало. «Он, наверное, где-то здесь, в поле», — говорю полиции. «Девушка, успокойтесь. Это домашнего ребенка могут найти через трое суток, а таких можно и через неделю — и с ним ничего не будет».

Дети смотрят мультики

И нашли, от дома он убежал в сторону Щелково. Перешел дорогу и направился в лес. Обнаружили случайно, потому что он захотел есть и вышел на кафе.

Другой побег был тоже не так давно. Матвей говорит: «Мама, Дима ушел, скорее всего». А он пошел выносить мусор и не вернулся. Его не было минуты 3. У нас контейнер около забора, где можно задержаться? Я — в машину, долетаю до поворота, вижу: идет. «Ты куда?» — «Водички попить». А дома у нас воды нет? Посадила его в машину, вернулись.

Леонид, переходя из комнаты в комнату, приглядывает за детьми, которые сидят на полу и то смотрят мультики, то занимаются игрушками.

— Про Диму в больнице тоже говорили: «Почему вы его не вернете обратно?» — добавляет он. — Однозначно у Димы нет никакого будущего, его больше никто никогда не возьмет. В спокойном состоянии он замечательный ребенок, никаких нареканий. Он ответственный, старается, и просить его не надо — бежит первый помогать, но вот живем от кризиса к кризису, он становится неадекватным и злым по отношению ко всем: животные, дети… Хоть мы иногда и злимся, но понимаем, что это не его вина. Сейчас он успокоится, пойдет прощения просить. Но этот момент — его нужно пережить.

Ваня и Сережа решают, кому мыть посуду

— Но вы же не можете наблюдать за Димой 24 часа. Еще и другие дети есть. 

— Если поднимете голову, увидите, что у нас камеры везде, они работают 24 на 7. Они для всех, и в первую очередь для нас — чтобы обезопасить свою жизнь. Пишется все со звуком и хранится на жестком диске. Они у нас даже на первом этаже в туалете и по периметру забора. Много спорных ситуаций. Сколько они начинают говорить: «Это не я сделал, это он…»

— А после какого случая вы их поставили?

— Когда Дима с Матвеем съели трехлитровую банку меда, — помешивает Наталья чай. — Причем мед нам привез папа Лени. Я говорю: «Куда нам столько?» Началось с того, что у нас начали пропадать столовые ложки. Нет их и все. А мальчики, видимо, ели мед и ложки выкидывали. Потом мы обнаружили, что банка пуста.

— Еще у нас очень быстро уходил кошачий корм, собачий, мы не могли понять, куда. После установки камер узнали, — с невозмутимым лицом подхватывает Леонид. — Как-то раз Дима и Матвей устроили туалет в своей кровати. На улице жарко, окна были открыты, мы ничего не чувствовали. Когда похолодало, окна закрыли. Мы не могли понять: может, что утащили из еды, а это испортилось? Потом я подошел приподнять матрас… Я просто открыл окно, надел перчатки — и двухъярусная кровать полетела на улицу. Это продолжалось месяц, они в этом спали, а по утрам заправляли постель. Все нормально, сверху-то сухо.

Эта собака никогда не укусит детей

— Боюсь спросить, что им за это было?

— А что мы можем? — пожимает плечами Наталья. — Воспитательная беседа, отказ от сладкого, никаких мультиков. А еще как-то раз мы уехали отдыхать вдвоем, детей оставили с бабушкой. Наши даунята решили сделать в комнате кострище. Ночью вытащили все вещи, сняли все постельное белье, подушки, книжки, игрушки. Сложили это и легли сверху. Только спичку подкинуть! И вот нам присылают эту фотографию… До этого они съели все цветы с корнями, оставив в горшках одну землю.

Но вообще камеры проверяем, когда есть повод. «Сейчас буду смотреть камеру, у тебя есть две минуты». Иногда будут стоять до последнего. Беру телефон, показываю: «Ты!» — «Нет». «А кто?» — «Не знаю». До смешного доходит. Иногда я просто подхожу и смотрю в глаза: «Либо ты сознаешься, либо я смотрю камеры, и будет хуже». Мы ругаем за две вещи — воровство и вранье. Лучше приди, сознайся. Я побубню, я тебя отчитаю, но на этом дело кончится. А если ты своровал, наврал…

— Воруют друг у друга?

— Еду на кухне! Они до сих пор не могут наесться. Вот сейчас здесь (указывает на стол, уставленный конфетами и печеньем) этого еще мало. Обычно у нас на подоконнике — гора печенья, конфет, баранок. Подойди, спроси, я тебе дам. Единственное, не даю перед едой где-то за полчаса, а потом — хоть лопните. Ну в пределах разумного. За раз один ребенок может съесть целую коробку вафель. Или килограмм конфет. Ну вот объясните: если вы украли, вы же меньше этого получите. Вы воруете не у меня.

Причем спрашиваю: «Матвей, если ты в детском доме украдешь, что с тобой будет?» — «Меня изобьют». Однажды у нас не было конфет, осталось только печенье. Но, видимо, оно уже не устраивало. Захожу на кухню — а Матвей сахар ест ложкой…

«Варю нашли на подоконнике, завернутую в полотенце»

Наталья заметила, что Лиза, первая приемная дочь, в компании мальчишек начинает вести себя как они, и решила, что им срочно нужна еще одна девочка.

— Хотелось девочку: бантики, заколочки, платьица, куколки. И был вопрос, кого брать: здорового ребенка или с синдромом Дауна. Но здесь мы выбирали подружку. Я увидела Ульяну в базе, по фотографии вообще было непонятно, что она особенная, это потом выяснилось. Мы поехали с ней сразу знакомиться и сказали готовить документы, на что получили вопрос: «Зачем вы ее берете? Вы куда ее потом денете?»

Ульяна лучше всех умеет показывать язык

Они же все считают, что таких детей до 18 лет растят, а потом сдают в интернат. И все очень удивились, когда узнали, что мы их берем осознанно и что если они не будут жить самостоятельно, то останутся с нами. Ну а как можно растить, а потом после 18 лет отдать?

— Какие особенности у Ульяны?

— Уля, иди сюда, — зовет папа. — Достань язычок (девочка с серьезным лицом старательно высовывает язык). Больше, еще больше. Весь. Вот. Это наша главная особенность.

Ульяна и Матвей

— Ульяна очень упрямая. Ей говоришь что-нибудь, она станет, как бычок, и будет смотреть на меня очень долго, — Наталья встает из-за стола и упирается руками в бока. — Лиза тоже упрямая. Вот если она не хочет в школу, она не оденется никогда в жизни. А так они молодцы. Конечно, отстают в развитии. С Лизой в детдоме очень много упустили, плюс она лентяйка. Знает, что за нее все сделают большие.

Сейчас девчонки начинают говорить. Со школой воюем уже три года. Я за лето научу их считать — на конфетах, на ложках, у меня много развивающего материала. Они идут в школу, за год все теряют. Я никак не могла понять причину. Потом оказалось, что я учу их самостоятельности, а они в школе все делают рука в руке. Лепят рука в руке, вырезают, рисуют…

Ульяна читает

После Ульяны Наталья с мужем решили, что теперь детей им точно хватит: «Всё, теперь коробочка закрыта. Нам больше никого не надо». Но снова позвонили из опеки.

— Вы не хотите посмотреть девочку?

— Нет, мы не хотим. Даже приезжать не будем.

— Ну может, посмотрите?

— А сколько девочке?

— Новорожденная.

Варя

Наталья уже знала по опыту, что просто приехать и не забрать она не может. Детский дом — это не магазин. Ведь не скажешь ребенку: «Здравствуй, ой, ты знаешь, ты мне не подошел, у тебя волосы не такого цвета, до свидания». Поговорили с мужем и поехали смотреть. Девочку звали Варя. Если на синдром Дауна супруги были готовы, то на ДЦП — нет. Но тогда диагноз еще не стоял. Оказалось, что девочку, закрытую полотенцем, нашли на подоконнике перинатального центра города Электросталь: она весила меньше килограмма. У ребенка была черепно-мозговая травма.

— Мы приехали в больницу, нам рассказали ее историю. Я взяла ее на руки и говорю: «Все, забираем». Первые дня три было изумительно, я не могла нарадоваться. Ребенок спит и днем, и ночью. Только будила ее, чтобы покормить. А так как она раньше недоедала, я предлагала ей поесть каждые полтора часа. Потом она стала плакать, а вскоре — просто орать. Я ее заворачивала в одеяло, катала в машине — и она засыпала. Так каждый вечер, причем она могла проснуться в 2 ночи… Не знаю, где брала силы, честно. Все это время была как в тумане.

Мама надеялась, что девочка научится сидеть. Но проходили месяцы, а Варя по-прежнему только лежала. Наталья стала списывать на то, что ребенок глубоко недоношенный. К году выяснилось, что у Вари ДЦП.

Наталья: «Варя перевернула мою жизнь!»

— И здесь было, конечно, очень тяжело. И себя я жалела, и ее, и весь мир я ненавидела. Ну а что делать? Поплакали, погоревали, взяли себя в руки — и вперед. Сейчас лежачий ребенок ползает, разговаривает, начинает самостоятельно стоять. Надеюсь, скоро сделаем первые шаги. После реабилитации она начала очень активно расти, набирать вес, у нее появились щечки, она заговорила предложениями.

А после у Натальи и Леонида родилась собственная дочь, ее назвали Соней. Сейчас ей полтора года. На этом супруги решили пока остановиться.

Соня

«А что, ты не сходишь с ума?»

— Наталья, вы не мечтали построить карьеру до того, как стали мамой?

— У меня была хорошая карьера. Я занимала высокую должность, была замдиректора, мы подняли с нуля мебельный магазин и доросли до большой сети. В моем подчинении были мужчины, которые годились мне и в отцы, и в дедушки. С карьерой я закончила, но сейчас есть задумки. Надеюсь, что смогу воплотить их в жизнь и реализоваться. За первые два года сидения дома я поняла, что начала тупеть. По-другому это не назовешь. Превращаюсь просто в повара, уборщицу и начинаю забывать, что знала.

Соня

Потом меня натолкнули на мысль: «Почему ты не хочешь вести страницу в Instagram?» А чтобы вести, надо понять, как это делать. Я пошла учиться на курсы. Вот как раз в карантин, когда все сходили с ума, меня спрашивали: «А что, ты не сходишь с ума?» Да вы о чем? Мне некогда: у меня учеба, у меня все дети дома, надо с ними позаниматься, надо самой домашние задания отправить, надо это-это-это. Вы от чего сходите с ума-то? Когда движуха, а не просто замкнутый круг «приготовил-убрал», то никакой депрессии не может быть.

— А раньше бывала?

— Депрессия была давно, когда Варе поставили диагноз. А сейчас бывает упадок сил. Огромное спасибо детям: они днем могут дать поспать и за маленькими присмотреть. 

И обязательно нужна смена обстановки, но здесь проще — можно мужа оставить с детьми, можно бабушку. Вдвоем с Леней, конечно, мы давно уже не были в отпуске. Тогда один раз слетали — и все. Это был кайф, но кайф длился первые два дня. Потом мы поняли, что нам скучно: мы уже отдохнули, нам детей не хватает, и вообще мы не знаем, чем заняться.

Мальчики помогают маме на кухне

— Каким вы видите будущее своих особенных детей? 

— Они сто процентов будут с нами. Если будет возможность и они потянут, то получат какое-то образование. Очень хочется, чтобы они создали семьи. В Америке люди с синдромом Дауна создают семьи и профессию получают. Но в любом случае они всегда будут под контролем. Я не могу с уверенностью сказать насчет Димы, но Елисей к ним относится как к своим братьям и сестрам. Знаю, что он им всегда поможет. 

Леонид на прогулке с детьми

— Как-то все живем большой дружной семьей, — добавляет Леонид. — По большому счету у всех семей, где есть приемные дети, проблемы одни и те же. И когда люди начинают писать, что у них вообще все идеально, это продолжается на протяжении двух-трех месяцев, а потом их прорывает — и они говорят: «У нас все то же самое…» 

Наталья с дочерью Варей

Даже со своими детьми не бывает идеально. У нас Елисей иногда хлеще себя ведет, чем приемные. Вот если спросить, кого дома ругают чаще, все ответят: «Елисея». У нас нет разграничения на своих и чужих. Они все живут по одним и тем же правилам.

Фото: Людмила Заботина

Подвиг многодетности: призвать, но не заставить

Подробнее