Я тоже думала, что упаду в обморок. Еще совсем недавно мне приходилось много читать и писать об обезболивании. Воспоминания о деле генерала Апанасенко были свежи. Я боялась, что мама правда умрет от болевого шока прямо сейчас, у меня на глазах.
Поэтому я приготовилась умолять, искать платные клиники и судорожно забивала в поисковике телефон горячих линий. Но маму обезболили спустя минуту. Это было первое, что сделал врач. Фельдшеры скорой вбежали как в кино, раскрыли чемодан и, только когда на вопрос «отпустило?» мама ответила «да», отвлеклись от нее и попросили документы. Несколько лет назад мы не могли даже мечтать о таком!
Чудеса продолжились и в больнице.
«Вам не больно?» – это теперь первый вопрос, который задают в приемном отделении. Я правда думала, что ослышалась.
Представляете? Не «где паспорт, без паспорта не возьмем», не «наденьте бахилы», а «где болит?». Наверное, странно благодарить за это, ведь это – нормально, и все же я была бесконечно благодарна. Маму стали обследовать, лечить, просить: «Подпишите тут» только после того, как убедились – ей не больно.
Вот он – тот набат, в который бьет Нюта Федермессер. Вы знаете, я тоже не корригировала бы речевую продукцию в тот момент, когда мама кричала от боли. Ее сложно корригировать, когда видишь такое каждый день. Не до корригирования, когда люди, которым можно помочь, вынуждены страдать.
Проблема обезболивания не волнует тех, у кого не болит. Наверное, боль – это белый шум для тех, кто ее не испытывает. О ней не хочется думать. Поэтому на нее так сложно обратить внимание. Проблема обезболивания – это то, что надо прочувствовать на своем опыте. И, если перед словом «обезболивание» стоит «проблема», вы прочувствуете это обязательно. Увы.
Когда человек болеет, ему всегда тошно, плохо, грустно и страшно. Но, если ему к тому же еще и больно, это – настоящий ад. Спасибо вам, те, благодаря кому не больно. Неважно, кто вы – активист, врач, медсестра, производитель лекарства. Благодаря вам человеку не больно. Ради этого стоит жить.
Мне кажется, мы все просто не знали, что так можно. Я думаю, что врачи и весь персонал в больнице, куда попала мама, остались теми же. Никто не поступал в медицинский институт, чтобы пытать людей. Просто теперь обезболивать – не страшно. Да, так можно – обезболить страдающего человека и не бояться, что за это посадят в тюрьму. За это ничего не будет! Как было когда-то Алевтине Хориняк. Я приехала к маме на следующий день – чистая просторная палата, доброжелательные медсестры и врач, который заходит, чтобы первым делом спросить: «Ничего не болит?»
Невероятно, но, оказывается, необязательно терпеть боль. К сожалению, далеко не везде и не всегда. Многие все еще кричат по несколько часов или до самой смерти. Но обезболивание – именно тот колокол, который обязательно зазвонит по тебе или, что хуже, по твоим близким.
Маме было не больно, потому что кто-то не молчал. Не все корригирование речевой продукции одинаково полезно. Она не кричала благодаря тем, кто писал и говорил о доступности обезболивания. Тем, кто поддерживал Алевтину Хориняк и не дал отправить в колонию Елену Мисюрину. Благодаря тем, кто выступает за жизнь на всю оставшуюся жизнь.
Я, жительница Москвы, в XXI веке стояла ошеломленная и потрясенная этим открытием и думала о том, что нам, наверное, просто нужен был кто-нибудь отважный, кто сказал бы: «Эй, вы чего? Неужели нельзя просто обезболить?» И все тогда очнулись бы, как от страшного сна! И сказали бы: «А действительно!» Я ехала домой и плакала от радости, что мама жива и ей не больно. Можно было думать о том, какой сканворд привезти в больницу, а не о том, куда позвонить, чтобы ее спасли.
Представляете? Можно просто обезболить.