«Когда будет наработан иммунитет к коронавирусу, мы будем с ним жить, как с насморком»
Константин Северинов, профессор Сколковского института науки и технологий, профессор Ратгерского университета, завлабораториями в Институте молекулярной генетики РАН и Институте биологии гена РАН
— Вирус будет мутировать, это естественный процесс. С другой стороны, несмотря на то, что все живое мутирует, виды остаются постоянными, по крайней мере, на временах, сравнимых с длительностью жизни человека. Например, вирус гриппа не переходит в некоторое новое качество (по крайней мере, на протяжении тех временных промежутков, которые нам интересны), он остается именно вирусом гриппа. Очевидно, что коронавирус будет изменяться и дальше, чтобы в конечном счете прийти в некоторое равновесие с иммунной системой людей, всего человечества, которая в конце концов натренируется его узнавать и сделает жизнь вируса тяжелее, а болезнь, вызываемую им — менее опасной.
Эта точка равновесия наступит, когда все либо переболеют (что случится не очень быстро, потому что сейчас, за полтора года пандемии, заразилось менее 300 миллионов человек — то есть лишь 5% населения планеты). Либо — привьются. Последнее будет быстрее, потому что за девять месяцев уже использовано 5,6 миллиардов доз вакцин, что достаточно для полной вакцинации 2,8 миллиардов человек. Когда возникнет всеобщий искусственный или естественный иммунитет к коронавирусу, тогда, наверное, мы придем в состояние более-менее мирного сосуществования с ним, примерно так, как с насморком. Насморк — это вирусное заболевание, которое передается от человека к человеку и переносится относительно легко, потому что все имеют к нему антитела, защиту, приобретенную с детства. Если вы пообщаетесь с человеком, у которого насморк, то вы скорее всего насморк подхватите, но от вас не потребуют ПЦР-тест и не закроют на карантин. Правда, для иммуносупресированного больного даже насморк может быть смертельным.
Но пока что коронавирус — отнюдь не насморк. И учитывая, сколько вокруг не привитых людей, для кого-то он может оказаться фатальным. Правда, есть мнение, что привитые в минимальной степени являются распространителями, но это нужно проверять. С одной стороны, быстрый иммунный ответ не дает вирусу размножиться, попасть в легкие и вызвать тяжелое заболевание. С другой — если вирус дольше задерживается в носоглотке (а это, вполне возможно, случай привитых), они могут дольше его распространять. Ведь, если вирус перешел в легкие, человек менее заразен.
Словом, к сожалению, прививка предотвращает лишь переход заражения в тяжелую форму заболевания с клиническими симптомами, особенно если речь идет о варианте «дельта».
Вот почему имеет смысл носить маску и привитым и непривитым — не для того, чтобы не заразиться, а для того, чтобы не заразить других. Надевая ее, вы делаете добро окружающим. Если мы все таким образом договоримся быть внимательными по отношению друг к другу, то, возможно, вирус будет распространяться не столь эффективно.
Мне кажется, что в таком режиме нам предстоит жить не один год. Возможно, несколько лет. Очень показателен случай с США, где из 350 миллионов человек 80 миллионов не вакцинировались, и, вероятно, не вакцинируются никогда, если только не будут приняты очень жесткие административные меры, что маловероятно. Сейчас там идет серьезная вспышка: 150 тысяч человек в день диагностируется как положительные, полторы тысячи — умирают. Это серьезные цифры, хоть летальность все равно в четыре раза ниже, чем в России.
То, что привитые и непривитые в достаточно значимых количествах живут бок о бок, позволяет эпидемиологическому процессу идти довольно долго. Во всем мире сейчас 300 миллионов переболело официально, и, допустим, к трем миллиардам приближается количество вакцинированных. Это все равно означает, что у половины жителей планеты нет иммунитета, с течением времени они будут заражены (или удасться их вакцинировать).
Понятно, что среди не вакцинированных пока велика доля жителей бедных стран, которым вакцина недоступна. Но и в странах так называемого золотого миллиарда осталась масса людей, которые не привьются ни при каких условиях. Они, конечно, имеют на это право, но надо понимать, что нам жить не только с вирусом, но и с этими людьми. Вирус на этих людях будет, безусловно, поддерживаться, улучшаться, накапливать мутации, которые будут помогать ему более успешно заражать вакцинированных, и процесс будет продолжаться.
«Вирус будет распространяться и дальше, но тяжелых случаев будет меньше»
Евгений Пинелис, врач-реаниматолог больницы Jacobi Medical Center (Нью-Йорк)
— Я не думаю, что эта болезнь полностью исчезнет. Скорее всего, будут вспышки единичных случаев несколько раз в год, но не волнами, как сейчас. Все-таки многие вакцинировались, многие переболели, повторных пациентов у нас очень мало. За все время я видел только одного подтвержденного повторного, хотя в России, я знаю, такое ощущение, что все чуть ли не по пятому кругу болеют.
Надеюсь, у большинства населения не будет тяжелого течения и что со временем появится более совершенный протокол лечения. Сейчас у нас все те же стероиды, тоцилизумаб. Для пациентов с ранним диагнозом и риском тяжелого течения есть моноклональные антитела компании «Регенерон». Этот препарат действует только на ранних стадиях заболевания, поэтому специальная программа позволяет амбулаторным службам выявлять таких пациентов и заблаговременно назначать им лечение. К сожалению, это инициатива отдельных медицинских центров, централизованно ее нет. Хотя было бы логично всех людей с положительным тестом проверять на риск тяжелого течения, чтобы понять, нужен ли им этот препарат.
Пациентов с дельтой у нас до сих пор было на удивление мало — с июля не больше 15 человек одновременно на 450-коечную больницу. Но среди них стало больше молодых, чем раньше: 40 и 50 лет. Были и 30-летние. Не могу сказать, является ли это тенденцией. Молодые тоже заболевают ковидом и умирают, но к этим случаям привлечено такое общественное внимание, что трудно понять, стало ли их реально больше или просто об этом стали больше говорить.
Мое личное наблюдение, что дельту мы лечим более успешно, чем предыдущий «британский» альфа-штамм: тогда пациентов было немного, но они не улучшались, и мы чувствовали свою полнейшую беспомощность.
Сейчас мы сняли с ИВЛ несколько человек, а с предыдущей волной аппарат почти всегда был дорогой в один конец.
Даже хуже, чем весной 2020-го. Препараты и протоколы лечения не сильно поменялись, надеемся, что, действительно, дельта не такая жестокая. Сейчас в Нью-Йорке достаточно мало пациентов, чтобы вывести какую-то закономерность.
В плане вакцинации Нью-Йорк — это лоскутное одеяло. Реально вакцинировано больше 70% горожан старше 12 лет, но нью-йоркское афроамериканское население очень недоверчиво относится к вакцинации, как и любым другим инициативам властей, и в некоторых районах привито меньше половины жителей. В преимущественно белых районах — больше 80%.
Главные мои опасения — новый жесткий локдаун, потому что все нервничают и в любой момент готовы к очередному закрытию. Но пока город живет. Пусть в масках, но все открыто. Есть какие-то странные вещи, например, спрашивают сертификаты вакцинации в музеях, но я спокойно к этому отношусь. Если будет устойчиво снижаться количество заболевших, то и правила изменятся и станут мягче.
С предыдущим штаммом вакцина предотвращала не только тяжелое течение, но и распространение вируса, а потому были надежды, что болезнь исчезнет. Сейчас, судя по всему, он будет продолжать распространяться, но тяжелых случаев будет меньше. Это был бы идеальный вариант. Однако, по некоторым прогнозам, в Нью-Йорке нас ожидает беспокойная осень.
«Возможно, ковид со временем станет не только респираторной, но и как кишечной инфекцией»
Александр Соловьев, врач и ведущий эксперт лабораторной ассоциации «МедЛабЭкспресс»:
— Родственные сезонные коронавирусы, которыми мы регулярно инфицируемся ежегодно, не исчезают. Продолжают выявляться случаи инфицирования MERS-CoV. После 20 месяцев глобальной циркуляции SARS-CoV-2 можно с большой степенью уверенности сказать, что новый коронавирус останется с нами надолго, если не навсегда.
На протяжении полутора лет пандемии мы видим, как SARS-CoV-2 эволюционирует под влиянием факторов естественного отбора. Основной фактор давления — появление антител. Где бы ни зарождались новые штаммы: в Бразилии, Великобритании, Индии или ЮАР — все изменения шли в одном направлении: способности вируса уклоняться от воздействия антител. Сейчас ВОЗ привлекает внимание к пятому варианту вируса, и он явно не последний. Когда этот процесс остановится, сказать сложно. Вирус гриппа ведь тоже меняется, хоть и не так динамично, как ковид, потому что он с нами давно, наработан массовый иммунитет, колоссальное число людей в мире регулярно встречаются с этим вирусом. К тому же за счет использования вакцин это в значительной мере управляемая инфекция, поэтому эпидемические вспышки гриппа не выливаются в пандемию.
Я думаю, что от ковида можно ожидать примерно такого же сценария. Правда, у него все же есть особенности, которые все же отличают его от гриппа.
Он способен существовать бессимптомно, а последние данные демонстрируют, что вирус может до 180 дней сохраняться в кишечнике. Что, если изменения пойдут в эту сторону?
Любой ветеринар знаком с коронавирусами, которые способны очень долго обитать в кишечнике животного. Это постоянный резервуар, который так или иначе позволяет инфекции распространяться. Может быть, и наш, «человеческий» ковид со временем проявит себя не только как респираторная инфекция, но и как кишечная. Так или иначе, мы будем с ним долго жить, никуда он от нас не денется.
Причем он будет всесезонным. Возможны усиления в осенне-зимние периоды, но будут и круглогодичные случаи заболеваемости, потому что есть еще путь через кишечник, через фомиты, через прикосновения.
Негативные проявления пандемии новой коронавирусной инфекции зависят от темпов вакцинации в разных странах, где темп пока низкий. Где-то привито более 70% популяции, включая детей, и планируется дойти до 90%, а в других регионах мира привито не более 3%, и по прогнозам ВОЗ только к концу года этот процент дотянет до 10. При такой неравномерности иммунитета человечество будет жить в условиях повышенного риска пандемии еще долго. Минимум года два.