Новомученики. «Неусвоенный опыт возвращается к нам новыми ошибками»
Перед праздником Собора Новомучеников и Исповедников Российских мы предлагаем вашему вниманию интервью Валерии Ефановой с игуменом Дамаскиным (Орловским), членом Синодальной Комиссии по канонизации святых Русской Православной Церкви.
– Это очень сложный вопрос, ведь прошло более 30 лет… Уже в конце 70-х годов было понятно, что наступит день, когда произойдет прославление новомучеников, но к тому времени свидетели их подвига могут умереть. С осознания необходимости этой работы для Церкви, пожалуй, всё и началось.
– Сейчас Вам кто-то помогает? Одному человеку, наверное, не под силу всё это поднять?
– Без помощи Божией совсем невозможно. Главный помощник всё-таки Сам Господь, но помогает Он через людей. Прежде нужно было опрашивать находившихся в разных местах живых носителей церковного предания, но сейчас в силу возраста большинство тех, кто что-то знал, уже умерло. Сейчас работа перешла в иную стадию: знакомимся с материалами архивно-следственных дел. Работа не стала легче по объему, но по крайней мере теперь не так связана с перемещениями в пространстве.
Мои помощники, как я считаю, помогают не столько мне, сколько самим себе: они этим спасаются. Я думаю, далеко не каждый человек может заниматься подобной работой: это не механический труд. Новомученики – это не груда бумаги или воспоминаний, это всё живые, наблюдающие за нами из вечности люди. Нужно не только наше желание этим заниматься, но и благословение Божие, и желание самих мучеников. Нужно иметь достаточную заинтересованность в своем спасении и хоть немного чистоты сердечной. У того, кто имеет своекорыстные интересы, ничего не получится. Конечно, мне помогает не так много людей, как хотелось бы, но сколько Бог дает, столько и есть. Господь Сам посылает помощников. О чём о чём, а о Своем церковном деле Он печется Сам. За тридцать лет я уже имею достаточно большой опыт этого попечения.
– Как Вы считаете, достаточно ли сейчас в церковном обществе, церковном сознании заинтересованности в этой теме? Много ли внимания ей уделяют?
– Внимания почти нисколько не уделяется. Но это не от меня зависит, внимание к мученикам и усвоение их опыта – дело других людей. Священники и миряне должны сами вникать в опыт мучеников, переживать его, делать его понятным для себя и других.
Конечно, когда люди усваивают этот духовный опыт, они получают возможность делать меньше ошибок, расширяют собственный духовный кругозор. Чем глубже усваивается церковный опыт, тем легче жить церковному человеку. Личный опыт может быть, конечно, хорош, но у того, кто органически усвоил церковный опыт, проверяет им свои знания, – у того меньше вероятности оступиться.
Но наша суетная жизнь не позволяет сосредоточиться не только на этом ближайшем опыте, который сравнительно легок в усвоении, но и вообще на опыте святых. Если мы спросим, кто из людей, считающих себя православными, хорошо знает житие святого, имя которого носит, то увидим, что утвердительный ответ дадут, пожалуй, немногие. А жития святых читает еще меньше людей.
– Может быть, в случае с новомучениками просто даже страшно подступиться, потому что их имён в календаре так много, что непонятно, с чего начать?
– Подступиться можно с чтения житий святых того дня, в который пришла в голову эта благая мысль. Теперь, по крайней мере, вышел семитомник житий, в последней книге которого есть указатель канонизированных святых. Сейчас нами издано пять томов житий новомучеников, расположенных в календарном порядке с января по май. Теперь, если бы мы читали то, что уже написано, то многое поняли бы о себе и о той обстановке, которая окружала наших отцов и дедов, прямые последствия которой окружают и нас. Любой человек проживает не только свою личную жизнь, он, кроме того, помещен в не зависящие от него исторические обстоятельства, которые на него оказывают влияние, хотя он этого может и не замечать. Чтобы стать вполне независимым, надо по возможности выйти из этого мира, возложив всё свое упование на Бога. Чтение житий святых, повествование о людях, которые жили в этом мире и в то же время руководствовались евангельскими истинами, дает нам возможность ознакомиться с историей в мирском её течении и одновременно в духовном, то есть в максимальном разнообразии, а значит и в наибольшем приближении к реальной жизни. Житие, повествуя о жизни святого, ставит цель изложить события летописно, как они происходили в действительности, и таким образом помочь читателю воспринять исторический опыт, чему-то поучиться.
Чем дольше мы их не читаем, чем дольше мы не усваиваем опыт нашей истории, тем больше теряем. Неусвоенный опыт возвращается к нам новыми ошибками. И нет ничего горше для человека и для народа, как проходить все уроки во второй и в третий раз. Это мучительно по своей бессмысленности, да и долготерпение Божие в рамках земной действительности не бесконечно.
– А сами святые, о которых Вы читали или узнали от очевидцев, понимали, что происходит, за что посылается такое массовое наказание?
– Конечно, они были заинтересованы в том, чтобы найти истину. Они старались в этом разобраться и разобрались. Те, кто вопрошал Бога, полностью получили все ответы. Поэтому в нашем прошлом нет ничего загадочного. И для епископа Гермогена, и для архиепископа Андроника в том, что вскоре осуществилось для всех, а для них, когда они говорили о нём, являлось будущим, не содержалось ничего загадочного. Они читали будущее, как раскрытую книгу, прежде всего потому, что имели мужество нелицеприятно читать настоящее, и потому, что главной заботой их являлось очищение своей души от страстей, чтобы внутреннее око было чисто и чтобы свет был светом, а не тьмой, принимаемой за свет. Видя все страдания, которые предстоят любимому ими народу и им лично, они всё же продолжали читать настоящее и будущее, которое запечатлено в их житиях и в оставленном ими письменном духовном наследии. Нам остается только открыть книгу и читать.
– Как Вы думаете, почему так мало людей обращается к этому?
– По малой воцерковленности. Потому что люди, приходя в Церковь, ищут того, чего Церковь не может им дать (чтобы устроилось их материальное и социальное бытие, а также стали удобными взаимоотношения с близкими и дальними им людьми, причем так, как им самим хочется), и не ищут и не помышляют о том, что она может им дать Царствие Божие, а уже как следствие этих поисков и всё остальное. Настроенные таким образом, индивидуалистически и безрассудно, люди, естественно, не воспринимают ни церковных реалий, ни исторических – только оболочку жизни; они становятся неспособными к восприятию содержательной части церковного или исторического прошлого. Им хочется отмахнуться от всего тяжелого в жизни, от массовых расстрелов, тысяч смертей, которые ощущаются как нечто иррациональное, не поддающееся осмыслению, хочется обратиться к светлой стороне жизни, а она рождается из поисков Царствия Божия. А для этого нужно принять прошлое со всеми его страданиями. И современная, и будущая жизнь России неразрывно, органически связана с прошлым, вырастает из него. Человек только пассажир в этом историческом поезде, на который ему Промыслом Божиим выдан билет, и беда, если человек не изучил, откуда едет поезд и куда, и даже не догадывается о его расписании. Горькое разочарование наступает у людей, когда они думают, что едут туда, куда им хочется. Так было в 1918 году, когда поезд остановился не в процветающем оазисе, а на глухом полустанке массового террора и бессудных убийств. Но маршрут мог быть только таким, поезд мог прийти на этот полустанок раньше или позже, но, учитывая сложившиеся в течение столетия обстоятельства, он не мог его миновать.
Обычному человеку трудно вникать в прошлое. Но, не будучи историком, он всё же может подойти к нему с другой стороны. Историк смотрит с точки зрения общих событий, частный человек может зайти в историю через судьбу конкретного человека, так научиться сочувствовать прошлому. Во всяком случае он сделает вывод, что житейское благополучие не столь устойчиво, как кажется, как представлялось людям 1910-х годов. Через несколько лет они встретили революцию и гражданскую войну, которая длится и по сию пору и не окончится, пока Россия не перестанет, как идолу, поклоняться Западу; для последнего гражданская война – состояние естественное, формирующее государственные, социальные, психологические принципы общества, а России и её народу она несет только смерть.
– Не повторяется ли эта ситуация сейчас?
– Повторяется. В том смысле, что люди не хотят учиться на опыте прошлого, а хотят просто жить, и называется эта жизнь «пир во время чумы».
– В наши дни происходят новые убийства священников, часто пишут об ограблениях храмов…
– Это результат общего нравственного упадка вследствие истории России ХХ века. Революция 1917 года и два последующих десятилетия ознаменовались массовыми убийствами верующих, всех тех, кто наиболее последовательно отстаивал нравственные принципы, кто был сознательным носителем исторического опыта. Затем сразу же началась Отечественная война, унесшая жизни миллионов крестьян. Какая же нравственная атмосфера должна создаться после почти стопроцентного уничтожения носителей народного начала и национальной культуры? Разрушены национальная и религиозная традиции, и вслед за этим естественно начаться общему падению нравственности. Такое случалось и раньше при гонениях. Но тогда множество христиан осознавали, какая опасность их подстерегает, уступи они развращающему влиянию языческого общества. Мученики пострадали «даже до крови», христианство как истинное Божественное учение принято, усиленно строятся храмы, но языческий мир не исчез, он продолжал предлагать свои стандарты, исподволь предлагает погрузиться в те же страсти и принять языческое мировоззрение. Христиане, жившие в первое после гонений время, весьма чувствовали эту опасную доброжелательность «лежащего во зле мира» к Церкви. Они поняли, что, когда исчезает фактор внешнего принуждения к тому, чтобы решительно сделать выбор между добром и злом, становится необходимым внутреннее принуждение такой же силы, какой было принуждение внешнее. И потому наши преподобные справедливо называются бескровными мучениками. Их духовными усилиями мир получил огромную инерцию и отсрочку своего конца.
Поскольку Господом всё уже проповедано, установлено, сказано, все пророчества о мире, кроме конца, исполнились, то и дальнейшее существование мира зависит исключительно от того, насколько человек пользуется Откровением Господним, Его Словом и Его Церковью, Небесным на земле Домом, не пожив в котором, человек вряд ли может надеяться на обители, уготованные Господом любящим Его. А кроме тех обителей, есть только ад, о котором Господь с предельной ясностью сказал людям всё, что им нужно было знать. При потере человеком христианской веры жизнь на земле обессмысливается, остается лишь бесконечное страдание, не имеющее впереди никаких перспектив. И Господь, никому не желая страдать бессмысленно, закроет тогда эту книгу родословия сынов Адамовых.
Но еще возможно быть христианином, перестать жить в дружбе с миром, пытаясь быть и церковным человеком, и человеком мира сего, взращивая таким образом в себе осужденное Христом лицемерие.
– Как тема мучеников будет входить в культуру? Нужны, наверное, новые фильмы, книги?
– Думаю, нужны. Можно написать массу художественных произведений, основанных на обобщенном, собирательном образе мучеников. Исторический опыт новомучеников намного больше, чем опыт частного человека. Ни один человек не может выдумать превосходящих реальность исторических ситуаций и переживаний. В этом смысле судьбы новомучеников – это само по себе совершенное художественное произведение. Если учитывать, что оно описывает всё многообразие драматических коллизий, то более глубокого духовного опыта трудно представить. Это самый большой опыт за всё тысячелетие: здесь и переживания человека, и его падение, и в то же время самые возвышенные и героические примеры. Это, можно сказать, самое совершенное и идеальное, к чему пришел русский человек.
– Церковное сокровище, самое большое проявление веры русского человека?
– Да, это самое большое достояние.
– Способны ли мы дотянуться?
– Это от нас зависит. Если они были способны, мы, по крайней мере, имеем в них ориентир. Но без человека и за человека Бог ничего не может сделать. Но если человек понимает, куда надо двигаться, и понуждает себя к этому движению, то он достигнет многого.
– Через Вас прошло очень много судеб мучеников. Все ли стали Вам одинаково близкими, или есть кто-то, кто значит больше остальных?
– Можно сказать, что близки все. Я пытался занять беспристрастную позицию, они и сами меня к этому призывали.
– Иными словами, Вы чувствовали, что нечто идет и от самих новомучеников?
– В значительной степени да. Я старался не иметь особых пристрастий, и их участия в моей жизни было вполне достаточно, чтобы испытывать к ним чувство благодарности. Но их постоянное присутствие в моей жизни помогало мне не забывать, что наличие святых друзей и молитвенников недостаточно для «автоматического» спасения души, а это в конце концов главное в жизни человека. Есть, конечно, столь выдающиеся святые, что они и в Церкви находятся как бы на особом счету, близкие Богу, например, священномученик Фаддей, архиепископ Тверской.
Это практически единственный подвижник, убитый в период массовых гонений 1937 года, мощи которого найдены и обретены. Во многих областях России существовали такие места, как в Бутове, где совершались массовые убийства и устраивались братские погребения. Другие умерли в тюрьме и не попали в массовый поток 1937 года. Их тоже не очень много: архиепископ Петр (Зверев) на Соловках, архиепископ Иларион (Троицкий) в Ленинградской тюрьме. Архиепископ Фаддей был убит 31 декабря 1937 года. Это единственный архиерей-новомученик, мощи которого, если можно так выразиться, сонм новомучеников «делегировал» как самого смиренного архиерея Русской Церкви: вот вам образец и пример, и вы должны стремиться жить так же, вот вам тот, кто и при жизни был свят, кто своей жизнью проповедовал Христа, кто и в образе смерти нес Его величие, кто и после смерти проповедует благодатной помощью молящимся у его святых мощей.
– Много храмов сейчас называют в честь новомучеников?
– Много. В Московской епархии в честь новомучеников освящены более семидесяти престолов. Строят храмы, называют детей в честь новопрославленных святых. Великие события всегда требуют большего времени для осмысления. Ведь само прославление произошло в 2000 году, всего лишь восемь лет назад. Тем, кто всё это время этим занимался и жил, может показаться, что опыт долго усваивается. По-человечески хотелось бы быстрей, а в общецерковном понимании это, наверное, не так уж медленно. Сами новомученики в значительной степени принимают в этом участие, у многих людей возникли уже свои отношения с новомучениками.