Новорожденному апельсины не нужны

www.rusrep.ru

Каждый год матери бросают в роддомах более десяти тысяч новорожденных, примерно каждый сотый ребенок, едва родившись, остается один. Но число отказников можно уменьшить. Именно этим занимается новосибирская общественная организация «СибМама». И ей это удается: более трети матерей, собирающихся отказаться от своих детей, благодаря ее усилиям меняют свое решение

Лена Суховольских Лена родила Кристину в четырнадцать лет. Врачи просто не имели права отдать ей ребенка: для этого у Лены должен был быть официальный опекун, а она в двенадцать лет ушла из дома и жила одна. Через милицию удалось найти ее бабушку и быстро оформить опеку. Сейчас Лена готовится пойти в седьмой класс на вечернее обучение и разыскивает свою маму — Ольгу Васильевну Суховольских, 1972 года рождения, которая несколько лет назад ушла из дома.

Таня Усова У Тани двое детей — Катя и Максим. Оба родились 17 ноября. Кате 11 лет, Максиму скоро исполнится год. Перед его рождением Таня осталась без мужа и, испугавшись, что не справится, собиралась отказываться от ребенка. Но после общения с «СибМамой» изменила решение. Сейчас Таня получает пособие на Максимку — 1800 рублей в месяц. Когда ему исполнится полтора года, это пособие превратится в 365 рублей. Таня рассчитывает устроить сына в садик и пойти работать продавцом.

Зуля Каршиева Приехала в Новосибирск из Узбекистана год назад, мечтая получить гражданство и устроиться работать продавцом-консультантом. Здесь она встретила отца будущего ребенка, но перед ее родами он уехал к себе домой, в Курдистан: начался кризис, тут делать стало нечего, а родители не приняли бы его с незаконнорожденным ребенком. Зуля живет в материнской обители «Голубка». Малышу уже три недели, но Зуля пока не знает, как его назвать. Скорее всего, Анвар — как папу.

Оля Кукарцева Оля приехала из Красноярского края. Маргарита родилась семь месяцев назад. Отказываться от нее Оля не собиралась, но жить им было негде. Проблема решилась благодаря обители «Каритас». В этом году Оля планирует поступать на заочное. Скорее всего, будет учиться на экономиста.

Настя Киржеманова У Насти два сына: Эмину год и четыре месяца, Ренату шесть месяцев. Ренат первый месяц своей жизни провел в доме ребенка. Ситуация у Насти типичная: мужу перестали платить зарплату, своего жилья нет, все плохо — и от ребенка отказались. Но когда приходит «СибМама», родители начают плакать, спустя пару недель забирают малыша, а потом не могут понять, как они вообще могли его оставить. Сейчас Настя с мужем Зауром и детьми живет на детские пособия, пока Эмину и Ренату не исполнится по полтора года. Надеются, что кризис к тому времени кончится и Зауру начнут выплачивать зарплату.

«Сибмамы» и их подопечные В Новосибирском доме ребенка № 2 (слева) 90% детей — из роддома. И совсем небольшой процент — те, чьи родители лишены родительских прав, и изъятые милицией. В детский дом отсюда уходят лишь около 8% детей. Остальных забирают в семьи опекуны, приемные родители или усыновители. «СибМамы» (внизу) не только «разгружают» дом ребенка, помогая детям остаться в родной семье, но и экономят бюджетные деньги. Славы они не ищут и всегда готовы поделиться своей отработанной годами проб и ошибок методикой профилактики отказов — было бы кого обучать.

Мы с Наташей Юрьевой — сотрудницей «СибМамы» — при­ехали на отказ в новосибирский роддом № 6. Видно, что нас ждут: у медсес­тер во взглядах интерес и уважение. В конце темного коридора в белой палате на казенной койке сидит мамочка — худенькая и измученная, с каким-то остервенелым взглядом. Это и есть Алеся, к которой мы приехали. Она родила двойняшек и хочет уйти отсюда без них. Алеся весь день обороняется от медсестер, которые пытаются убедить ее забрать новорожденных и упрекают в бездушии. Наташа идет прямо к зареванной женщине, садится рядом и начинает расспрашивать. Алеся, всхлипывая, рассказывает, что у нее уже есть двое детей от первого мужа. А двойняшки — от мужчины, с которым она прожила почти три года, а перед Алесиными родами «нашел себе молодую». (За время, проведенное с «Сиб­Мамой», я уже поняла, что это — вполне типичный случай.) Алеся до самых родов работала в прачечной. И сейчас собирается сразу же выйти на работу, чтобы прокормить старших детей. — Если бы я была бездушная, то я бы сейчас не плакала, — устало всхлипывает Алеся. — Я вам могу сказать, — тихо говорит Наташа, — 90% женщин, которые бросают детей, плачут. В домах ребенка сейчас хорошо, там все есть. Но дети все равно отстают в развитии. И с двух лет ждут маму — не­осознанно, понимаете? Называют мамами всех теть. И неизвестно, к кому они попадут, может быть, к какой-нибудь старушке, которая их возьмет, чтобы получать опекунские… Устроить двоих детей гораздо сложнее, чем одного, вы, можно сказать, обрекаете детей на детский дом. А из детского дома только 10% выходят нормальными людьми. Остальные 90 — наркоманы и преступники… Вот мой телефон, вы подумайте еще и, если что, звоните. Только обещайте мне, что подумаете. Хорошо? — Я просто… Я не в силах ничего этим детям дать… Дай бог, чтобы они попали в нормальную семью, — стонет Алеся, раскачиваясь от напряжения. — А где ваши родители? Они в Новосибирске? — Наташа говорит тихо и уверенно, Алеся немного успокаивается. — Да, но я им не нужна. Я всю жизнь так жила, я была не нужна. Почему — я сама не знаю. Наташа начинает обрисовывать Алесе возможное развитие ситуации: она забирает двойняшек и перебирается в материнскую обитель «Каритас» — впятером, со всеми детьми. Там можно отдох­нуть от работы, накопить пособие на четверых детей — это в месяц около двенадцати тысяч рублей. Если же Алеся откажется от двойняшек, то ей придется работать с утра до вечера за шесть тысяч рублей в месяц: пособий на детей она сейчас не получает, потому что ей некогда заниматься их оформлением. Слушая все это, Алеся продолжает раскачиваться и плакать: — Все это хорошо, девочки, но больше я никому не верю. Я одному поверила, другому поверила — все. Больше я никому не верю, кроме самой себя. Ни одного козла ни к себе, ни к детям не подпущу… Для всех мужчин, бросивших женщин, есть одно определение — «этот козел». Те, с кем работает «СибМама», упоминают его весьма часто. Наташа говорит долго, но Алеся решения не меняет, только непрерывно вспоминает, что ее здесь назвали «бездушной». Мы отправляемся смотреть на малышей. Двойняшки — почти по три килограмма каждый — спокойно лежат в кроватках с приклеенными бумажками «Отказ». Наташа берет девочку на руки — выясняется, что ей нужно менять пеленки. Кроха смешно попискивает, пока ее моют. Наташа задумалась: ей теперь предстоит искать первого мужа Алеси, с которым та все еще не развелась. По закону он теперь многодетный папа, который должен платить алименты и предоставить детям жилье. Или написать отказ, чтобы двойняшек могли усыновить. С мамочками в «СибМаме» работают строго по апробированной трехчастной методике. Поступает сигнал из роддома, в котором очередная роженица решила отказаться от ребенка. Кто-то из сотрудников выезжает на вызов. Во время первой беседы необходимо найти пути решения «трудной жизненной ситуации» — именно эту причину чаще всего указывают женщины в отказных заявлениях. — Когда мы пришли первый раз в роддом, персонал нас слушал, демонстративно повернувшись к нам спинами, — говорит Наташа. — Потому что «пришли непонятно кто, в два раза моложе, да еще и делают вид, что умнее». А сейчас они нас любят…

Услуга

Новосибирская общественная организация «СибМама» — это пять женщин, которые ходят по роддомам и уговаривают сомневающихся родительниц не бросать своих малышей на попечение государства. В России подобная благотворительность — экзотика. Куда привычнее слышать о том, что такой-то бизнесмен устроил в детском доме праздник, привез апельсины, провел конкурс рисунков и т. п. В итоге апельсинов у детей полно, но детский дом от этого родным домом не становится. Начинали свой благотворительный путь «сибмамы» вполне стандартно: собирали волонтерскую помощь для детей-сирот через новосибирский интернет-сайт. Естественно, прежде чем познакомиться с «сибмамами», я внимательно изучила его содержание. На форуме, созданном специально для сердобольных родителей, мамы наперебой рассказывают о своих чадах. Правило хорошего тона — уменьшительно-ласкательные суффиксы: детки, снеговички, цыплятки… Отправляясь на первую встречу, я рассчитывала увидеть этаких прекраснодушных матрон, сентиментальных и улыбчивых. — Иванец — это кто? Наркоманка? — Иванец и Иванцова — не наркоманки. — Ясно. А может, в ноябре устроим крупномасштабную «Сухую попу»?! Наше знакомство состоялось на очередном совещании «сибмам», вопреки моим ожиданиям, планерка была очень четко организована, а большинство сотрудниц оказались, в общем-то, девчонками лет по 25. — Содержание одного малыша в доме ребенка обходится государству в 1460 рублей в день, — с ходу изложила мне суть Саша Марова, президент «СибМамы». — То есть на каждом сохраненном в семье ребенке государство ежемесячно экономит 43 800 рублей, это — полмиллиона рублей в год. Саша — миниатюрная брюнетка с модельной внешностью, но взгляд у нее по-мужски невозмутимый и упрямый. Мыслит она как настоящая бизнес-леди: эффективно, алгоритмами, заранее просчи­тывая все, вплоть до банального похода в магазин. Очевидно, что основная Сашина цель — вовсе не экономия государственных средств. Занимаясь волонтерством в детских домах, она поняла, что главное — сделать так, чтобы детей в этих учреждениях было как можно меньше. Для достижения этой цели в 2007 году была разработана «услуга по профилактике отказов от новорожденных» — так официально называется деятельность «сибмам». Первые десять месяцев «Сиб­Мама» работала на деньги, «упавшие с неба», — как раз в то время, когда они продумывали новую «услугу», косметическая компания  Clarins, вручающая ежегодную благотворительную  премию «Динамичной женщине Кларанс», изучала различные проекты по оказанию помощи детям. Результат — в 2007 году Александра Марова стала  лауреатом этой  премии, образовавшей первый бюджет «Сибмамы» и позволившей реализовать новые планы. За эти десять месяцев удалось убедить забрать ребенка 40% потенциальных отказниц — рекордный результат для России. После таких показателей профилактику отказов даже включили в бюджет Новосибирска. Звонки об отказах сегодня поступают из четырех роддомов — такое взаимодействие с закрытым медицинским учреждением само по себе настоящее достижение для общест­венной организации, плюс к этому психолог работает с мамами, которые забрали детей, осуществляется сбор и раздача детского питания, игрушек, одежды… За неполные два года работы удалось сохранить семью для 33 детей из 100 — именно столько поступило звонков из роддомов, с которыми у «СибМамы» заключено соглашение. Эту цифру я сразу мысленно перенесла на общероссийскую статистику: по данным Фонда поддержки детей, в роддомах каждый год оставляют более 10 тыс. детей. Значит, как минимум 3300 из них можно вернуть в семью…

Обитель

Материнскую обитель «Каритас», о которой Наташа рассказывала Алесе, содержит немецкая благотворительная организация. Это огромный кирпичный дом, в котором живут семь мам и девять детей. Примерно половина женщин, попадающих сюда, собирались отказаться от своих малышей из-за тяжелого материального положения или отсутствия жилья. В Новосибирске таких обителей две, есть еще «Голубка», которую организовали и содержат итальянцы. Государственные социальные службы искренне удивляются, когда «сибмамы», планируя помощь женщине, оставшейся без жилья, привлекают к работе общественные организации и материнские обители. Попасть в обитель сложно: мало кто о них знает, да и 15 взрослых мест — это все-таки маловато для новосибирских 200–300 отказов в год. Здесь есть все, что нужно маме и ребенку: одежда, коляски, игрушки, еда… Полтора года женщина имеет возможность откладывать пособие на ребенка — от 1800 до 9000 рублей в месяц в зависимости от трудового стажа мамы до родов. Покидая обитель, она уже имеет «первоначальный капитал», чтобы начать жить самостоятельно. В день нашего приезда в «Каритас» у Петра Соколова, здешнего специалиста по связям с общественностью, появилась головная боль в виде двух тонн йогуртов — спонсорской помощи. Их нужно раздать за два дня, срок годности подходит к концу. Мы ждем, пока мужчины погрузят йогурты в джип Саши Маровой для последующей раздачи отказницам. — Вот почему нам не удается найти общий язык с бизнесменами. Им приятно прийти в детский дом на праздник, привезти фрукты, и это адресная помощь, адреснее не бывает, — ворчит Саша. — А когда мы им предлагаем оплатить работу сотрудникам и говорим: «Мы даем вам гарантию, что столько-то детей останется в семье», — это им непонятно. Помощь в принципе личное дело каждого. Но все эти апельсины и йогурты формируют позицию иждивенчества: дети выходят из детского дома с четким пониманием, что «мне все всё должны». Петр Соколов подключается к беседе, чтобы рассказать о том, как проблему сиротства решают в Германии: — В Европе детские дома упразднили еще в 1950−е годы, когда медики выяснили, что жизнь в учреждении значительно тормозит развитие малыша. С тех пор дети-отказники временно живут в приемных семьях, пока не находятся усыновители. Вдобавок таких детей на Западе значительно меньше, чем в России. По словам Петра, в Европе не спешат лишать «проблемную» мать родительских прав, а стараются ей помочь — это гораздо эффективнее, чем забирать ребенка из родной семьи, а потом устраивать его в приемную. Такая же логика работает и в отношении матерей-отказниц. — И ведь что самое странное, — Петр приподнимает плечи, — материнские обители в России есть, но все они зарубежные. Наших, русских, практически нет. Я этого понять не могу. У Петра есть приемный сын, которому четыре года и который помнит, как два года назад его возвращали из другой приемной семьи обратно в дом ребенка. — Папа, мне вот здесь было больно, — объясняет мальчик, показывая кулаком на грудь.

Родственники

Если мать все-таки не может забрать малыша, то «сибмамы» находят родственников и работают с ними — так удается пристроить многих детей. Света звонила Наташе Юрьевой неделю, но так и не смогла встретиться — просто не приходила. Тогда Наташа решила поговорить со Светиной бабушкой. — Если она ребенка этого не возьмет сейчас, то совсем погибнет… Она ночами не спит… рыдает… — тоже плача рассказала нам Антонина Федоровна. Свете 30 лет, она наркоманка. Бабушка воспитывала ее с двух лет, но в последнее время все стало совсем плохо. Бабушка обменяла квартиру в городе на дом в пригороде, чтобы раздать Светины долги, несколько раз пыталась ее лечить — не помогло. Теперь Света родила и оставила ребенка в роддоме, потому что не может справиться со своей зависимостью. В таком возрасте на бабушку ребенка «не оформят», даже если она решит его забрать. Наташа предлагает поместить Свету в центр реабилитации, в котором 50% наркоманов избавляются от зависимости, а на это время написать заявление, чтобы ребенка никому не отдали. Вообще с алкоголиками и наркоманами «СибМамы» практически не работают. Здесь корни проб­лемы гораздо глубже, чем неустроенность быта, отсутствие зарплаты или жилья. Впрочем, по словам психолога «СибМамы» Ирины Алексеевой, у всех женщин, которые отказываются от ребенка, есть кое-что общее: все они пережили отвержение в детстве. — Среди них нет ни одной, получившей достаточно любви и поддержки от своей матери. И проб­лемы, из-за которых мамы оставляют малыша, в основном именно психологические. Ведь по большому счету мы не предоставляем ей жилье, не находим мужа, но когда отрабатываем психологическую проблему, то мама начинает жить с ребенком. И нередко все у них идет хорошо, — говорит Алексеева.

Сопровождение

Когда женщина соглашается забрать ребенка из роддома, работа «сибмам» не заканчивается. К психологу подключается специалист по социальной поддержке, ведь нередко обнаруживается, что она к этому совершенно не готова — не планировала она его домой нести. Возникает множество проб­лем, начиная с отсутствия пеленок и заканчивая оформлением справок и пособий. — Первый год был очень сложный, установочный, — рассказывает Саша Марова. — Мы отрабатывали методику — методом проб и ошибок, было много вопросов: хорошо, ребенка мы оставили, маму сопровождаем, а сколько мы их сопрово­ж­дать-то будем? Где границы? — И где же они обнаружились? — В цели, — уверенно сообщает Саша. — Если мотивация отказа — отсутствие жилья, то ты ее сопровождаешь до момента решения «квартирного вопроса». А если есть психологические трудности, то психолог работает, пока не сведет их к минимуму. И мы видим конкретный результат: раньше женщина шага не могла сама сделать, а теперь планы на будущее строит. Это должно быть четко обозначено, чтобы не формировать у мамы иждивенческую позицию. — И сколько мам у вас сейчас сняты с сопровождения? — Большинство. Но мы практи­чески со всеми поддерживаем отношения — к нам часто приезжают за игрушками, детским питанием… Мы сидим на планерке, она подходит к концу, в комнате царит суматоха. Наташа диктует Марине Аксеновой, директору фонда «Солнечный город», номер телефона директора сети крупных магазинов, готового оказать спонсорскую помощь. Саша заполняет отчет о работе с отказницами. — В связи с кризисом в планах бюджета на ближайшее время в графе «СибМама» стоит «ноль рублей», — констатирует она. — И что вы теперь будете делать? — спрашиваю я, ожидая паники. — Что-нибудь придумаем, — невозмутимо отвечает Саша. В бюджете мы все равно есть, а кризис когда-нибудь кончится… Профилактикой отказов от новорожденных периодически пытаются заниматься в разных городах России, но каких-то результатов добились пока только Санкт-Петербург, Екатеринбург и Новосибирск. Проблема в том, что в России за отказников отвечают два ведомства: соцзащита и здравоохранение. Здравоохранение считает, что профилактика отказов — это «социалка», функция соцзащиты. Соцзащита полагает, что раз уж здравоохранение курирует роддома и первым сталки­вается с отказом — значит, ему и разбираться. В результате брошенными малышами не занимается никто. Остается уповать на общественные организации, но им для эффективной работы часто не хватает не только финансирования, но и навыков. — Мы разработали четкую методику работы с отказами и предлагаем ее другим регионам — берите, пользуйтесь, — убежденно говорит Саша Марова и с некоторым сомнением добавляет: — Глядишь, со временем и у них дело пойдет. Фотографии: Ольга Салий