Учительница была мудрая и не стала орать
В чем воля Божия, часто спрашивают те или иные люди. Да всё очень просто: в том, чтоб человек, Его любимое дитя, был счастлив. Чтоб был добр, милосерден, любящ, творчески трудолюбив, ответственен не только за себя, но и за других. Чтоб, любя земные дары, был благодарен за них Подателю, чтоб учился в любви к земной родине любить родину небесную, чтоб был искренне и нелицемерно радостен и не унывал.
Можем ли мы всему этому противиться? Еще как, и делаем это по многу раз на дню. Примеры? Чего за ними далеко ходить, их миллионы… У меня перед глазами сейчас – один. В богословские трактаты или в катехизис его не включишь, но в жизни многое понятно и без тысячи рационалистических формул…
Дело, помню, было в одном из классов сельской начальной школы. Два пацана на перемене подрались (из-за чего, вероятно, важно, но не в первую очередь, — из-за чего они обычно бывают, яростные и беспощадные детские драки… ). Подрались основательно, до пота, соплей и бессильных слез, до слепого молоченья друг друга кулаками и ногами, до визга, царапанья и откусывания друг у друга ушей. Их остановила учительница, растащила катающийся по полу вопящий клубок…
Нет, она не стала на них орать (как, увы, нередко случается), расставлять по углам, грозить ремнем или привлечением родителей. Учительница была мудрая и добрая. И большая.
Она обняла их, прижала к себе, к своим широким бедрам, одного справа, другого слева, и стала их как-то так успокаивающе качать, и что-то им этак мурлыкать, словно бы напевать, как это делают мамы, большие, добрые, сильные, дающие неиссякаемую жизнь своим чадам…
И они оба вцепились ей в юбку, шерстяную, бесформенную, теплую даже на вид, каждый со своей стороны, и что-то взахлеб ей говорили, оправдывались, выкладывали свои обиды друг на друга, застившие им на тот момент белый свет, изливали в эту юбку сопли своей мальчишьей ярости, всхлипывали – и успокаивались, успокаивались…
И тут я увидел, как один из мальчишек, почти уже умиренный этим материнским теплом, этой доброй всеобъемлющей силой, вытащил потихоньку из кармана циркуль и пытается все-таки достать своего соперника, ткнуть куда-то туда, по ту сторону обнявших его рук, по ту сторону серой учительской юбки.
Винтик такого циркуля держался плохо, то и дело вываливался, держатель тоже регулировался с трудом… Так что таким сооружением , помню, всегда было очень трудно провести ровную окружность. Но действовать им в драке было весьма удобно.
“Он не мог творить чудеса, поскольку у людей недоставало веры”
Однажды на занятии лектория для взрослых в воскресной школе меня спросили:
— Батюшка, а мне вот в книгах встречалось слово «теодицея». Что это такое?
Я почесал в затылке, стал вспоминать словарное значение мудреного слова, поделился тем, что смог припомнить: дескать, теодицея – это «оправдание Бога», совокупность доктрин, призванных доказать, что Бог благ и управляет миром ко благу, несмотря на наличие в мире зла, что дискуссия по данному вопросу имеет весьма древние корни, что придумал этот термин философ Лейбниц, и так далее…
На что мне был задан очередной вопрос, сколь наивный, столь и сложный:
— А зачем вообще Бога-то защищать? Он ведь Сам нас от всякого зла защищает?
Озадаченный вопросом, я, помнится, стал сбивчиво мямлить , что теодицея – не чтоб Бога «защищать», а чтоб «оправдать», запутался в тонкостях этих понятий и честно сказал: «Сам пока не знаю… Вернее, внятно объяснить не могу».
А на днях раскрыл недавно переведенную и изданную в России книжку «Соединенные духом и любовью. Латинские письма», в которую вошла переписка христианского писателя и богослова Клайва Льюиса с итальянским священником Джованни Калабриа. Одна из животрепещущих тем, волновавшая обоих – нарастание зла и безбожия в послевоенной Европе, девальвация нравственности, уныние целых народов, пораженных опытом недавней страшной войны…
Так вот, раскрыв книгу, я прочел слова Льюиса :
«…разве не ужасна истина, что свободная воля злого человека может противостоять воле Божьей? Ведь Он некоторым образом умалил Свое всемогущество самим фактом создания свободного существа, и, как мы читаем, в некой стране Он не мог творить чудеса, поскольку у людей недоставало веры».
Конечно, цитата из частного письма – не выдержка из катехизиса. Но на книгах любимого многими Льюиса выросло не одно поколение христиан, мы знаем, что его вера, его личные отношения с Христом и Церковью – не «хобби» и не идеологическая установка, как оно порой бывает, а сама суть его жизни, его правды и его сердца. Так что к прочитанным мною словам Льюиса не прислушаться я не мог…
Проявления нашей свободы бывают страшны
Человек – свободное существо, наша свобода дана нам раз и навсегда и от нас неотъемлема. Но эта свобода может быть порченой. Порченой нашими гордыней, нежеланием любить, разнообразной похотью, самоправдой и ненавистью к носителям, как нам мнится, «неправды», виды этой порчи многообразны, многие из них — коварны и не видны невооруженным глазом…
В этой порче проявления нашей свободы бывают – страшны. Пораженная этой порчей, наша свобода становится оружием против Бога. Бог, прибитый нами ко кресту – вот знамя этой нашей свободы.
Доказательство этой свободы, страшное доказательство «от противного»… Недаром крест – живой символ Церкви: он напоминает нам о нашем небывалом Богоданном величии и о нашей свободе, которой могут восхищаться сами ангелы, но, порченой, могут страшиться и сами демоны.
Надо ли Бога – оправдывать, нужна ли упомянутая нами теодицея? Да, в мире и в нас самих много зла. Но винить ли и уничижать ли из-за этого Бога… Думаю, тут всё решается просто – любовью . Если она есть – всё понятно без слов. Кто любит Бога – тот и так всё поймет, как понял когда-то Иов. Кто не любит – что ж, всегда имеет шанс полюбить и узнать Его получше. Тот же , кто упорно любить Его не хочет… не знаю, за него я не в ответе.
Оправдывать Бога не надо.
А вот защищать Его, в первую очередь от себя самого, от своего греха и своей порченой свободы, — надо непременно.
Каждый день.
С покаянием, с терпением, с надеждой, не отчаиваясь ни в Нем, ни в себе.