О чем думает священник в пустом храме. Протоиерей Александр Сорокин — о таинствах онлайн и карантине
— Отец Александр, для всех прихожан сегодня наступила странная новая реальность — все проходит онлайн: трансляции богослужений, встречи, чтение Евангелия, лекции, вебинары. Как вы думаете, какими мы выйдем из этого периода? Обогатимся ли чем-то новым? А может, наоборот, получим привычку к онлайну и не захотим ничего менять?
— Я плохой предсказатель и футуролог, мне сложно сказать, что будет завтра. Но в любом случае ничто не может заменить прогулки в парке — хоть всю стену обклей замечательными обоями, которые имитируют водопады и красивые ландшафты. Все равно понятно, что это бумага и все искусственно. Поэтому, думаю, все вернется на круги своя, таков мой прогноз.
— Что было для вас непривычного, сложного в «безлюдных» литургиях? Мне кажется, разница есть.
— Конечно, есть. Другой вопрос, что мы ко всему привыкаем. К хорошему быстро привыкаешь, но и к неудобному, необычному и в чем-то малоприятному, — все равно не привыкаешь, но подстраиваешься. Сейчас уже это не так необычно, как в первые дни… Помню, самый яркий момент — службы второй половины Страстной седмицы, обычно очень многолюдные, и самой Пасхи. В храме никого не было, кроме клира и хора. Очень странное ощущение, будто какой-то части тебя просто нет.
Но сейчас мы уже подстроились, стало ясно, что карантин когда-то закончится. Начинаешь привыкать к другому ощущению — что нас смотрят в онлайн-трансляции. В нашем храме мы транслируем литургию и всенощное бдение. И мы немного по-другому развернули литургию — в том плане, что священник периодически обращается в камеру, включая проповедь. Так что теперь начинаем работать с этим ощущением, что наша община — те, кто соучаствует в литургии, — находится не в храме, который пуст, а по ту сторону экрана.
Как только люди сели на карантин и начались онлайн-трансляции, самый больной и чувствительный момент был — это причастие. В храме причащается клир, а те, кто смотрит литургию, не может подойти к причастию. И мы придумали такую вещь, которая с легкой руки стала называться антидор. Кто знает, антидор — это обрезки святого хлеба, из которого берется причастие, оставшиеся обрезки, корки потом вместо дара раздаются после службы тем, кто не причащается. Таким словесным антидором стало обращение священника во время причастия к тем, кто смотрит трансляцию — как бы в утешение.
Протоиерей Александр Сорокин. Фото: feosobor.ru
Этот и другие моменты, когда ты уже смотришь, вернее, чувствуешь спиной взор тех, кто далеко, но реально на нас смотрит, — теперь поддерживают, утешают и нас, священников.
— Были ли у вас какие-то технические сложности, чтобы входить в эту новую реальность?
— Лично у меня появились какие-то элементарные новые навыки. Например, я научился пользоваться Zoom, в котором мы сейчас и общаемся. До этого я понятия не имел, что это такое. Не могу не упомянуть клирика нашего храма отца Алексея Волчкова, который в этом плане у нас просто мастер международного класса, я бы сказал. Он весь этот онлайн у нас курирует, организует, координирует, настраивает, буквально в ежедневном режиме отслеживает. Все эти технологии ему уже давно известны, он хорошо в них ориентируется, в этом смысле нам очень повезло. Хотя и другие батюшки у нас в этом плане тоже не отстают.
Про обряд и суть веры
— Скажу как пользователь такой онлайн-литургии с другой стороны. Мне лично довольно сложно участвовать, потому что и так по работе сидишь восемь часов за компьютером, а тут опять с утра идешь к этому же компьютеру. Потом, тебе непонятно, то ли стоять, как в храме, то ли сидеть, чай пить, чай не пить…
— Я иногда об этом думаю, стоя у престола — о том, в какой позе, в каком положении, в какой ситуации, в каком контексте смотрят на нас сейчас те или иные зрители. Хорошо, что есть обратная связь, которую иногда пишут в нашей группе «ВКонтакте», очень многие благодарят, иногда делятся ощущениями, как воспринимается служба, даже, бывает, пишут о том, что лучше вникаешь, никто не отвлекает. Хотя, конечно, в храме свои плюсы.
Поэтому это для меня самого тоже вопрос, и пока я не могу ответить, тем более что я не был в этой ситуации. Наверное, если ты смотришь просто как какую-то передачу, это один вариант. Другой вариант — когда ты пытаешься молиться и соучаствовать в соборной молитве, которая идет в храме.
— Когда началась вся эта онлайн-эпоха, я стала думать: чего мне не хватает? Понятно, что не хватает причастия. Но ведь не все причащаются за каждой литургией, так что вполне какое-то время можно жить без него. Пожалуй, мне не хватает именно общения, людей. Даже если бы рядом был открыт какой-нибудь храм, я бы туда на службу не так хотела пойти, как в родной храм, к которому привыкла, где друзья, братья и сестры. Все-таки что тут первично, не заслоняет ли второе первое?
— При всех очевидных минусах в сложившейся ситуации есть своего рода плюсы. Вы сами поставили вопрос: что первично, что вторично? Отвечать тут вам. Но не случись этого карантина, этот вопрос, может быть, вам в голову бы не пришел. А сейчас есть возможность поменять ракурс зрения на то, на что ты обычно смотришь с какой-то выигрышной позиции. Конечно, искусственно этого никто бы не придумал: давайте сядем на карантин и посмотрим, как это выглядит со стороны. Но раз уж такая ситуация случилась, то и здесь можно найти плюсы — по-новому взглянуть на то, к чему ты привык.
— В начале этого периода было много споров о каких-то привычных компонентах — целования руки священника, прикладывания к иконам. Кто-то стал возмущаться, дескать, почему вы мне этого не даете делать! Другие, наоборот, клеймили в интернете: «Что вы так беспокоитесь о своих целованиях? Почему это для вас так важно?»
— Это все чисто ритуальная сторона, она, конечно, очень красивая, но это ритуал, обряд. Мне вспомнился афоризм одного христианского мыслителя о том, что религиозный обряд — это пепел, остающийся после потухшего костра. Пепел, в котором еще можно почувствовать жар вечной жизни. Красивая метафора, остроумная, и я согласен: обряд — это не более чем обряд, то есть что-то внешнее. Как одежда — наряд.
Поэтому когда внешнее вместо того, чтобы быть формой выражения нашей веры и любви к Богу, становится, извините, носителем заразы, тогда эта форма должна на время быть отставлена в сторону, уступив место содержанию. А содержание может выражаться в период карантина какими-то другими способами. Вместо целования икон — делать поклоны перед иконой или какими-то еще бесконтактными способами выражать суть веры, которая от этого не меняется.
— Можно ли говорить о том, что какие-то привычные обряды могут быть тем, что постепенно отойдет и вовсе?
— Конечно, можно. Это было всегда, во все века. Ритуалы — самая консервативная часть жизни человека. Все ритуалы, какими бы они ни были сегодня символичными и оторванными от бытовой реальности, изначально носили абсолютно утилитарный характер. Потом религиозная среда отрывает ритуал от привычного утилитарного смысла и наделяет его смыслом символическим, и все это держится веками, потом меняется.
Одним ритуалам на смену приходят другие, но сам по себе ритуал никуда не денется, так же как никуда не денется телесная сторона человеческой жизни.
Конечно, духовное, душевное в человеке должно преобладать над телесным, но человек — это не только дух и душа, но еще и тело, и дело, и одежда, и все, что связано с материей, со зримыми какими-то проявлениями жизни. Поэтому ритуалы меняются, а суть остается. Поцелуй у иконы уступит место поклону, хотя я повторяю, все вернется на круги своя, с чего я начал и буду повторять без конца. Но все равно ничего необычного не произойдет, если одни ритуалы уступят место другим.
Кстати, одна знакомая прислала мне такую шутку, что, возможно, когда-то появится праздник короны, когда все будут садиться на две недели в карантин и есть консервы в воспоминание об этом периоде, и все это приобретет необычный, ритуальный характер.
Про причастие и карантин
— Споры и ссоры в интернете коснулись по большей части и причастия, нашего главного таинства. Получается, если сейчас мы заявляем, что через причастие можно заразиться, то будем ли мы бояться заразиться простудой и гриппом, не обрабатывая лжицу?
— Насколько я могу судить, сейчас речь идет не о самом причастии, через которое можно заразиться, а о том, что люди собираются в храме — в этом и заключается риск. Поэтому я бы этот акцент не смещал. Тут надо идти до конца: если карантин, значит, карантин, и не приходить в храм как в место большого скопления людей.
А самое главное, как ни покажется эта мысль банальной, но в ней ключевой ответ на все вопросы — этот период временный. Это не отлучение от причастия навсегда или непонятно на сколько, это довольно кратковременный период.
Протоиерей Александр Сорокин. Фото: feosobor.ru
— В этой связи кажется странным, почему бы просто не принять указание священноначалия, почему надо возмущаться и уходить чуть ли не в раскол?
— Нельзя впадать в крайности, хотя мы иногда этим грешим. Почему-то не приходит в голову клеймить многовековую историю Церкви, в том числе Русской Церкви, когда было абсолютной нормой причащаться четыре раза в год, как написано в катехизисе. Это считалось нормальным в течение долгих десятилетий и даже веков. А теперь все проснулись, получилось, что карантин подстегнул евхаристическое возрождение.
Теперь с таким же фанатизмом, с каким раньше говорили, что нельзя часто причащаться, надо по полгода готовиться, требуют причастия. Это просто другая крайность такого же фанатизма, который не видит самой главной заповеди — любви и терпения друг к другу.
В чем смысл такого причастия, когда мы его требуем как какого-то наркотика или какого-то успокоительного, без чего как будто мы перестаем быть христианами.
Христианство ведь измеряется не количеством причастий за литургией.
Нынешняя ситуация провоцирует такие размышления, на которые мы никогда бы не решились — о сути причастия. Зачем мы причащаемся? Кто мы такие, причащаясь? Что от этого зависит? Конечно, здесь мы не подвергаем сомнению нашу церковную догматику о том, что Евхаристия — это центр церковной жизни. Но чем это оборачивается, когда мы начинаем с пеной у рта друг другу доказывать, как часто и зачем мы причащаемся?
— Действительно, вопрос о частоте причастия — это любимый вопрос, даже платки и юбки уже отошли на второй план. Все же здесь, на ваш взгляд, может быть какое-то указание священноначалия? Нужно духовника слушать или себя слушать?
— В конечном итоге каждый решает или сам, или слушает духовника, но надо иметь в виду, что время сейчас особенное. Нельзя сравнивать правила жизни в мирное время и в военное. Конечно, сейчас не война, это аналогия, сравнение, но когда объявляется комендантский час, это означает, что самые основополагающие нормы жизни радикально меняются. Наступает время, когда мы живем по каким-то совсем другим нормам. Бессмысленно говорить о частоте прогулок по парку, если стреляют с неба.
Про заочное отпевание и крещение мирским чином
— Отец Александр, у вас на приходе сейчас предлагается после литургии приходить в течение дня и причащаться какими-то малыми группами — видимо, для того, чтобы снизить количество контактов. Расскажите про это нововведение.
— Я бы не сказал, что это наше нововведение. Когда священноначалие издавало циркуляры о том, как служить в храмах за закрытыми дверями без прихожан, в то же время среди разных распоряжений, которыми они регулировали церковную жизнь в эти непростые времена, был пункт и о том, что надо предусмотреть причащение людей. Или к ним домой приезжать, хотя это тоже идет вразрез с нормами карантина, или чтобы они приходили в храм по договоренности со священником и причащались в течение дня. Вот мы и сделали так, что у нас назначено время, а именно — в час дня, в три часа и в пять часов вечера, когда люди, соблюдая карантинные нормы, приходят в храм для причастия теми Святыми Дарами, которые были освящены на литургии этого дня.
Людей приходит немного, единицы, и время их пребывания в храме, конечно, несоизмеримо меньше, чем длится литургия. Читается несколько молитв, и все подходят к причастию. Здесь никакого особого новшества или нарушения церковной дисциплины нет.
— Получается такое удаленное, как бы отстраненное от литургии причастие. Нет ли в этом магизма? Причастие как магическая таблетка.
— Знаете, так вопрос можно поставить и о причащении больного, которое совершается веками в Церкви. Когда человек в болезни находится дома, то священник приходит причащать его, конечно, не служа там литургии. Тем не менее, такое причастие — как бы окраина большого целого — литургии, общего дела.
В конце концов, выбор стоит очень простой. Либо так, либо вообще никак. Лет 50 назад, случись какая-то болезнь, никаких трансляций не было бы, храм бы закрыли и все.
Давайте ждать два месяца, когда все это закончится, тогда уже приходите опять в храм к причастию. Можно так. А можно хотя бы таким способом, тем более что современные технологии дарят нам такую возможность. Мы доросли до такого момента в техническом прогрессе, что мы можем увидеть, услышать литургию, проповедь в храме, а потом, если есть возможность, прийти и причаститься. Вот такая интересная литургия получается в наши дни.
— Некоторые таинства и обряды в нашей Церкви могут быть «удаленными», например, — заочное отпевание. Если мы отпеваем заочно, строго говоря, благодать нашей молитвы передается дистанционно. Может ли еще в каком-то случае благодать дистанционно передаваться?
— Вы уже употребили слово «магизм» в одном из предыдущих вопросов, как раз его и нужно избегать всеми силами. Что такое отпевание? Это богослужебное последование, которое нацелено на то, чтобы утешить живых в их скорби об утрате своих близких. То есть это молитва ради живых, ради укрепления их в вере.
Что касается того, какие еще можно совершать священнодействия удаленно, не надо далеко ходить за примером. В Великую Субботу, когда принято приходить в храм и освящать снедь, мы пару раз в день выходили в трансляцию, предупредив всех, кто желает, что мы прочтем молитву на освящение пасхальной трапезы. И люди, кто хотел, включили трансляцию и помолились вместе с нами, взирая на эти испеченные куличи и крашеные яйца. Конечно, нам не пришло в голову кропить экран святой водой, это внешние формы. Самое главное — молитва.
Как раз этим истинная молитва отличается от магических обрядов: ей не обязательно нужны внешние формы.
Замечательно, когда мы можем прийти и поставить на стол какую-то еду, окропить ее святой водой, это прекрасно, но все равно это внешние вещи, которые символизируют действие Святого Духа.
Кстати, когда меня приглашают освящать жилище, я хожу, окропляю святой водой все эти помещения, потом говорю что-то напутственное, приятное и доброе, например: «Вода святая скоро испарится, как любая вода, святая она или не святая. Но самое главное, чтобы из ваших сердец не испарилась благодать Божья и вера в Бога». Вот и все.
— Продолжая разговор об «удаленных» таинствах, вспомню и о Крещении. Ведь если, например, ребенок попал в больницу сразу после рождения и нет возможности пригласить священника, — можно крестить ребенка и мирским чином.
— Конечно. Это записано в догматике Церкви, что Таинство крещения — это единственное таинство, которое совершает любой крещеный христианин в случае, если нет возможности священнику совершить таинство.
— От наших читателей был вопрос про исповедь. Насколько возможна исповедь онлайн?
— Вы знаете, тут можно долго рассуждать, кто-то будет за, кто-то будет против, кто-то резко против. Между тем, бывают ситуации, когда совершенно не до споров, и просто это происходит. Бывают ситуации, когда просто нет выбора — или не исповедовать человека вообще, или воспользоваться тем каналом связи, который предоставляют современные технологии.
Но это, конечно, не означает, что такая исповедь придет на смену Таинству исповеди в храме. Причем никуда не денется ни традиционный способ исповеди, ни экстренный способ исповеди на расстоянии — или по телефону, или как-то еще. Все это уже есть, и это невозможно ставить под вопрос.
— Даже исторически экстренные способы исповеди практиковались: в воспоминаниях о ГУЛАГе говорится, что люди друг другу исповедовались.
— Конечно. Об этом написано в Священном Писании: «Исповедуйте друг другу согрешения ваши».
Про иконы в храме и дома
— Возвратимся к нашему стремлению приложиться к иконам в храме. У нас есть иконы в храме, есть иконы дома. У кого-то они по качеству исполнения хуже, у кого-то лучше. И в храме могут быть хуже или лучше — просто напечатанные или написанные иконописцем. В чем разница, почему мы приходим и прикладываемся к иконе в храме? Прикладывайтесь, казалось бы, спокойно дома.
— Если говорить совсем принципиально и просто, то разницы никакой, конечно. Любая икона — это зримое изображение того, кого мы чтим и любим. Поклоняемся мы, конечно, не доске с красками и не каким-то другим материалам, а тому незримому образу, в реальность которого веруем.
Другой вопрос, что в храме все иначе… Тут большую роль играет чисто психологический фактор: в храме, в этом антураже, где много икон, где алтарь, где свечи, где люди соответствующим образом себя ведут, нам легче настроиться на молитву. Не надо забывать и того, что храм — это, прежде всего, место собрания Церкви для соборной молитвы. А то, что в храме во внебогослужебное время можно прийти и индивидуально постоять, помолиться перед какой-то конкретной иконой или поставить свечу, — это уже вторичное назначение храма. В этом смысле принципиальной разницы нет, где икона — в храме или дома.
Протоиерей Александр Сорокин. Фото: Андрей Петров
— Слышала, как вы в проповеди говорили, и мне это очень понравилось, что когда начались эти онлайн-литургии, вы обращались к святым в храме…
— Да, действительно, это было во время всенощного бдения недели две назад. Во время всенощного бдения священник совершает каждение перед иконами и каждение присутствующим людям. Поскольку храм был пустой, то я себя поймал на ощущении, что вынужден смотреть только на иконы. И даже с большим вниманием смотрел на эти иконы, всматривался в лики святых.
Получается, что мне как священнику была такая подсказка: когда мы совершаем службу, Церковь здесь присутствует в двух своих человеческих ипостасях — в лице живых и здравствующих сейчас людей в храме и в лице тех святых, которые из своей небесной славы взирают на нас. Такое интересное и новое впечатление получил я сам.
— Отец Александр, я обратила внимание, что у вас сейчас ежедневные трансляции литургии, их уже смотрят не только прихожане, но и люди из других городов. Это замечательно, но, с другой стороны, хочется спросить, насколько важна ежедневная трансляция? Можно было бы одну литургию записать и повторять ее каждый день.
— Это все равно, что служить под фонограмму. Есть такие шутки церковные: колоколенка у нас плохая, давайте врубим динамик со звоном из Троице-Сергиевой лавры. Или хор у нас не очень поет, давайте поставим какой-нибудь красивый хор семинарский. Понятно, что это невозможно.
Нужно ли это или нет? Практика показывает, что это востребовано, люди нуждаются в этом, смотрят, пишут, благодарят. Поэтому насколько это нужно, настолько мы и стараемся. Слава Богу, есть волонтеры, которые каждый день приходят в качестве видеооператоров. Вот такое есть новое служение, оно востребовано. Пусть оно приносит пользу.
— Так, значит, точно в церкви будущего записанных фонограмм хора не будет?
— Думаю, что нет. Так же, как искусственные цветы не стоит приносить в храм, так же и все остальное, что дублируют и тиражируют. Хотя иконы, например, появились тиражируемые — печатные. Но все-таки очень бы не хотелось продолжать этот процесс.
— Спасибо большое, отец Александр. Может быть, есть какое-то напутственное слово, которое вы бы хотели сказать нашим зрителям?
— Не буду оригинален, пожелаю доброго здоровья и извлечь побольше уроков из того уединения, в котором многие сейчас находятся в самоизоляции. Христос Воскресе!