О христианстве на подмостках

Учиться вместе

— А сейчас вам дается две минуты на то, чтобы всем вместе подготовить театральное приветствие. Вы будете делать это каждое занятие на протяжении двух лет. Готовы? Тогда на сцену! — Любовь Серебрякова, руководитель и режиссер театральной школы Санкт-Петербургской епархии, начинает урок.

Студенты всходят на подмостки. Среди них есть и уже «тертые калачи», театралы-любители со стажем из проекта «С миру по нитке», пришедшие сюда шлифовать мастерство у профессионалов. Есть и совсем новички в театральном искусстве, решившие попробовать себя на сцене. Сегодня они собрались здесь, в православном драматическом театре «Странник» чтобы учиться вместе.

Шесть человек встали в круг, ломая голову над тем, как же должно выглядеть их приветствие.

— Точно! — бьет себя по лбу молодой человек. — Сегодня же день учителя! Давайте это и обыграем!

— Делимся на две команды, — говорит девушка, — мы остаемся здесь, а вы идите на тот край сцены.

— Да, а потом мы бежим навстречу друг другу, оборачиваемся к залу и выкрикиваем «С днем учителя»!

— Лучше парами: двое кричат «Поздравляем», еще двое — «с днем», и последняя пара «учителя»!

— Отличная идея!

Переворот в Аргентине

Путь Любови Серебряковой в театр был непростым. Родители настаивали на том, что связывать свою жизнь со сценой — глупо, да и не было еще у них в роду никого, кто примерил бы на себя театральную маску. «Иди в педагоги», — говорили они.

— Раньше я жалела, мол, послушалась, упустила время, а сейчас нет, не жалею, ведь когда начинаешь жить с Богом — каждое лыко в строку. Всё равно я потом поступила в Санкт-Петербургский институт культуры.

Выпустившись, Любовь Юрьевна вращалась в богемной актерской среде. А в 1997 году на волне господствующего в настроениях интеллигенции космополитизма — уехала в Аргентину, где преподавала в школе при российском посольстве.

— Кто тогда не уезжал? Я чувствовала себя свободной, сама ковала свое счастье. Казалось, уехала из «страны дураков» в новую жизнь. К христианству тогда у меня было однозначное отношение — «инквизиция и костры». Но по молитвам мамы, Царствие ей Небесное, Господь уловил меня на невероятном, как мне думалось, моменте: я стала сильно ностальгировать по Родине, чего никак от себя не ожидала. Я пошла в храм Русской Православной Церкви Заграницей, правда, я тогда в юрисдикционных тонкостях не разбиралась — главное, что храм был русским.

В Аргентине Любовь Серебрякова познакомилась с представителями второй волны русской эмиграции, с внучатой племянницей Константина Станиславского Светланой Ивановной Четвериковой-Беликовой. В их доме — невиданное доселе собрание книг, что Любови Серебряковой, как человеку читающему, не могло не понравиться.

— Стеллажи до потолка, — вспоминает она. — Мне говорят: выбирайте. Я: «А сами что посоветуете?». И дают мне книгу Ивана Солоневича «Народная монархия». Я политикой тогда брезговала, но, чтобы не расстраивать хозяев, взяла. Думала: прочитаю, верну и выберу что-нибудь уже самостоятельно. Зря я так считала — оторваться не могла до того самого момента, как перелистнула последнюю страницу. Так начался переворот в моем мировоззрении и уже осознанный путь в православие.

Завещание Пушкина

В этот день на сцене театра «Странник» показывают классику — спектакль по «Капитанской дочке». Два года учащиеся театральной школы Санкт-Петербургской епархии шли к этой постановке (но не только к ней), два года трудились, жертвуя драгоценными вечерами после работы (иногда по пять дней в неделю). Они учились и актерскому мастерству, и режиссерскому искусству. Постановка — полностью их творение, с придуманными самими учениками сценарием, приемами и ходами. Перед нами не просто сценический пересказ последнего романа Пушкина, а выпускной спектакль-размышление. Постановка так и называется, «Завещание Пушкина», а главные персонажи в ней — не только Пётр Гринёв, Маша и Емельян Пугачёв, но и читатели, раздумывающие о смысле произведения:

— Гринёв Пётр Андреевич… Почему именно сюда, а не в Петербург, решил отправить его отец?

— А я считаю, что правильно. Нечего ему голубей гонять, недорослем оставаться.

— Если ты помнишь текст — он единственный выживший сын из девяти детей. А теперь вспомни историю — кто правил, что происходило в эту эпоху?

— Царствовала Екатерина II.

— Правильно, а до нее — Пётр III, за короткое время своего правления успевший издать «Манифест о вольности дворянства». Дворяне свободны — могут служить, могут не служить. А крестьянам? Ничего! Но, думают они, не мог же царь-батюшка дворянам волю дать, а крестьянам — нет. И они его ждут. Через полгода царь скоропостижно скончался при странных обстоятельствах. На престол восходит его супруга, Екатерина II. Дворянам волю оставляет, а крестьянам не дает. Но в народе бродит слух: царь жив…

Вместе с Марией в Школу пришла и её подруга Зоя Чернова. По образованию она пиарщик, работает педагогом, но всегда хотела попробовать себя именно в режиссуре:

— Да-да, это ведь важно, — вступает в разговор Мария. — У меня у самой на театральную деятельность было наложено табу. Еще папа в детстве говорил, что актеров вместе с самоубийцами хоронят за оградой кладбища. А когда увидела объявление о наборе сюда, мне голову и «сорвало»: православие, Станиславский, всё это вместе — надо было идти.

Епископское благословение

Когда Любовь Серебрякова, еще тогда, в Аргентине, стала прихожанкой православной церкви, она решила бросить театр: ведь она считала, что Церковь осуждает этот вид искусства. Однажды к ним на приход приехал епископ Буэнос-Айресский и Южно-Американский Александр (Милеант).

— Я как считала: либо со Христом, либо с театром. Стала молиться, чтобы Бог меня вразумил, указал, что мне делать. Мысленно говорила Богу: если надо, чтобы я всё оставила и пошла за Тобой, я пойду. И вот сообщают: вас хочет видеть владыка. Как, что, почему? Подошла к нему под благословение, а он мне сразу и говорит: «Мне сообщили, что вы театральный режиссер». Я смутилась: «Так оставила уже это дело, ведь святые отцы против», — отвечаю. «Правильно, тот театр с Церковью был несовместим, — говорит мне епископ. — Всё дело в том, в чьих руках находится дело, Бога или диавола. Ни в коем случае не бросайте свою профессию. Я печалюсь, что старая и новая эмиграция не может найти языка меж собою. Может, их сплотит общий театр. Я молился, чтобы Бог послал мне театрального режиссера, и вот вы здесь».

А еще епископ предрек Любови Серебряковой, что, когда она вернется в России (хотя ни о каком переезде обратно на Родину она еще даже не думала), именно театр станет тем поприщем, на котором она будет служить Богу. Так и получилось.

Педагоги

В театральной школе Санкт-Петербургской епархии помимо актерского мастерства преподают сценическое движение, сценическую речь, риторику и даже историософию культуры — естественно, что одному педагогу справиться с таким объемом невозможно.

Ирина Кучеренко, преподаватель историософии культуры, по образованию — театральный критик:

— Я долго жила гуманистическим пониманием культуры, но со временем начала понимать, что гуманизм — это слабая попытка пересказать на свой лад Нагорную проповедь. Вся мировая культура в основе своей — христианская. И осмыслить её можно только именно так, поняв её христианские корни. Чем мы и стараемся заниматься.

На уроках историософии культуры ученики разбирают трагедию Софокла «Царь Эдип», стараясь понять различия между древнегреческим роком и христианским Провидением, «Фауста» Гёте, русскую литературу, пытаются разобраться в подоплеке ключевых исторических событий прошлого.

— Александр I, победитель Наполеона, создал Священный Союз России, Пруссии и Австрии, чтобы вести на европейском континенте политику, основанную на христианских ценностях. Как это похоже на современную политическую повестку дня!

— Важно, что наша Школа готовит не только и не столько актеров, сколько режиссеров и преподавателей, — рассказывает Любовь Серебрякова. — Каждую субботу в миссионерском отделе епархии мы проводим уроки театральной педагогики. Там каждый ученик пробует себя в роли преподавателя — как теоретического материала, так и практического. Театральных педагогов не готовит сегодня практически никто, в театральных учебных заведениях нет такой специальности. Ими становятся по наитию. А ведь это наука, которой надо учиться.

По методу Станиславского

— Смотрите, как долго взрослые могут рассуждать и обдумывать, прежде чем начать действовать, — говорит Любовь Серебрякова, кивая на подмостки, где ученики эмоционально, размахивая руками, спорят, кто и как будет задействован в решении нового задания: продолжить на свой лад восточную притчу о сыне, отце и их ослике. — Дети же сразу начинают. Задача — чтобы и взрослые поступали так же. Только они об этом еще не знают.

Многие слышали о «застольном периоде» в творчестве Станиславского, когда он вместе с актерами сотни репетиций подряд изучал и анализировал пьесу, чтобы понять мотивы героев. Но игра от этого не стала достовернее. И тогда он предложил другой способ, названный им «методом действенного анализа», когда актер сразу же начинает действовать, и действовать от себя, как если бы происходящее с ним совершалось впервые здесь и сейчас.

Вот ученики на сцене изображают, разыгрывают ситуации с героями притчи: то сын едет на осле, то отец, то оба идут пешком, ведя животное за узду, — и всякий раз прохожие остаются недовольны их поведением: то «животное пожалейте», то «посмотрите, какого сына вырастили нерадивого». На этом, собственно, притча заканчивается, а от актеров требуется импровизация: отец садится на осла, а сын на отца, потом осла берут на руки, потом продают, потом снова покупают, роли меняются, осел переходит от одного владельца к другому, а прохожие все так же недовольны и ворчат.

— Станиславский двадцать лет старался понять законы вдохновения, — говорит Любовь Серебрякова, — пытался постичь, почему сегодня актер играет свою роль бесподобно, а в другой раз — уже нет. Искал, расспрашивал, и пришелк выводу, что источником вдохновения служит действие. Но какое? По Станиславскому — правдивое. В нашей школе мы считаем, что оно должно быть еще и верным, основанным на христианских заповедях.