О Круглом столе “Семья в современной Церкви”

От редакции. Публикация материалов Круглого стола “Се­мья в современной Церкви” (“Альфа и Омега” № 2(49), 2007 г.) вызвала широкий интерес читателей. Мы помещаем три отклика на эту публикацию, которые представляются достаточно типичными, с одной стороны, и содержательными — с другой.

Протоиерей Алексий Гостев

Любовь к Богу — основа семьи

Круглый стол по вопросам христианской семьи является очень важным начинанием по обсуждению насущных вопросов нашей жизни и нашего православного пастырства. Теме этой, как отмечалось участниками обсуждения, не уделено достаточного внимания. Естественно, что советский период не привнёс ничего нового в область христианского осмысления семьи, как впрочем и в осмысление других сфер жизни, как в силу невозможности развивать богословие, так и в связи с общей деградацией духовно-нравст­венной жизни общества вообще и семьи как института в частности.

Сегодня мы располагаем нашим собственным, ещё недостаточно отрефлексированным, опытом, накопленным как за советские годы, так и за постсоветское время; опытом и богословием нашего русского Зарубежья, которому досталось в служение хранить и развивать дореволюционные традиции культурной и церковной жизни; а также опытом и богословием инославных христиан, весьма ценным для нас при всех различиях в подходах и реалиях и, к сожалению, пока что весьма мало принимаемым к сведению. Естественно, всё это нуждается во всестороннем осмыслении, систематизации и, главное, в применении на практике в приходской жизни. Эти процессы должны идти параллельно, а не откладываться в ожидании решений Вселенского или даже Поместного собора, тем более, что на примере социальной доктрины Русской Православной Церкви хорошо известно, насколько эффективны попытки изменения ситуации “сверху”.

При ознакомлении с материалами Круглого стола обращает на себя внимание тот факт, что критическая часть выступлений большинства участников значительно превосходит позитивную. Возможно, на сегодняшний день это является печальной необходимостью, однако главным, как мне кажется, должен быть поиск реальных путей преодоления существующих проблем. В целом, солидаризируясь с большей частью конкретных предложений участников обсуждения, хотелось бы высказать со своей стороны несколько кратких замечаний.

Сопоставление семьи со Святой Троицей нуждается в богословском углублении. Для семьи существенно вовсе не то, что муж/отец напоминает Первую ипостась, жена/мать — Вторую (Сына?), а дети — Третью. Столь же натянуто сопоставление отца со священником, матери с диаконом, а детей с народом. Всё это, может быть, и выглядит назидательно, но с онтологической точки зрения неприемлемо. Главное — Святая Троица даёт нам совершенный образ единства в многообразии. Бог един и является Личностью. В тоже время Он един в трёх Лицах и, значит, Его Личность есть личность сложная. Союз мужа и жены, скреплённый таинством Церкви, также представляет собою для Царства Небесного новую, “сложную” личность, именно по образу Святой Троицы.

Лица Троицы связывает совершенная любовь, взаимное служение и смирение. Это гениально выразил на своей иконе преподобный Андрей Рублёв. Именно таковыми должны быть отношения в христианской семье. В этом духе должна воспитывать семью евхаристическая община, но и сама община должна быть именно семьёй, в которой царствует любовь, жертвенность, искренность. Эта модель актуальна и для Церкви в целом. Только в таком случае её институции и иерархия будут соответствовать Евангельскому идеалу. Лишь в семье может подлинным образом осуществляться “власть любви”, единственно соответствующая природе Церкви, как считал создатель евхаристической экклесиологии протопресвитер Николай Афанасьев.

И в семье, и в Церкви не должно быть места лицемерию, внешнему принуждению, агрессии. Образ Святой Троицы и для семьи, и для Церкви побуждает к уважению к личности, даже если речь идёт о ребёнке, к взаимному терпению и смирению. Такое богословское понятие как Совет Пресвятой Троицы есть пример подлинной соборности, которая противостоит как авторитарности и патернализму, так и анархии и хаосу. Именно с совета, с элементарной совещательности, способности и готовности выслушать, вслушаться, придти к общему решению начинается соборность. В семье без этого невозможно сохранить любовь и строить совместную жизнь, в Церкви начинается омертвение и превращение в социальный институт.

Важно подчеркнуть необходимость участия общины в судьбе новой семьи. Об этом совершенно справедливо и не единожды было сказано участниками Круглого стола. Как новообразованные, так и уже существующие семьи нуждаются в поддержке не только духовной, но и психологической. Нам вообще необходимо лучше изучать психологию, шире использовать её в пастырской практике. К сожалению, среди священников и верующих распространено обскурантское отрицание этой науки, что свидетельствует о безграмотности и гордыне. Если хотя бы на отдельных приходах и при православных молодёжных организациях существовали центры христианской психологической поддержки, в том числе ориентированные и на помощь в семейных проблемах, пастырское влияние вообще и на семьи наших прихожан в частности стало бы неизмеримо эффективнее. Именно в этой области нам есть что позаимствовать у инославных христиан.

Особенно необходима помощь семьям, в которых кто-то из членов оказался подвержен разрушительной зависимости от алкоголя, наркотиков, азартных игр. С такого рода проблемами мы будем сталкиваться в будущем всё больше и больше. В области помощи преодоления зависимостей как тем, кто оказался им подвержен, так и членам их семей, Церковь должна шире сотрудничать с международными организациями. В первую очередь хотелось бы обратить внимание на общество Анонимных алкоголиков и смежные с ним общества Анонимных наркоманов и игроков. Зародившись в протестантской среде, они являются внеконфессиональными и предлагают, как свидетельствует Всемирная Организация Здравоохранения, наиболее эффективные методы взаимной терапии исключительно на духовной основе.

Темой выступлений участников Круглого стола стало и обсуждение существующей пастырской практики в области регламентации интимных сторон супружеской жизни. Целиком присоединяюсь к мнению о том, что здесь наше участие должно быть минимальным. Типикон молчит по этому поводу, зато “предание старцев” предлагает многочисленные предписания, напоминающие подчас, как метко было замечено, инструкции по животноводству и селекции. Воздержание в ночь накануне причастия, да, быть может, первая и последняя недели Великого поста — вот единственные рекомендации, уместные в этом вопросе. Всё остальное — суверенная область супругов, в которой если и возникают проблемы, то им может помочь опять-таки психолог-специалист.

Икона Зачатия праведной Анною Пресвятой Богородицы. XVIII в.

Стоит подчёркивать во время катехитических бесед с будущими молодожёнами или как минимум в проповеди после совершения венчания то, что Церковь молится о “единомыслии душ и телес” для вступающих в “брака общение”, то есть о всесторонней гармонии их отношений. Эта гармония достижима лишь на путях совместной духовной жизни и духовного роста. Христос не отвергает земную любовь и брак, но лишь призывает к тому, чтобы не нарушалась иерархия ценностей. Именно любовь к Богу и жизнь во Христе одухотворяют земную любовь, делают её возвышенной и жертвенной. В благословенном Богом союзе открывается возможность сохранить любовь в течение всей земной жизни и пребывать в единении в “жизни будущего века”. Человеческая любовь таким образом приобретает новое измерение, что совсем не исключает, но, напротив, углубляет гармонию на земном этапе. Обращаясь к Преданию, можно привести пример Иоакима и Анны, праведных родителей Пресвятой Богородицы. В иконописном изображении их запечатлена духовная красота союза этих людей, достигших преклонного возраста. Часто их рисовали держащимися за руки или даже заключающими друг друга в объятья, исполненными нежности и радости. Рождение Дочери, между прочим, свидетельствует о том, что их супружеская близость сохранялась вплоть до старости.

Диакон Михаил Першин

И все они были счастливы…

1. Не стоит спешить упрекать Церковь в отсутствии разработанного учения о браке. Есть чинопоследование благословения на брак, есть традиция богословского осмысления этого дара Творца. Из того, что чин церковного браковенчания складывался постепенно и вобрал в себя как элементы ветхозаветных установлений, так и обрядовые формы, восходящие к античности, следует только одно — церковное сознание с самого начала искало и находило средства выражения для того события в жизни людей, которое первым почтил Своим вниманием и чудом Господь в Кане Галилейской. То, что христианский брак — от Бога и в Боге, было вполне очевидно уже для первых христиан. Другое дело, что не сразу епископское благословение на брак обрело знакомые нам черты чинопоследования. И конечно же, мы не встретим в истории Церкви особых трактатов, специально посвящённых семейному благочестию, хотя полемика с бракоборчеством и оправдание брака проходят красной нитью сквозь всю раннехристианскую апологетику.

Монашеский же путь спасения, напротив, представлен обширным аскетическим наследием. Причина этого понятна: монастыри имели свою письменную традицию, в которой фиксировались наставления и духовные советы, в том числе и о борьбе с блудными помыслами. Такой письменной традиции среди христиан, живущих семейным укладом, не возникло, однако в этом нет ничьей вины. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов корпус ветхо- и новозаветных текстов, так или иначе затрагивающих тему брака, а также многочисленные комментарии к ним у авторитетных церковных писателей от II века до XXI.

Проблема современного церковного сознания не в том, что есть опредёленные традиции (и отмеченный участниками Круглого стола известный диспаритет в объёме их присутствия в церковной жизни), а в отсутствии умения в них разбираться и различать жанры и адресатов тех святоотеческих суждений, что дошли до нас из глубины времён.

Вторая проблема — просто в очень низком уровне грамотности. Половина, если не большая часть тех трудностей, о которых с таким жаром высказывались участники Круглого стола, снимается при внимательном чтении канонов и правил Церкви. Для примера приведу церковное суждение о временах и сроках супружеского воздержания. В наши дни “предания” иных “стар­цев” сформировали ложное благочестие, которое, впрочем, пытались навязывать христианам еретики-бракоборцы ещё в эпоху апостола Павла. Если бы наши пастыри и миряне знали об ответах Церкви (а не псевдостарцев) на этот вопрос, Круглый стол утратил бы отчасти свою актуальность. Итак, просто подборка цитат:

По мысли апостола Павла, супружеская жизнь — пространство свободы в любви; это внутреннее дело семьи, которое не подлежит никакой иной регламентации, кроме взаимного согласия и евхаристического благочестия: А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа. Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе (выделено мной — д. М. П.), чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Впрочем это сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе (1 Кор 7:1–7). О том, что надлежит различать евхаристические трапезы и особым образом к ним готовиться, Апостол пишет в том же послании 11:20–34.

Эти слова Апостола легли в основу представлений о желательности воздержания от супружеских отношений на время постов. Но в отличие от ограничений в непостной пище, за нарушение которых без уважительной причины мирянин отлучается от причащения (69-е правило святых Апостолов), на семейную жизнь подобные установления не распространяются: “Вступив­шие в брак сами себе должны быти довлеющими судьями. Ибо они слышали Павла пишущего, яко подобает воздерживаться друг от друга, по согласию, до времени, дабы упражняться в молитве, и потом паки купно бытии” (3-е правило святителя Дионисия Александрийского).

Об этом же говорит и 13-е правило Тимофея Александрийского:

“Вопрос: Совокупляющимся в общение брака, в которые дни седмицы должно соблюдать воздержание от совокупления друг с другом, и в которые дни иметь им право на оное?

Ответ: прежде рек я, и теперь говорю, Апостол глаголет: не лишайте себе друг друга, только по согласию, до времени, да пребываете в молитве; и паки вкупе собирайтесь, да не искушает вас сатана невоздержанием вашим (1 Кор 7:5). Впрочем, необходимо должно воздерживаться в день субботний и воскресный, потому что в сии дни духовная жертва приносится Господу”.

Последний запрет связан с тем, что 8-е правило святых Апостолов требует от христиан приобщаться на каждой литургии, а согласно 5-му правилу Тимофея Александрийского, не следует причащаться в день после супружеского общения.

Святитель Иоанн Златоуст так поясняет это место из послания апостола Павла к Коринфянам: “Не лишайте себе друг от друга, точию по согласию (1 Кор 7:5) — что это значит? Жена не должна, говорит, воздерживаться против воли мужа, и муж — против воли жены. Почему? Потому что от этого воздержания происходит великое зло; от этого часто бывали прелюбодеяния, блудодеяния и домашнее расстройство. Ведь если иные, имея своих жён, предаются прелюбодеянию, то тем более будут предаваться ему, когда лишены будут этого утешения. Хорошо сказал: не лишайте себе; то, что здесь назвал лишением, выше назвал долгом (1 Кор 7:3), чтобы показать, как велика их взаимная зависимость: воздерживаться одному против воли другого значит лишать, а по воле — нет. Так, если ты возьмешь у меня что-нибудь с моего согласия, это не будет для меня лишением; лишает тот, кто берет против воли и насильно. Это делают многие жёны, совершая большой грех против справедливости и тем подавая мужьям повод к распутству и всё приводя в расстройство. Всему должно предпочитать единодушие; оно всего важнее. Если хочешь, докажем это опытом. Пусть будет жена и муж и пусть жена воздерживается, тогда как муж этого не хочет. Что произойдет? Не станет ли он предаваться прелюбодеянию, или если не станет прелюбодействовать, не будет ли скорбеть, беспокоиться, разжигаться, ссориться и причинять жене множество неприятностей? Какая польза от поста и воздержания, когда нарушается любовь? Никакой. Сколько неизбежно произойдёт отсюда огорчений, сколько хлопот, сколько раздоров!

Если в доме муж и жена не согласны между собою, то их дом не лучше обуреваемого волнами корабля, на котором кормчий не согласен с рулевым. Посему Апостол и говорит: не лишайте себе друг друга, точию по согласию до времени, да пребываете в посте и молитве. Здесь он разумеет молитву, совершаемую с особенным тщанием, потому что если бы совокупляющимся он запрещал молиться, то откуда бы взялось время для непрестанной молитвы (1 Фес 5:17)? Следовательно, можно и с женою совокупляться и молиться, но при воздержании молитва бывает совершеннее. Не просто сказал молитесь, но да пребываете, потому что (брачное) дело только отвлекает от этого, а не производит осквернения. А потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана (1 Кор 7:5). Чтобы ты не подумал, что это — закон, присоединяет и причину. Какую? Да не искушает вас сатана. А чтобы ты знал, что не диавол только бывает виновником прелюбодеяния, прибавляет: невоздержанием вашим (1 Кор 7:5)”.

Так что не надо обобщать. Есть разные высказывания у одного и того же автора. Есть разные взгляды у одного и того же автора. Ранний Златоуст тяготел к идеализации монашества, поздний — вполне традиционен в прославлении брака. Есть разные Отцы и разные взгляды. Противопоставление аскетической традиции семье не всегда оправдано; в каждом случае надо разбираться отдельно.

Отдельный сюжет — откуда в современном российском православном благочестии столь ригористичные представления об обязательных супружеских постах? Одним из ответов на этот вопрос является сложная история бытования брачных установлений в духовнической практике Древней Руси. Разброс позиций был достаточно широк: от спокойной византийской (до­мон­гольский период), допускающей, правда с оговорками, брач­ные отношения и в период Великого поста¹, до надрывно-апокалиптической, вызванной ожиданиями скорого конца света на переломе XIV–XV веков. Достаточно познакомиться со списками исповедальных вопросов, составленными в эту эпоху, чтобы убедиться в том, что феномен младодостарчества, пытающегося взять под контроль самые интимные стороны жизни духовных чад, — это не изобретение последних десятилетий. В разумные границы все эти перечни грехов были введены в синодальный период. Но исследование этого вопроса — это особая тема, наша задача отметить, что единственным лекарством от всевозможных “перегибов” и “заносов” может быть только грамотность как духовенства, так и прихожан. Тем самым вновь и вновь перед нами встаёт проблема христианского просвещения, знакомства с традицией и подлинным благочестием. И в этом нельзя не согласиться с участниками Круглого стола.

2. Не стоит забывать о том, что монашество вторично относительно Церкви. Это скорее реакция на кризис, вызванный обмирщением. В этом смысле было время, когда институт семьи, освящённый церковной благодатью, был, а монашества как института не было. Тем самым не является невозможным предположение о том, что в определённой исторической ситуации институт монашества может кануть в небытиё² при том, что институт семьи продолжит своё существование. (Обратный тому пример — монашеский статус горы Афон, который, однако, возможен лишь благодаря тому, что за её пределами люди вступают в брак и рожают детей). Несколько веков христианская Церковь жила без институционально оформленного монашества. Значит, монашество не есть необходимый церковный институт. А вот брак таковым является.

Но самое поразительное — это то, с каким упорством именно монахи (!) во все века отстаивали брак. Казалось бы, парадокс, но жизнь Церкви полна таких парадоксов, которые при ближайшем рассмотрении оказываются всего лишь честностью её членов в следовании царским Христовым путем.

Для того, чтобы несколько смягчить радикальные выводы отца Петра, напомню, что именно монахи спасли институт брака для православного духовенства. Когда под влиянием постановлений одного из поместных соборов Запада (Эльвирского) на I Вселенском Соборе в Никее была сделана попытка распространить полное плотское воздержание клира на всю Церковь, брак отстоял подвижник, исповедник, сам строгий девственник Пафнутий, епископ из верхней Фиваиды³.

И в более поздние времена, когда монашеские традиции уже прочно укоренились в церковной жизни, самые тёплые интонации и слова ободрения для семейного сословия находит игумен горы Синайской преподобный Иоанн Лествичник, знаменитая книга которого в целом учит иноческому подвигу. Он вообще не затрагивает тему внутрибрачных отношений, но советует людям, живущим в миру, следующее: “все доброе, что только можете делать, делайте; никого не укоряйте, не окрадывайте, никому не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к кому не имейте ненависти, не оставляйте церковных собраний, к нуждающимся будьте милосерды, никого не соблазняйте, не касайтесь чужой части, будьте довольны оброки (курсив мой — д. М. П.) жён ваших. Если так будете поступать, то не далеко будете от Царствия Небесного” (Лествица 1:21).

И такие светлые сентенции Преподобных о браке можно множить и множить… Так что же, так и будем упрямо воспроизводить розановские инвективы в адрес аскетов, якобы удушающих и принижающих брак? Или всё же обратимся к первоисточникам, с которыми тот же Василий Васильевич так же не доставлял себе труда познакомиться?..

3. Фактор времени. Ни для кого не секрет, что наш мир проседает и расчеловечивается. С каждым годом набирает обороты динамика распада. Грех, возведённый в ранг нормы поведения, становится средой обитания. Опять же ничего нового для Церкви в этом нет. Таким был Рим эпохи Нерона, таким будет мир конца времён. Однако в такие времена подвигом становятся вроде бы вполне очевидные вещи.

«Святые Отцы Скита пророчествовали о последнем поколении, говоря: “что сделали мы?”. И отвечая, один из них, великий по жизни, по имени Исхирион, сказал: мы сотворили заповеди Божии. Еще спросили: следующие за нами сделают ли что-нибудь? Сказал же: достигнут половины нашего дела. “А после них что?”. И сказал: не будут иметь дел совсем люди рода онаго, придёт же на них искушение, и оказавшиеся достойными в оном искушении окажутся выше нас и отцев наших» (Древний Патерик 18:10).

Меняется иерархия святости. Если в благополучную, относительно благочестивую эпоху христианской государственности монашество было жертвой — семейное счастье приносилось в жертву молитве, — то в наши дни не меньшим подвигом будет просто оставаться человеком в обезумевшем мире.

Вот почему монашество теперь нередко оказывается просто бегством от непосильных житейских тягот, боязнью взять на себя ответственность. Однако и такая первичная мотивация, коль скоро её можно проследить, не умаляет иноческого искуса. По мысли преподобного Иоанна Лествичника, поводом к монашеству может быть что угодно — смирение, тщеславие или иные побуждения. Главное — итог⁴.

То же самое можно сказать и о семье. Какими бы ни были причины для вступления в брак, важно то, во что он претворится. Хотелось бы, чтобы каждый раз семейная жизнь становилась преддверием рая, поэтому очень важно время приготовления к таинству венчания. Я не думаю, что для брачующихся надо устраивать какие-то специальные курсы “этики и психологии семейной жизни”, а вот посоветовать им хотя бы полгодика вместе молиться, исповедоваться и причащаться в одном храме и по возможности у одного священника, как кажется, было бы правильным.

Любой путь во Христе становится путём внутренней радости, тишины, покоя, мира, благоговения и счастья. В наше время пасмурно-озабоченных лиц хотелось бы, чтобы христиане, неважно семейные или монашествующие, в себе самих являли оазисы добра и света.

И как бы ни усложнялась жизнь, какие бы новые виды противоестественных наслаждений ни предлагала вездесущая реклама, никто не может помешать христианам воспитывать своих детей в радости, свете и любви, чтобы воображаемый биограф семьи мог закончить повествование о ней словами И все они были счастливы, — ведь недаром же митрополит Антоний Сурожский на вопрос о том, какой должна быть православная семья, отвечал: Счастливой.

П. Букуров

Не два богословия, а две школы любви

С большим интересом прочёл я материалы Круглого стола и хочу поблагодарить игумена Петра за то, что он не стал обходить стороной острые вопросы, связанные с жизнью православной семьи. Больше того, отец Пётр некоторые вопросы ставил в предельно заострённой форме, думаю, чтобы спровоцировать максимально живое их обсуждение. Но не только. По словам батюшки, ему приходилось отстаивать христианскую высоту семейного пути, сталкиваясь с православным оппонентом, радикально занижающим значение семьи, причём оппонент приводил “километры цитат из святых Отцов”.

Имея за плечами опыт такой дискуссии, такого противостояния, отец Пётр представил высокую и низкую оценку семьи как коллизию двух богословий семьи, существующих в Православии: “семья — домашняя церковь” и “семья — преходящая ценность”. В арсенале богословия второго типа оказалась цитата из Евангелия (в воскресении ни женятся, ни выходят замуж — Мф 22:30) и по цитате из святых Отцов (святителей Григория Богослова и Иоанна Златоуста, преподобного Исидора Пелусиота). К богословию первого типа отнесена анафора святителя Василия Великого. Заострив таким образом проблему понимания брака, отец Пётр обращается к присутствующим: так ли это? Из выступлений участников круглого стола явствует ответ: не так. Ответ справедливый, только жаль, что без внимания был оставлен ряд важных вещей. О них-то мне и хочется сказать.

Если противополагать монашески-безбрачную жизнь и жизнь в браке как вечную и временную ценности на том основании, что в Царстве Небесном браки не заключаются, то придётся ответить на следующие вопросы. Будут ли в Царстве Небесном постригать в рясофор и в схиму? Если нет, то означает ли это, что монашество также является всего лишь преходящей ценностью? О чём говорил Спаситель в Мф 22:30, о том ли, что семья — не домашняя церковь, а преходящая ценность или о том, что рассуждать о жизни в Царстве Небесном на основе законнически-посюстороннего учения саддукеев нельзя? Чтобы убедиться, что в Мф 22:30 критикуется саддукейство, а не семья, можно было бы выставить цитаты из Нового Завета с положительной оценкой семьи. И получить в ответ ещё одну серию цитат оппонента. Но, по-моему, перестрелка цитатами мало даёт для понимания темы спора и превращает плодотворную дискуссию в словесную дуэль, задача которой — сразить соперника наповал.

Наверное, ни одна православная дискуссия не обходится без аргументов, взятых от Писания и святых Отцов. Нередко сам факт цитирования Библии и святых Отцов прекращает спор — никому не хочется противоречить святым Апостолам и толковавшим их Отцам. А ведь далеко не всегда святоотеческий авторитет действительно подтверждает позицию того, кто на него ссылается. Цитировать святого Отца ещё не значит правильно понимать того, кого цитируешь. Часто святоотеческие цитаты просто вырываются из контекста, чтобы послужить аргументом в споре, а личное мнение одного из Отцов по какому-то конкретному поводу выдаётся за святоотеческое учение. При этом не ставится задача выяснить, в чём состоит согласие Отцов (consensus partum), то есть в чём же состоит святоотеческое учение на этот счёт. В наше время за считанные минуты можно в интернете подыскать более или менее подходящую цитату из святого Отца, на которую можно сослаться в споре. За час такой ловли цитаты разрастаются до километровых размеров, до настоящего оружия устрашения: с помощью очереди цитат можно убедить противника, что он пытается оспорить не одного из своих собратьев-единоверцев, а самих святых Отцов.

Именно таким образом воззрения на семью святителей Иоанна и Григория с преподобным Исидором отнесены к типу “семья — преходящая ценность”. Но можно привести цитаты из этих Отцов и в пользу тезиса “семья — домашняя церковь”. С помощью интернета легко выясняется, что святитель Григорий Богослов говорит: “Составляя одну плоть, (супруги) имеют и одну душу и взаимною любовию одинаково возбуждают друг в друге усердие к благочестию. Ибо супружество не удаляет от Бога, а напротив, более привязывает, потому что больше имеет побуждений”. Обратим внимание, что взаимная супружеская любовь в христианском браке побуждает больше любить Бога; такое супружество приобщает мужа и жену благодатной Вечности.

Святитель Иоанн Златоуст подчёркивает мистическое величие брачного союза: “Велико таинство — брак <…> Не рассуждай о нём как случится и просто; не ищи обилия богатства, намереваясь взять невесту. Брак надобно считать не торговлею, а союзом жизни <…> Если мы бодрственны, то ни брак, ни воспитание детей не может воспрепятствовать нам в угождении Богу”. Итак, если мы не впали в безразличную ко всему дрёму, то брак не помешает нам спасти душу, а если мы не бодрственны, то и в девстве монашества будем напрасно искать спасения.

“Честному браку уступим принадлежащие ему похвалы, так как установлен он Богом и чествуется людьми”, — изрекает преподобный Исидор Пелусиот. Он ставит монашество выше брака, но восхваляет брак как честной богоустановленный и тем самым спасительный союз, имеющий значение для вечной жизни. Интересно, что приведённые мной слова Преподобного и его же слова, которые приводит отец Пётр (“В браке человек нисколько не отличается от зверей”), близко соседствуют в тексте, их разделяет расстояние в несколько строк. Так как же прикажете понимать позицию преподобного Исидора? Я не буду пытаться её быстренько указать сообразно своим воззрениям. Делать выводы об отношении Исидора Пелусиота (равно как и других Отцов) к браку можно только после продолжительной патрологической работы, а я, увы, не патролог.

Три цитаты из Отцов я подобрал не только дабы показать всю условность ссылок на авторитетный источник, но чтобы спросить: какой же из двух заявленных типов богословия семьи исповедовали вышеназванные Отцы? есть ли в истории церковной мысли — два богословия семьи? Утверждать наличие двух типов богословия возможно в конце колоссальной патрологической работы, по объему анализируемого материала и углублённости анализа равной докторской диссертации, не меньше. Между тем двоякое отношение Отцов к браку объяснимо из представления “семья — домашняя церковь”.

Церковь Христова есть эсхатологическое явление: она существует в мире, но Церковь не от мира. В мире означает, что Церковь — временная реальность. Не от мира означает, что Церковь — вечная реальность. Церковь соединяет временное с Вечным в двуединую реальность. Семья, то есть домашняя малая церковь, призвана жить в мире (мирянская, временная реальность) как не от мира (необмирщённая, вечная реальность). За круглым столом весьма кстати было отмечено то, что семья лишь начинается во времени, а продолжается в вечности. Остаётся добавить, что семья начинает продолжаться в вечности уже здесь и теперь, и если этого предначинания вечности не происходит, то и в будущем веке не произойдёт.

В семейной жизни имеется внешняя сторона (обстоятельства жизни) и внутренняя (сама семейная жизнь — с Богом, во имя Которого собрана малая церковь-семья). Внешняя сторона преходяща, внутренняя может иметь вечное значение. Верю, что если внутренняя жизнь семьи есть исполнение заповеди о любви к ближнему, то она не прекратится в Царствии Божием, хотя обстоятельства этой вечной жизни будут совершенно иными, чем нынешние. Чрезвычайно сложно выстроить семейные отношения как гармонию начал вечного и временного, пронизать временное содержание семейной жизни вечным. Сложно, но с Божией помощью осуществимо. Поэтому богодухновенный апостол Павел даёт повеление пастве: в последние времена имеющие жен должны быть, как не имеющие (1 Кор 7:29). Своими силами его исполнить нельзя, но Богу содействующу, можно.

Когда семья строится лишь своими силами, без Божией благодати, она теряет измерение вечности и становится привременной. Бросающаяся в глаза отделённость семьи от Бога вызывает отрицательную оценку семьи даже у протопресвитера Александра Шмемана, который, по уместной цитате отца Петра, считал семью не средством, но источником “из которого вырастают цели”. Тот же отец протопресвитер констатировал “пад­шесть семьи, падшесть самого образа пола, то есть отношений между мужским и женским”. Почему так? Отец Александр, сторонник тезиса “семья — домашняя церковь”, находил в семье коренную «двусмысленность всего в падшем творении, “удо­бо­превратность”». Эту двусмысленность можно найти на всех путях человеческой жизни, в том числе и на пути монашеском: высокое призвание семьи и монашества удобопревратно реализуется подчас в низменных формах. Именно низменные формы того, что по Божией воле должно быть высоко, сурово критикуют Апостолы, Отцы и современные церковные авторы.

Одним библейско-патрологическим рассмотрением темы отец Пётр не ограничивается. Он замечает, что большинство верующих черпает представление о браке не из Библии и богословских трактатов, а из наличной церковной действительности, а “в Житиях, в церковном календаре, в богослужении совершено отчётливо прослеживается превалирование монашеского идеала над семейным”.

Что касается богослужения, то в православном богослужении брак превалирует над монашеством. Брак является одним из семи таинств, а монашеский постриг — нет, это обряд. (Хотя есть мнение, и я его разделяю, что постриг можно было бы расценивать как таинство. Но будет ли когда-нибудь дан такой высокий статус постригу, мы не знаем.) В последовании венчания священник молится о том, чтобы семья стала для новобрачных не скоропреходящим уютным общением с супругом, а путём в вечное Царствие: “Боже наш, пришедый в Кану Галилейскую, и тамошний брак благословивый, благослови и рабы Твоя сия, Твоим промыслом ко общению брака сочетавшияся: благослови их входы и исходы, умножи во благих живот их: восприими венцы их в Царствии Твоем, нескверны, и непорочны, и ненаветны соблюдаяй, во веки веков”. То, что Бог сочетал во времени, Он не разлучает в вечности, но приемлет венцы венчавшихся в Своё вечное Царство, если они с Его помощью были соблюдены непорочными.

В ходе Круглого стола подчёркивается мысль: Церковь почтила монашескую жизнь как подвиг канонизацией преподобных отцов и матерей, а семейный подвиг остался вне агиографических книг, вне церковной канонизации; семейные люди, если канонизируются, то лишь как ушедшие в монахи или как мученики, то есть канонизируется их смерть, конец их жизни, а не сам ход их жизни. Я не могу согласиться с этим утверждением: церковный календарь в предрождественские дни предполагает праздник — неделю Святых отец, то есть предков Иисуса Христа. Это праздник семейного подвига веры, который передавался из поколения в поколение, слагался в Священную историю, завершился Пришествием Спасителя. А после Рождества празднуется неделя богоотец — также семейный праздник веры.

Кроме дней праведной кончины, обретения и перенесения мощей святых календарь предлагает почтить дни рождества и зачатия величайших святых. Мы празднуем 9 декабря по ст. ст. день зачатия Пресвятой Богородицы, а 23 сентября по ст. ст. день зачатия Предтечи Господня Иоанна. В Православной Церкви почитаются богородице-зачатьевские иконы, они дают нам видеть брак, не нарушающий пределов богоустановленного целомудрия. На этих иконах изображено супружеское общение как вошедшее в Священную историю так, что никто его уже оттуда не вычеркнет. Православные поют богоотцам Иоакиму и Анне в день зачатия тропарь: “Иже в законней благодати праведни бывше, Младенца богоданнаго породиша нам, Иоаким и Анна. Темже днесь светло торжествует, весело празднующи Божественная Церковь, честную вашу память, славящи Бога, воздвигшаго рог спасения нам в дому Давидове”.

Икона Зачатия Иоанна Предтечи. XV–XVI в.

Должен признать, что тема Круглого стола необычайно трудна. Тайна брака при всех попытках её понять всегда остаётся неразгаданной, формула любви непросчитанной. Простите, если, зарассуждавшись, я высказал об этой тайне что-то лишнее, навязывая свои собственные представления. Даже будучи женатым семь лет, я чувствую, что на тему брака мне говорить невподъём. И многим из нас тяжело даётся рассуждение о браке, жалко бывает слышать или читать примитивные формулы решения чужих семейных проблем, особенно если они предлагаются не психологом, а пастырем, грустно, когда слова этого пастыря воспринимаются как вещания старца. Хорошо, если духовенство понимает пределы своей компетентности. Прав процитированный отцом Петром священник, говорящий, что духовник не имеет права “соваться <…> с советами в супружескую спальню”. Мне кажется, так же остро стоит куда более общий вопрос: как побороть неуправляемое желание вторгаться с советами в личную жизнь других людей под самыми благовидными предлогами, будь то пастырское душепопечение или сочувствие знакомому, переживающему обиду на супругу? Большинство семейных конфликтов, видимо, происходят на почве гордости. Как нам, слушающим о чужой ссоре, стяжать смирение перед тайной брака, потому что только силой смирения мы можем благотворно повлиять на чужую семью?.. Да, тайна сия велика.

Монашество и брак — две разных школы христианской любви, два пути к Единому Богу. По этим путям движутся христиане. Кто больше преуспеет на пути — зависит от человека. Монашеский путь выше, потому что условия его прохождения приспособлены для сравнительно быстрого восхождения, для интенсивной духовной жизни. Это не означает, конечно, что монахи в силу совершённого пострига или в силу понесённых лишений оказываются выше мирян; выше из монахов и мирян оказывается тот, кто больше смирился, что давно известно.

Классическим примером здесь служит подвижник IV в., стоявший у истоков зарождения православного монашества — преподобный Антоний Египетский. Однажды Антоний молился в своей келлии и был к нему глас: “Антоний! Ты ещё не пришёл в меру кожевника, живущего в Александрии”. Услышав это, старец поспешил в Александрию. Когда он пришёл к указанному ему мужу, тот крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику: “Поведай мне твои дела, потому что из-за тебя пришёл я сюда, оставив пустыню”. Кожевник отвечал: «Не знаю за собой, чтоб я сделал когда-либо и что-либо доброе. По этой причине, вставая рано с постели, прежде чем выйду на работу, говорю сам себе: “Все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за свои добродетели, а я один пойду в вечную муку за мои грехи”. Эти же слова повторяю в своём сердце, прежде чем лягу спать». Услышав это, блаженный Антоний отвечал: “Поистине, сын мой, ты как искусный ювелир, сидя спокойно в своём доме, стяжал Царство Божие. Я хотя всю жизнь и провожу в пустыне, но не стяжал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты выражаешь своими словами”. В этой истории духовный уровень безвестного мирянина-кожевника сравнивается с уровнем святого монаха Антония, которого Церковь называет Великим.

И монастырь и семья могут в итоге оказаться всего лишь “пре­ходящей ценностью”, а могут вырасти в “малую церковь”. Чудо появления такой церкви происходит при условии, что монашествующие или мирские христиане из преходящих обстоятельств своего жизненного пути будут складывать ступеньки к вечному Богу. И стоит ли оглядываться по сторонам, кто на какую высоту взошёл или может взойти, у нас у каждого есть работа — делать ступени, чтобы приближаться к Богу, а Бог может взыскать стремящихся к Нему людей и привлечь к Себе в горний мир с любой высоты, даже самой незначительной. Он для этого не только на землю, но и до ада сошёл.