«Мне всё не даёт покоя старинная сказка одна». В конце июля ректор РЭШ Гуриев дал «Снобу» интервью, где подробно объяснил, почему профессиональное сообщество поддерживает министра образования, а курс, проводимый Минобром, безальтернативен. Событие никак не выдающееся: сторонники этого курса публикуют подобные тексты безостановочно. Но один пассаж из гуриевского интервью всё нейдёт у меня из головы. Ректор выразился так: «Здесь есть консенсус: понятно, что нужно делать, чтобы улучшить наше образование. Будь я министром, я бы делал то же самое. Будь министром ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов или ректор Московской школы управления “Сколково” Андрей Волков, они бы делали то же самое». Тут прекрасна не банальная мысль, что при исполнении роли министра любым членом весьма обозримой группки адептов нескончаемой реформы образования всё шло бы в точности так же, как идёт. Тут прекрасна аксиома: никто, кроме членов этой группки, в роли министра заведомо немыслим. Я не хочу сказать, что это неправда — в сегодняшних обстоятельствах это, похоже, печальная правда. Но очень уж лихо звучит: смотрите, как у нас чудесно устроено — какую карту ни вытянем из колоды, всё будет трефовый валет.
Скажи Гуриев хоть одну фразу (интервью-то не резиновое): мол, оппоненты кузьминовско-фурсенко-ливановского курса не годятся в министры потому-то и потому-то; или даже не потому-то, а просто «мне не нравятся» — другое бы дело. Но он не видит нужды в реверансах: нет на горизонте никаких оппонентов, говорит он, в сообществе консенсус. А это уже прямая неправда. Если речь о педагогическом сообществе в целом, то оно в тяжёлом большинстве своём из одних оппонентов и состоит. О помянутой группке реформаторов оно могло бы сказать знаменитой фразой с декабрьских митингов: «Вы нас даже не представляете». Оно, собственно, примерно так и говорит, когда ему по недосмотру дают слово — почитайте, например, хоть отчёты об июльском съезде словесников в Москве. Если же речь идёт о сообществе ректорском — так, наверно, тоже можно понять г-на Гуриева, — то тут дело несколько сложнее.
Ректоры в сегодняшней России натуго привязаны к начальству — и кнутом, и пряником. Кнутом — ибо уже лет сто, а то и двести нигде в мире начальство не лезет так открыто в выборы ректоров. Пряником — ибо трудами минобровских реформаторов в отечественных вузах цветёт уже и не феодализм, а чистое рабовладение: ректор и его ближайшее окружение находятся в большинстве вузов как раз в таких отношениях с преподавательской массой. А ещё нынешний министр, как ожидается, будет сильно урезать долю пирога, до сих пор отводившуюся Академии наук, что вполне соответствует краткосрочным интересам ректорского корпуса. Так что впрямую критиковать Минобр ректоры не склонны; но по сути — поддержкой не пахнет и среди них. Послушайте, что чуть не все они говорят о динамике качества абитуриентов, да и о священной корове ЕГЭ.
Кстати, о ЕГЭ. В гуриевском интервью о нём пропета привычная песнь: мол, плюсов больше, чем минусов. Вообще-то, этими буквами зовутся две разные вещи. ЕГЭ, каким он был задуман, — оценка знаний ученика, сделанная на основе единых критериев независимыми от данной школы людьми. ЕГЭ, каким он стал, — одновременно и выпускной, и приёмный экзамен, и основной параметр для назначения зарплаты учителю, для оценки директора, школы, региона — и вообще всех, кроме разве что Путина и Медведева. И все знаменитые плюсы относятся скорее к первому из двух ЕГЭ, а гордость Минобра, второй ЕГЭ, состоит чуть не сплошь из минусов. Как можно этого не видеть? Как может подчёркнуто современный — и значит, не чуждый институционализму — экономист объяснять распространённое на ЕГЭ списывание не зияющим отсутствием системных сдерживающих механизмов, а одной лишь нехваткой «культуры честности»?
И выходит, что ЕГЭ прямо-таки тащит страну в светлое будущее. Гуриев говорит: «Человек, у которого высокий балл по ЕГЭ, — куда он пойдёт? За исключением МФТИ, лучшие абитуриенты хотят быть юристами и экономистами. Они не хотят быть инженерами: средний балл в инженерных вузах за пределами первых десяти очень низкий». На иной взгляд, наблюдённое явление должно внушать острейшую тревогу и стремление срочно менять ситуацию. Но Гуриеву оно нравится. Пускай простак Обама затевает там у себя миллиардный проект создания «элитного корпуса» преподавателей ненужных у нас наук, чтобы «повысить качество образования в областях, ключевых для будущего роста экономики США, — математике, естественных науках, технологии и инженерных дисциплинах». Ректор Гуриев о таких мелочах, как конкретные нужды конкретной экономики, не вспоминает. Этот добрый человек искренне уверен, что если заполнить Россию юристами и экономистами, то всем и «будет щастье«. Что при этом все, кроме сырьевиков, скоро начнут с голоду подыхать, ему объяснить нельзя — и это странно. Ладно, когда фразы вроде: «Надо отделять национальный миф от ежедневного принятия решений… Все мы хотим, чтобы у нас были “Жигули”, и мы готовы их защищать импортными пошлинами, но ездить на них мы не готовы», — говорит обыватель. Ему простительно не задаваться вопросом, чем экономико-юридическая страна будет платить за импорт всего потребляемого. Но ректору экономического вуза, на мой взгляд, негоже оставаться на таком уровне анализа.
А всё дело-то в том, что именно эту группку деятелей образования любит начальство — вот она и захватила непобиваемые аппаратные позиции. У начальственной любви, без сомнения, есть свои причины, но ректор Гуриев убеждён, что она объективна. Ту самую фразу, что любой министр будет из нашей компании, он ведь сказал в ответ на вопрос, не понадобится ли другая программа «Навальному или любому другому человеку, который придёт после Путина». Нет, нет! Не понадобится! Нас будет обожать любое начальство! — ответ, в устах взрослого человека примечательный.
Вот такая логика, вот такая независимость суждений, вот такая, извините за латиницу, open-mindedness. «Разучилась пить молодёжь, — сказал, помнится, Атос при виде уронившего голову на стол д’Артаньяна. — А ведь этот ещё из лучших!» Стоит напомнить, впрочем, что д’Артаньян тогда всего лишь притворился пьяным. Нынешние не притворяются.