О молитве. Молитвенное правило

I.

Молитвенное правило

С чего начать нам, никогда не занимавшимся
исследованием сердец наших? Стоя вне,
будем стучаться молитвою и постом,
как Господь повелел: Толцыте
и отверзется вам.

Преподобный Макарий Великий

Часто новоначальные люди задают такой вопрос: “А зачем я должен молиться чужими словами на незнакомом мне языке”? Вопрос, надо сказать, по существу. Действительно, почему, открывая молитвослов, мы читаем слова других людей, причём многие из них совсем непонятны? Молитвенное правило следует понимать как способ приобретения молитвенного навыка. Правило — это выправление, исправление нашей духовной жизни, потому-то оно и необходимо, и только в этом его необходимость и состоит. Святитель Игнатий писал: “Душа, начинающая путь Божий, погружена в глубокое неведение всего Божественного и духовного, хотя бы и была богата мудростью этого мира <…> Для вспомоществования младенческой душе святая Церковь установила молитвенное правило. Цель правила — доставить душе недостающее ей количество молитвенных мыслей и чувств, причём мыслей и чувств правильных, святых, Богу угодных”. Часто мы машинально произносим слова молитвы, совершенно не осознавая, что мы разговариваем с Богом. А слово — это не пустой звук, оно живо и действенно.

Когда человек приступает к Богу и начинает что-то говорить Ему — это великое дерзновение. Для того, чтобы сказать Богу слова, настоящие, искренние, живые слова, надо иметь некое основание. Ведь пустые слова Богу не скажешь. Бессмысленными словами, которые ничего не весят, не стоят ничего, к Богу нельзя обращаться. Когда мы открываем молитвослов, там есть удивительные, правильные и простые слова: “…прежде всякого другого дела стань благоговейно, представляя себя пред Всевидящим Богом, и, совершая крестное знамение, произнеси: Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Затем немного подожди, пока все чувства твои не придут в тишину и мысли твои не оставят всё земное, и тогда произноси следующие молитвы, без поспешности и со вниманием сердечным: Боже, милостив буди мне грешному”. Не Бога надо представить себе, потому что Бога не видел никто и никогда и представить Его невозможно, это ошибочное и опасное явление, когда человек, чтобы настроить себя на молитву, начинает представлять в уме образ Божий. Только себя можно представить перед Богом, и это и надо сделать — предстать перед Невидимым и Живым Богом, в присутствии которого ты находишься, и из этой глубины начать что-то говорить. А что ты можешь Богу сказать? А сказать-то нечего, кроме как: “Боже, милостив буди мне грешному”. И поэтому, чтобы научить нас разговаривать с Богом, Церковь предлагает нам молитвы, написанные святыми Отцами. Их молитвы — это живые, от сердца исходящие слова, они их не придумывали специально для нас.

Внутренний духовный инструмент святого человека настроен очень гармонично, поэтому его слова созвучны с Богом; это настоящая песнь духовная. Душа каждого человека подобна музыкальному инструменту, она всегда поёт Богу. Человек так устроен Богом, чтобы всегда Его восхвалять, только наш инструмент расстроен, и движения нашей души всегда будут фальшью. Слушать это нельзя. А Господь нас терпеливо слушает. Мы так не умеем слушать друг друга, как Господь слушает нас. Но когда мы читаем, скажем, молитву святителя Василия Великого, происходит нечто удивительное, — мы настраиваем инструмент своей души на очень высокий молитвенный лад, если мы эти слова произносим по-настоящему глубоко, пытаемся их принять в своё сердце, сделать их своими. Это очень и очень тяжело, это величайшее упражнение. Нет ничего более трудного, как говорят святые, чем молиться; это значит кровь проливать. Когда человек начинает своё молитвенное правило, это подобно настройке музыкального инструмента. Это происходит в течение многих-многих лет — и не только молитвой. Человек настраивает себя и покаянием, и участием в богослужении, и добрыми делами. И тогда молитвенное правило приобретает некоторое качество; с течением времени слова Помилуй мя, Боже начинают звучать похоже на то, как их говорил царь-пророк Давид.

* * *

Путь к Богу — молитва.
Научись молиться Богу правильно.
Научившись молиться правильно,
молись постоянно —
и удобно наследуешь спасение.

Святитель Игнатий Брянчанинов

Молитвенное правило должно нас исправлять, но не становиться препятствием к молитве. Мы “вычитываем” большое количество молитв, не понимая, что делаем, зачем это нужно, и тем самым не молитвенное правило становится необходимым для нас, а мы, по словам святителя Игнатия Брянчанинова, становимся рабами молитвенного правила. Исполнение правила, не осмысленного нами, не понятого, не воспринятого по мере наших духовных сил, приводит к тому, что то, что должно служить человеку для спасения, начинает служить ему для торможения и духовного умирания. Нельзя становиться рабами некоего уставного обессмысленного установления, иначе потеряешь всякую молитву. Для тех, кто отвергает опыт молитвы святых Отцов, святитель Игнатий Брянчанинов достаточно жёстко написал, что человек не должен молиться от себя. “Не дерзни произносить Богу многоглагольных и красноречивых молитв, тобою сочинённых, как бы они ни казались тебе сильны и трогательны. Они — произведение падшего разума и, будучи жертвой осквернённой, не могут быть приняты на духовный жертвенник Божий. А ты, любуясь изящными выражениями сочинённых тобой молитв и признавая утонченное действие тщеславия и сладострастия за утешение совести и даже благодати, увлечёшься далеко от молитвы в то самое время, когда тебе будет представляться, что ты молишься и уже достиг некоей степени богоугождения”.

А вот святитель Феофан Затворник пишет прямо противоположные вещи: молиться только по молитвенному правилу — это примерно то же, что говорить с Богом по разговорнику. И это тоже совершенно верно. Неужели у нас совсем нет своих собственных слов для Бога? Если мы верим в Бога, как же мы можем только правилами ограничить свою молитвенную жизнь? Значит, мы должны одновременно идти и вторым путём, мы должны искать слова для выражения своей духовной жизни, своей нужды в Боге. Для этого, собственно говоря, и существует духовная жизнь, чтобы у человека было о чём с Богом побеседовать. Но бывает, к сожалению, что прочитал человек утреннее правило и выдохнул облегчённо, — можно о Боге до вечера не вспоминать. Это ужасно. Духовная жизнь, если она настоящая, живая, такова, что человек не может ни минуты не вспоминать о Боге. Он должен быть постоянно в общении с Богом, всё время ходить перед Богом, спит ли он, говорит ли, — что бы он ни делал. Об этом говорит апостол Павел: молитесь непрестанно. Понятно же, что нельзя непрестанно читать правило, потом взять в руки акафист, псалтирь и так по кругу. Не об этом идёт речь. Когда апостол Павел говорит о непрестанной молитве, он говорит прежде всего о состоянии человеческой души, о том, насколько его душа пребывает с Богом. Если у человека нет слов для Бога — это очень опасное явление. Это очень тревожно, если человек как бы живёт духовной жизнью, исповедуется, причащается, посты соблюдает, а для Бога слов нет. Поэтому жизнь наша духовная состоит прежде всего в приобретении навыка молитвы. Цель молитвенного правила — чтобы желание молиться в человеке не преставало, чтобы молитва в нём присутствовала всегда, в любой форме, даже когда она не выражается словами (есть и такая форма молитвы). Когда человек молится по-настоящему, ему никакое молитвенное правило уже не нужно.

* * *

Всегда необходимо помнить,
что нам нужно не только просто молиться,
но молиться так, чтобы быть услышанным.

Cвятитель Иоанн Златоуст

Для многих людей молитвенное правило является проблемой, потому что им трудно различить молитвенное правило и саму молитву. Совпадают ли они? Каким образом совместить для себя возможность и молиться, и исполнять то, что положено каждому христианину? Святитель Игнатий говорит, что пока у человека нет молитвенного правила, ему невозможно выстроить свою духовную жизнь. Правило — это особый способ устроения духовной жизни, домостроительство внутреннего человека. Можно сказать, что с молитвенного правила начинается выстраивание храма Божиего внутри себя. Мы должны понимать, что первородный грех исказил природу каждого из нас. Хотя мы знаем, что в крещении он прощается человеку, но последствия его исправляются не актом крещения, а самой жизнью. Всякий дар Божий, будь то приобщение к какому-либо таинству или молитва, даётся постольку, поскольку мы способны как-то его принять, но он не преображает нас в момент его принятия. Дар Божий — это то, что человек в принципе не может вместить. Любое благодатное посещение бесконечно больше самого человека.

Нам иногда кажется, что нам чего-то недодали. Вот поисповедовались как могли, отходим, и кажется, что чего-то от Бога недополучили. Мы причащаемся и ждём, что с нами должно произойти что-то необыкновенное, а ничего не происходит. Нам кажется, что, может быть, мы как-то не так причастились, что нам опять чего-то недодали. На самом деле это наша глубочайшая слепота и непонимание того, что происходит. Даже самая малая крупица, которая падает со стола Христова, больше человека, бесконечно больше всего мира. Поэтому когда нам подаются какие-то дары Божии, то только с тем, чтобы мы стали способны — не в этот момент даже, а потом когда-нибудь — так к ним приобщиться, чтобы дар Божий мог стать нашей природой, никуда бы не делся, чтобы мы его не смогли потерять. А именно это с нами происходит постоянно: Господь даёт, а мы не берём. Взять не можем, а думаем, что нам не дали. А на самом деле мы не взяли или взяли, но тут же потеряли, а к дару можно только приобщиться, сделать так, чтобы ты и он стали единым целым.

Это можно сказать и о молитвенном правиле, о том даре Божием, который должен приобщением к нему сделать нас иными. Он подаётся нам как возможность так употребить силы нашей души, ума и сердца, чтобы это невместимое, непосильное, то, что больше нас, сделать своим. И когда правило таким образом входит в человека, оно выправляет его. И тогда правила уже не существует, оно становится молитвой. Но надо дорасти до тех слов, которыми молились святители Василий Великий или Иоанн Златоуст. Эти слова, этот уровень духовной жизни, богоустремлённость, христоцентричность, заложенные в их молитвах, нам неизвестны. Молитвенное правило — это наука, постоянное упражнение, школа духовной жизни, то, что учит нас молитве и то, что становится молитвой. Нам даётся возможность говорить теми словами, которыми говорил с Богом святитель Василий Великий. Иногда случается и нам сказать Богу от сердца такое слово, что принадлежит только нам и Ему. И это слово так соединяет нас с Богом, что мы совершенно забываем о себе, в этот момент мы даже забываем, молимся мы или нет. Этим и определяется настоящая молитва, когда человек совершенно не помнит себя, о себе помыслить никак не может, не может увидеть себя со стороны, когда его нет. В такие минуты настоящей молитвы человек “блаженно исчезает”, и тогда он начинает говорить Богу настоящие слова.

Молитвы нашего правила — это как раз те самые настоящие слова, которые говорил святитель Василий Великий, исчезнувший в Боге. И этому мы должны научиться. Надобно иметь молитвенное правило немощи ради нашей, чтобы с одной стороны, лености не давать хода, а с другой — ревность держать в своей мере (Святитель Феофан Затворник). Молитва как дар Божий даётся только тому, кто употребляет усилия. В Священном Писании есть такие слова: Дающий молитву молящемуся. Только когда ты употребляешь усилие в молитве, тебе когда-нибудь дастся молитва, которая станет тобой, а ты станешь молитвой. Но если ты этого не делаешь, не понуждаешь себя на молитву, не прилагаешь стараний, а ждёшь, что она родится сама по себе без настоящего пролития пота и крови, ты никогда молитвы не получишь. Это не тот дар, который даётся случайно и внезапно, по какому-то обстоятельству. Чтобы правило стало не препятствием, а настоящим двигателем человека к Богу, необходимо, чтобы оно было соразмерно его духовным силам, соответствовало его духовному возрасту и состоянию души. Многие люди, не желая себя отягощать, сознательно выбирают слишком лёгкие молитвенные правила, которые из-за этого становятся формальными и не приносят движения. Но иногда и большое правило, выбранное из неразумной ревности, тоже становится кандалами, ввергая в уныние и мешая духовно двигаться.

Правило — это не застывшая форма; в течение жизни оно обязательно должно меняться и качественно и внешне. Человек может увеличивать или сокращать правило в зависимости от обстоятельств жизни, например, при путешествии или болезни. Святой праведный Иоанн Кронштадтский в своём дневнике пишет, что иногда, когда человек болеет, он не может молиться, — и не надо. По этому поводу не надо унывать, а молиться как можешь или занять себя другим деланием, например, чтением, в этом нет греха. Молитва — это дыхание жизни, и она должна жизни соответствовать. В молитве самое страшное с одной стороны — формальность, а с другой стороны — нерегулярность. Казалось бы, эти две вещи друг другу внутренне противоречат: регулярность так или иначе приводит человека к формальному исполнению, однако молитва не может родиться в человеке по-настоящему, если в этом делании он непостоянен. Как сохранить баланс внутреннего постоянства и живости молитвы? Это и является существом молитвенного труда. Когда человек встаёт на молитву, он должен к этому внутренне подготовиться. Молитва начинается с состояния внутренней тишины, хотя бы минимальной, с представления, что сейчас начнётся необыкновенно важное дело твоей жизни — разговор с Богом. Получится он или не получится, это определится потом. Но самый главный момент — это начальный страх Божий, когда человек способен взять себя в руки и поставить на место перед Богом. С этого момента начинается узнавание своей силы на молитве: насколько ты способен составлять своё правило из состояния страха Божиего, насколько само правило может держаться в состоянии напряжённого страха Божиего, разговора с Богом. С Богом разговаривать очень непросто, ведь мы говорим слова Тому, кто в Священном Писании назван Словом Божиим. Для новоначального человека представление о правиле начинается с того, что он прежде всего оценивает своё внутреннее стремление быть с Богом и говорить с Ним всерьёз, не просто отчитывая, что положено, а пытаясь предстать перед Богом. И этот разговор должен быть одновременно и разговором с Богом, и наукой, учением разговаривать с Богом. Достаточно выбрать из утреннего или вечернего правила те слова, те молитвы, которые лежат у нас на сердце, чтобы они стали нашими. И потом со временем человек начинает чувствовать определённую жажду, голод молитвенный, когда этих слов не хватает и хочется сказать что-то ещё. И тогда молитвенное правило начинает неуклонно развиваться. Правило не обязательно растёт, оно может быть самым небольшим, но очень хорошим и чистым. У человека расширяется душа, она жаждет увеличивать слова для Бога, и человек жаждет молиться постоянно.

Как мы молимся, узнаётся по плодам. Если в течение какого-то времени мы молимся, а молитва плода не приносит, надо подумать, как мы относимся к молитве. Добрый плод молитвы проявляется, когда человек начинает любить богослужения, не тяготится их тяжестью, участвует в них, со-молится со священником и с хором, не пропускает слов, — это знак того, что у него на келейном правиле происходит какое-то движение. При этом человек стремится чаще бывать в храме или, не бывая в храме, переживает это очень тяжело, как болезнь. Или он, по обстоятельствам жизни не успев прочитать утренних молитв, целый день чувствует себя не на своём месте. Это признаки того, что в нём молитва рождается, двигается, и эта молитва сама начинает потом двигать человека. Сама по себе молитва совершает всю человеческую жизнь. Это самое главное, что является стержнем духовной жизни. Иногда молитва рождается с трудом, но если человек при этом ничего не делает, он не спасётся (хотя может формально делать добрые дела, посты соблюдать, прочитать много книг о духовной жизни), потому что в Царствии Небесном ничего нет, кроме молитвы, наполняющей жизнь и соединяющей все существа. Там нет отдыха от молитвы, нет возможности спрятаться от неё, найти место, где бы можно было не молиться. Царство Небесное — это общение с Богом, непрестанная молитва. Надо всегда с готовностью пребывать в молитве, потому что молитва доходит до Самого Бога.

Когда молитва с любовию возносится к Богу,
чтобы собеседовать с Ним, тогда отверсты для неё
горние врата и никто не воспрепятствует ей войти в них.
Не задержат её Ангелы, не остановят Огнезрачные,
как только пожелает она войти и получить у Бога
исполнения просимого. Поэтому возлюби молитву
и бодрственно упражняйся в ней.

Преподобный Ефрем Сирин

Вечерние молитвы

Вечерние молитвы наряду с прочим призывают нас прежде всего к тому, чтобы мы помнили о смерти. Действительно, у нас есть такое ощущение, что мы живём вечно, что мы не умрём никогда, хотя единственное, что мы знаем с абсолютной достоверностью, — что мы обязательно умрём. Ничего мы о своей судьбе не знаем, не знаем, что будет через десять минут, но знаем точно, что когда-нибудь мы умрём, как это делали все до нас. Единственное, чего мы не знаем, — как раз когда это будет. И это тоже благо для нас, потому что если бы мы знали, когда умрём, то жили бы под постоянным мечом приговора. И поэтому у нас было бы состояние, похожее на то, которое описал апостол Павел, который говорит, что если бы не было веры в воскресение Христово, то вера вообще не имеет значения; тогда давайте пить, веселиться, ибо завтра умрём. Человек в ощущении своего приговора может постоянно наполнять себя пустотой, зная, что у него ещё есть немного времени, чтобы наполнить свою утробу, а уж потом он найдёт возможность приготовиться к смерти. Или наоборот, человек впал бы в ужасное уныние и ничего бы не стал делать в жизни; не стал бы жить, а ходил бы мёртвым. Потому что какой смысл жить, если ты всё равно знаешь, что умрёшь.

Но вот мы знаем, что умрём, и при этом живём. Оказывается, что память смертная как добродетель, о которой говорят отцы Добротолюбия, являет один из самых творческих потенциалов в человеке. Потому что это только кажется, что если человек будет думать о смерти, он с ума сойдёт. На самом деле люди очень боятся думать о смерти потому, что они вообще боятся жить по большому счёту. Люди в наши дни привыкли “проводить время”, но никак не жить. Человек не только проводит время, но даже думает, как бы это время убить, чем бы это время занять, как бы что-то с ним сделать. С одной стороны не хватает времени, а с другой — слишком этого времени много, потому что скучно. Но когда человеку даётся память смертная, он начинает бояться смерти: ведь тогда надо всё поменять, всё изменить. Тогда надо жить каждой минутой, использовать для жизни каждый час, причём наполненно, глубоко и творчески, потому что если тебе дан для жизни сегодняшний день, то ты смотришь на каждого человека и понимаешь, что, может быть, ты с ним в последний раз видишься. Улыбаются ли люди или наоборот, уходят от тебя огорчёнными, и ты ничего не делаешь для них?

Я помню слова покойного митрополита Антония о смерти его матери. Он вспоминал, как она умирала, и последний год её жизни был самым счастливым годом в их жизни, в их отношениях, потому что каждый раз, когда они встречались (у неё была тяжёлая болезнь и было неизвестно, когда она завершится), они каждый раз встречались, как в последний. И для них было важно дать друг другу полноту любви. И каждый раз их встреча была полнотой их отношений, полнотой их любви, потому что они знали, что завтра такой возможности может больше не быть. И когда человек живёт памятью смерти (почему отцы Церкви говорят: имей память смерт­ную — и вовеки не согрешишь), тогда конечно, глупо грешить. Глупо разгадывать кроссворды, если ты живёшь памятью смертной, глупо читать бульварную литературу, глупо проводить время впустую. Глупо ругаться, спорить. Всё становится глупым, мелким и бессмысленным. Глупо обижаться на других людей. Какой смысл обижаться, если ты живёшь последний день, лучше простить, лучше наполнить это время своей жизни добром, любовью, милосердным прощением. Тогда вдруг жизнь становится совершенно иной. Если человек и согрешил в этот день, то он не будет ждать долгое время для покаяния, он сразу покается, сразу придёт попросить прощения. И так каждый день, в течение всей жизни, пока не умрёт.

И когда человек находит в себе мужество так жить, тогда жизнь его становится очень творческой, очень счастливой, очень наполненной. Он дорожит каждой минутой своей жизни. Он молится, он беседует с другими людьми, потому что это тоже счастье. Он может писать стихи или картины, или изобретать какие-то вещи, или строить дом, или копать огород, — всё человеческое. Он может делать всё, что по-человечески можно делать, исходя из того, что ему в последний раз даётся возможность что-то сделать на этой земле, потрудиться своими руками для ближних. И всё для него приобретает совершенно новый смысл. Вот что такое память смертная. И когда человек таким образом умирает ежедневно, когда он свыкается с мыслью, что этот день может быть последним… Помните, как у Достоевского старец Зосима рассказывает о смерти своего брата Маркела? Тот был безбожником, даже тушил лампадку у своей няни, а потом вдруг заболел и в течение поста просто сгорел. И как же он эту болезнь проживал, как он у птичек прощения просил! Прочитайте, это очень полезно, чтобы понять, что такое память смертная, очень глубоко написано. И собственно говоря, наши вечерние молитвы носят тот же самый характер, — характер глубокого покаяния и примирения.

Молитва Святому Духу

Благодать Божия даёт силы Любимого любить;
и влечётся душа к молитве непрестанно,
и не может забыть Господа ни на секунду.

Преподобный Силуан Афонский

Давайте откроем молитвослов и посмотрим, всё ли хорошо у нас с пониманием тех слов, которые мы говорим Богу каждый день: нельзя же говорить Ему такие слова, в которых ты ничего не понимаешь. Наше утреннее правило начинается с обращения к Духу Святому: Царю Небесный… В этой молитве есть слова Иже везде сый и вся исполняяй. Исполнение — это церковнославянское слово, которое часто встречается в богослужении и означает полноту. Дух Святой всё Собой наполняет, а не исполняет все наши заветные желания. Когда мы молимся Святому Духу, мы просим прежде всего, чтобы Дух Святой исполнил Собой нас.

С этого вообще всё начинается, — мы живём и в Церкви, и в молитве, если Дух Святой действует в нас. Ведь если мы эту молитву прочитаем по-настоящему хорошо, вложим в каждое слово своё желание того, что в ней дано, то мы исполним всё, что заложено в правиле. Но если мы, начиная с этой молитвы утреннее правило, её не осмысливаем, не просим всерьёз, то Дух Святой приходит к нам, а вселиться в нас не может, потому что на самом деле мы не очень этого хотели, да, собственно, и не очень этого просили, не уделили должного сердечного чувства и открытости нашей души, не вложили настоящего желания. И вот, первые слова были нами не осмыслены, мы ещё на них не проснулись — и все остальные молитвы лишаются всякого смысла. Правило становится формальным, потому что в нас должен был вселиться Дух, дальше молитва должна была уже двигаться так, как Дух Святой в нас действует. Это всегда легко ощущается.

Начиная читать утренние молитвы, мы часто не подходим к этому серьёзно, не понимаем вообще, с Кем разговариваем. А мы разговариваем со Святым Духом, с Третьей Ипостасью Святой Троицы; с Тем, с Кем постоянно встречаемся в Церкви в Таинствах, с Кем соединяемся в Евхаристии, Кто отпускает наши грехи на исповеди, — с Самим Богом. Мы очень мало знакомы с Третьей Ипостасью Святой Троицы, Которая должна быть к нам ближе всего, потому что именно Духа Святаго Бог послал в мир в день Святой Пятидесятницы, именно Дух Святой сейчас находится с нами, действует в нас, всё открывает и всё собой наполняет. Это становится особенно ясно и понятно, когда мы празднуем день Святой Троицы, когда читаем эти удивительные Троические молитвы, просительные ектеньи Духу Святому, чтобы Он сошёл на нас. У преподобного Силуана Афонского столько замечательного написано о Духе Святом, именно о том, как Он опознаётся и как через Него познаётся мир. Молитва Святому Духу — очень важный первый шаг правила, и если она нас оживляет, то значит, мы готовы читать следующие молитвы.

А между тем мы практически с Духом Святым незнакомы. Мы знаем Иисуса Христа, потому что Он изобразим, — в Евангелии, в притчах, в Своём учении, в искупительном подвиге, в Своём Богочеловеческом воплощении. Мы ещё как-то можем обращаться к Богу Отцу, потому что Богоотцовство нам понятно. А вот Духа Святаго мы знаем меньше всего, и это очень горько, потому что жизнь христианская, по слову преподобного Серафима Саровского, — стяжание Духа Святаго. Поэтому так важно, чтобы жизнь каждого христианина стремилась к Его познанию. А наша жизнь духовная тем и бедна, что мы Духа Святаго не знаем.

Утреннее правило.
Из молитвы 5-й, святителя Василия Великого

…И даруй нам бодренным сердцем и трезвенною мыслию всю
настоящаго жития нощь прейти, ожидающим пришествия светлаго и явленнаго дне Единороднаго Твоего Сына, Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, воньже со славою Судия всех
приидет, комуждо отдати по делом его; да не падше и
обленившеся, но бодрствующе и воздвижени в делание обрящемся готови, в радость и Божественный чертог славы Его совнидем, идеже празднующих глас непрестанный, и неизреченная сладость зрящих Твоего Лица доброту неизреченную…

Каков главный смысл этой молитвы? О чём мы просим прежде всего? Главная идея этой молитвы — это идея Страшного суда, это молитва о том, как человеку придти на Страшный суд. Святитель Василий Великий называет жизнь ночью, а день наступает с пришествием Христа. Это молитва эсхатологического звучания, призыва Царства Небесного. Священное Писание заканчивается словами, Ей, гряди, Господи Иисусе… В молитве Отче наш мы призываем да приидет Царствие Твое…, и основная мысль молитвы Василия Великого заключается именно в этих словах молитвы Отче наш, только выражена она с очень глубоким богословским осмыслением. Прежде всего в начале этой молитвы Святитель богословски говорит о свойствах Бога. Существует два способа богословия: катафатический, положительный (то есть то, Кем Бог является), и апофатический, отрицательный (то есть то, Кем Он не является). Так мы говорим то, что знаем о Боге. Дионисий Ареопагит говорил, что Бог — это Мрак, потому что мы знаем о Боге только то, что около Бога. И чем больше подвижник приближается к Богу, тем больше он понимает, что он ничего не может о Нём сказать, — мрак Божественного неведения. А знаем мы о Боге всё-таки то, что Он о Себе открывает: Он вечен, Он вездесущ. И с этих понятий начинается молитва; называются Им открытые и нами познанные Его свойства: Безначальный и т. д. Далее идёт почти всем непонятная фраза: у Негоже несть пременение, или преложения осенение, что значит ‘в Котором нет изменения, даже тени перемен’. Это как раз богословие апофатическое.

Из этой молитвы совершенно очевидно, что христианин каждый день встречает пришествие Господне, каждое утро готовится к встрече с Богом; каждый день для христианина может быть его днём Страшного суда. Чаще всего мы её просто не понимаем до конца, и смысл её остаётся для нас нераскрытым, а она об этом именно и говорит. Надо к этой молитве отнестись очень трезвенно: мы должны чётко понять, что сейчас мы начинаем день, идём встречать Бога, встретимся с Господом, можем придти на Страшный суд. Это к тому же и очень поэтическая молитва; Василий Великий был настоящим поэтом.

Мы ждём день, когда придёт Судия и всем воздаст по делам, и поэтому будем бодрственно выходить встречать Господа.

II.

Беседа о молитве

Протоиерей Алексей Уминский: Сегодня мы хотим поговорить о молитве и о молитвенном правиле. Правило — это то, что должно изменить к лучшему наш внутренний мир. Но часто бывает, что человек регулярно молится не первый год, вычитывает правило и в то же время чувствует, что его молитва становится формальностью. Святитель Феофан Затворник говорил о том, что молиться только по молитвослову — это примерно то же, что говорить с Богом по разговорнику. Что такое молитва и молитвенное правило? Каким оно должно быть? Об этом мы хотели бы поговорить сегодня. Моим собеседником будет настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ протоиерей Максим Козлов.

Вопрос: Я пробовала молиться по молитвослову, но мне не все слова там понятны. А если я буду молиться ко Господу произвольными словами, это на что-то повлияет?

Протоиерей Максим Козлов: Вопрос частый и резонный. Я думаю, его нужно рассматривать в двух плоскостях. С одной стороны его можно поставить так: могу ли я полностью заменить молитвенное правило молитвой своими словами? Будет ли это хорошо? Здесь рано или поздно то, что мы говорим своими словами, скажем так, отольётся в определённого рода формулы, только формулы эти будут, с одной стороны, не так глубоки и часто не так правильны как то, что мы читаем в молитвослове. С другой стороны, не всегда мы будем молиться о том, что нужно, потому что то, что мы читаем в церковных книгах создаёт некий правильный вектор. Там мы не найдём молитвы о ниспослании нам мерседеса, о том, чтобы найти потерянный кошелёк, чтобы мы получили работу с зарплатой в десять раз больше, чем та, которая есть у нас теперь. А центром этих молитв всегда будет покаяние, благодарность Богу и устремление к Царствию Небесному. Поэтому иметь тексты, в том числе и тексты в обычном нашем молитвослове, как некий постоянный ориентир, по которому мы сверяем собственные добавления, — дело хорошее. Но отец Алексий привёл слова святителя Феофана, и с ними нельзя не согласиться. Конечно же, ограничение молитвы только вычитыванием (страшное слово на самом деле) текстов, неважно, на гражданском или церковнославянском шрифте, равно как ограничение присутствия на богослужении выстаиванием, то есть некоторым физическим упражнением, — это абсолютное искажение смысла христианской молитвы.

Прот. А. У.: И вообще загонять духовную жизнь в какую-то жёсткую форму просто невозможно.

Прот. М. К.: Да, и причём если человек живёт с ощущением, что исполнением этой формулы он спасается, этим он, право же, не будет отличаться от тех исполнителей закона, о которых апостол Павел пишет, что зря они уповают на исполнение закона, зря думают, что исполнением закона обретается спасение…

Прот. А. У.: …и в Евангелии Христос тоже к обращает ним самые жёсткие, самые негодующие слова.

Прот. М. К.: Безусловно. Поэтому желательно соединение с церковной молитвой собственных молитвословий, — я бы даже шире сказал: некий творческий подход к тем текстам, которые мы имеем в молитвословах¹, при рассмотрении их как указания пути, а не как устава гарнизонной службы, который непременно нужно исполнить. Вот это было бы, наверное, более адекватным подходом.

Прот. А. У.: Мне очень нравятся слова, которые в своё время сказал о молитвенном правиле святитель Игнатий Брянчанинов. Он сказал, что человек не должен становится рабом молитвенного правила. Он сказал что то, что Господь сказал о субботе, относится и к молитвенному правилу: не человек для правила, а правило для человека.

Вопрос: Иногда приходишь с работы и так устаёшь, что переключиться на молитву, чтобы прочитать её с душой, нет сил. Как Вы считаете, можно ли заменить её коротким правилом преподобного Серафима Саровского?

Прот. М. К.: Думаю, что безусловно можно вспомнить слова преподобного Амвросия Оптинского: лучше покороче молиться, думая о молитве, чем молиться длиннее, и при этом думать, когда молитва закончится. Единственное, к чему я бы призвал, — всегда быть честными перед Богом. Бывает, мы пришли, занялись домашними делами, у нас действительно нет сил больше чем на три-пять минут сосредоточено встать перед иконами и душу свою вознести к Богу. А иной раз мы пришли, сделали домашние дела, посмотрели телевизор, приятно выпили чаю, позвонили другу или подруге…

Прот. А. У.: …минут на сорок…

Прот. М. К.: …приняли ванну. А потом очень хочется спать. И мы говорим что, ну, какая же тут молитва, и на Серафимово правило сил не находится уже… завтра на работу вставать… нет, никак не могу. И это будет уже не вполне честно. Главное, сохранять пред Богом искренность. Тогда на самом деле не будет проблемы выбора: когда-то действительно возможно сократить молитву, а когда-то нужно иметь мужество к тому, что мы называем правилом.

Прот. А. У.: Давайте поговорим о правиле. Сказано, что оно древнее, но насколько вообще-то оно древнее, и насколько то, что мы читаем как необходимые утренние и вечерние молитвы, является такой уж жёсткой необходимостью? Обязательны ли именно эти молитвословия? Может быть, мы можем строить свои утренние и вечерние правила как-то по-другому?

Прот. М. К.: Действительно, есть одна справедливая мысль: эти молитвы — древние, если принять во внимание время составления каждой молитвы. Действительно, преподобные Антоний Великий и Макарий Великий, святитель Иоанн Златоуст их составляли, так что эти их молитвы сами по себе восходят к эпохе святых Отцов древней Церкви. Но если говорить о времени составления их в некое последование, то это с точки зрения исторического пути Церкви произошло совсем недавно. Наверно, многие наши зрители знают о существовании такой книги, как Домострой, где описывается идеальная, почти фантастическая русская семья XVI столетия. И вот там домашний молитвенный уклад описывается так: утром и вечером раскрываются церковные книги и читается утреня или вечерня. То есть предполагалось, что образованные московиты настолько разумеют церковный устав, что по крайней мере способны вычитать некий костяк последования. А вот уже в конце XVII века мы обретаем в качестве основы для молитвенного правила совсем другие книги, очень похожие на наши современные молитвословы. Интересно, что прообразом их является книга, которая называлась “Подорожная книжица”. Принадлежала она белорусу Франциску Скорине, который, между прочим, был католиком, а не православным. И в общем-то мы можем предположить, что в современном виде молитвословы скорее имеют юго-запад­ное происхождение, едва ли не при соприкосновении с униатами, среди которых они прежде всего и распространились. Они возникли именно как замена церковных книг для мирян, а духовенству полагается вычитывать повечерие, вечерню, молитвы, которые есть в служебнике для подготовки к богослужению… а вот для мирян — некий такой упрощённый чин. Он, с одной стороны, хорош, потому что это древние и значимые молитвы, с другой стороны, он, конечно, предполагает некий творческий подход. Я могу предложить по крайней мере две идеи для внутреннего размышления в этом отношении.

Прот. А. У.: Очень интересно. На самом деле это большая проблема, потому что в последнее время люди боятся своей собственной свободы. Боятся творчески подходить к молитве, к молитвенному правилу, к посту. Вот если у Вас есть советы, отец Максим, очень было бы интересно, чтобы Вы ими поделились.

Прот. М. К.: Чтобы было не так страшно, я прикроюсь святителем Феофаном. Он в ответ на многие письма людей, жалующихся, что у них сухость на молитве, что они устают от молитвенного правила, говорит так: заметь, сколько в среднем ты читаешь утренние и вечерние молитвы, и дважды или трижды в неделю ни в коем случае не пытайся прочитать правило целиком, но на эти пятнадцать-двадцать минут начни его с самого начала. Может быть, ты дочитаешь только до начальных молитв, но пусть каждая будет произнесена с полной мерой глубины и искренности. А чтобы тебе не было страшно, что это растянется на три часа, знай, что ты будешь молиться те же двадцать минут, но не вычитывать, а прорываться в предстояние пред Богом…

Прот. А. У.: …Отличный совет, замечательный…

Прот. М. К.: …И если каждый из нас будет пытаться делать это, хотя бы чередуя с обычным прочитыванием правил, это же очень хорошо.

Второе размышление такого рода: вот если мы рассмотрим, из чего состоит наше богослужение, то увидим, что в нём неизменные составляющие сочетаются с такими, которые меняются раз в неделю, и с такими, которые повторяются только раз в год. Вот этот принцип соединения постоянного с изменяемым в сегодняшнем молитвословии у нас фактически отсутствует, а его, конечно, нужно применять. Иной раз мы причастились Святых Христовых Таин, душа просит благодарения Богу, — и в тот же вечер вычитывать обычные покаянные молитвы будет в какой-то степени неискренним, нечестным перед Богом, потому что хочется Его за сегодняшний день благодарить. Так откроем акафист или какой-то благодарственный канон, и прочитаем то, в чём преимущественно изливается наше благодарение Богу. Далее, готовясь в двунадесятый праздник к принятию Святых Христовых Таин, вместо обычных трёх канонов возьмём и почитаем канон двунадесятого праздника, но только подумавши над ним, постаравшись его уразуметь. Это принесёт нам больший духовный плод, даст нам значительно лучший результат, чем прочитывание в очередной раз одного из трёх канонов. Каждому нужно искать для себя пути к живой молитве.

Вопрос: На исповеди батюшка меня спросил: Вы полностью читаете молитвенные правила? Я говорю: Нет, читаю правило преподобного Серафима Саровского. А он: Я Вас к Причастию не допускаю. Правильно ли это, и что мне теперь делать?

Прот. А. У.: Я Вам очень сочувствую, думаю, что батюшка ошибся. Так нельзя относится к человеку, который идёт к Причастию…

Прот. М. К.: Я бы в данном случае извинился перед нашей зрительницей за духовенство. Мы иной раз забываем, что священник — строитель Святых Таин, а не сторож при них, — сторож, который имеет право, зачастую по собственным вкусовым предпочтениям, сказать: тебе я разрешаю причащаться, а тебе нет. А нужно поставить человека перед некой нормой, которая предлагается Церковью, и сказать ему: ты знаешь, вот сегодня ты не помолился, но ты должен знать, что Церковь предлагает именно такой путь для подготовки, и ты это вообще-то на будущее знай, измеряй свою жизнь тем, что предлагается Церковью. А теперь спроси свою совесть, и если ты знаешь, что сделал то, что мог при своих обстоятельствах, то воздохни о своей немощи пред Богом и иди причащаться. Это было бы милостивее…