30 лет со дня смерти Брежнева (10 ноября) и избрания генсеком Андропова (12 ноября).
Для молодых — даты никакие. Для тех, кто те времена пережил, — события и так памятные. Выходит, рассказывать о тех днях, вроде, некому и незачем: первым — неинтересно, у вторых тогдашние газеты с портретами Леонида Ильича и Юрия Владимировича все еще перед глазами. Но это, если скользить по поверхности. А я предлагаю копнуть глубже.
Ну, например, так ли уж точна привычная формулировка брежневского периода, как «застоя»? И, если действительно это был «застой», то не страдаем ли мы тем же недугом сегодня, уж слишком часто стало возникать ощущение дежавю? Но, если и сегодня «застой», то не кончим ли мы завтра примерно так же, как советская геронтократия?
Кто спорит, нынешние кремлевские обитатели пока еще моложе Брежнева, Андропова и Черненко, но дело же не в дате рождения (или, во всяком случае, не только в ней), а в том, насколько жизнеспособна политическая и экономическая система, насколько здорова нравственная атмосфера в обществе.
Что происходит, когда у страны садится батарейка?
Советская система к моменту смерти Брежнева и приходу к власти Андропова свой большевистский энергетический потенциал (когда-то огромный, это надо признать) уже израсходовала: к тому времени «комиссаров в пыльных шлемах» партийные аппаратчики уже давно списали в утиль. А подзарядить севшую батарейку оказалось нечем.
Каков потенциал нынешней, постсоветской системы? И этот потенциал — по историческим меркам совсем недавно — был немалым, недаром на площади выходили сотни тысяч вдохновленных надеждой людей. Однако «прорабов» и «комиссаров» перестроечной, а затем либеральной поры (эпохи 90-х) сегодня уже практически не видно и не слышно. Так что вопрос: насколько хватит России ее уже постперестроечной «батарейки», вполне уместен.
Между тем, это всего лишь два звена из последнего отрезка российской исторической цепочки. На мой взгляд, чтобы лучше понять как брежневские, так и нынешние времена, следует погрузиться глубже.
«Московский психологический тип»
Известна теория, что в отличие от Запада, который в своем развитии шел от несвободы к свободе, Россия проделала обратный путь от относительной свободы в раннем средневековье к несвободе. Согласно этой теории, русский народ ради национального могущества, сознательно или бессознательно, раз за разом поступается свободой. Этот так называемый «московский психологический тип» отличается особой жизнестойкостью и немалым консерватизмом. Согласно теории, именно на этой психологии и базировались сначала московское царство, затем российская и советская империи, а ныне выстраивается в России формальная демократия.
Теория далеко не бесспорная, поскольку игнорирует многие исторические факты. И здесь не только Стенька Разин с его «волюшкой-волей». Не учитывается, например, опыт отечественного народовластия, хотя, на самом деле, у России есть и он. Другое дело, что вспоминать о нем (по понятным причинам) не хотели ни в царские времена, ни в советские. Да и сегодня всерьез о народовластии предпочитают не рассуждать. Видимая глянцевая обложка стала, к сожалению, важнее сути. Торжествует бутафория.
Между тем, чего только не было в нашей истории. Русские выбирали князей, царя, земское собрание, еще дореволюционную Думу, Учредительное собрание. Самодержавие умудрялось гармонично сожительствовать с казачьей, пусть и усеченной, своеобразной, но демократией. Кронштадт до последней капли крови дрался за подлинно советскую (многопартийную, а не большевистскую) власть. И т. д.
Теорию об особом «московском психологическом типе» и генетическом отвращении русских к свободе сюда никак не пришьешь.
Две главных русских беды
Отечественные беды совсем в другом, Во-первых, наша история переполнена примерами предательства верхами (монархическими, большевистскими, демократическими) низов. Я сейчас не обсуждаю, кто лучше, а кто хуже, красные или белые, Ленин с Троцким или Чубайс с Гайдаром. Я о том, что отечественные лидеры — сначала монархисты, потом коммунисты, еще позже либералы — никогда не выполняли того, что обещали низам. Именно поэтому каждый раз и угасала свеча народного доверия и поддержки.
И вторая беда. Не раз русские реформаторы слишком резко и бесцеремонно будили своей походной трубой сограждан, но при этом, поднимая страну по тревоге, оказывались неспособными объяснить людям, куда нужно идти, зачем и что их ждет в конце тяжелого перехода. Свое неумение аргументировать реформаторы всегда компенсировали одним и тем же — решительностью.
Так случилось при Петре, так поступали Ленин и Сталин, так же по-большевистски вели себя реформаторы 90-х. Пробиваясь с авангардом сквозь метель к теплому, сытному и светлому будущему где-то там за горизонтом, русские вожди во множестве оставляли за собой брошенные в сугробах обозы с ослабевшими, замерзшими и голодными людьми. Цена реформ в нашей стране всегда была неимоверно высока.
Жизнь есть сон
Так Россия до сих пор и не выработала нормального, естественного для себя эволюционного шага развития. Она по-прежнему двигается вперед рывками, чередуя изматывающие ее организм марш-броски с периодами изнеможения и апатии до тех пор, пока страна не наберется новых сил, чтобы оглянуться вокруг и, удостоверившись, что ее снова обманули, не наказать обидчика. К этим периодам апатии и изнеможения больше всего подходит выражение классиков испанской литературы «жизнь есть сон».
Попытки пробудить русского человека в этот момент вызывают у него лишь раздражение. На политическом жаргоне это называется «народ хочет стабильности». Кстати, именно с этой проблемой сталкивается и сегодняшняя оппозиция. Она упорно пытается разбудить того, кто еще недоспал.
«Застой» брежневских времен как раз такой период. Уж очень бурной была вся предшествующая эпоха: революция, гражданская война, индустриализация с коллективизацией, Великая Отечественная война, послевоенное восстановление, сталинизм, развенчание «отца всех народов». Слишком много было затрачено физических и нервных сил.
Не очень подходит слово «застой» и по другой причине. При внешней спячке именно в этот период в обществе начинают зарождаться и бродить те самые дрожжи, на которых и всходит тесто будущего протеста и перемен.
В какое время мы сегодня живем?
Я бы сказал, в брежневское время (с некоторой чисто стилистической примесью андроповщины). Если исходить из того, что народ, не пришедший еще в себя после потрясений 90-х, больше всего хочет покоя (стабильности). Последний опрос ВЦИОМ подтверждает, что подавляющее большинство наших сограждан на сегодняшний день выступает против новой революции и связанных с ней потрясений.
И, тем не менее, ситуация не благостная, а как раз, наоборот, очень тревожная. Россияне сегодня действительно не хотят перемен, но вовсе не потому, что довольны нынешним положением дел в стране, а потому что устали и предпочитают (пока) синицу в руке. Но это состояние, как мы уже знаем, временное.
Не вижу смысла перечислять все нынешние российские проблемы: социальные, экономические, политические, нравственные. Тот, кому не безразлична судьба России, о них прекрасно знает. Хуже того, проблемы не решаются, и не очень верится, что будут в ближайшем будущем решены. К сожалению, у власти сложности и с мотивацией (ей-то живется совсем неплохо), и с недостатком профессионализма, и, конечно же, с инерционными силами. Здесь власти можно, пожалуй, и посочувствовать: Россию не так-то просто сдвинуть со старой колеи.
Это проблема любой власти у нас в стране. Как когда-то написал в одной из своих работ лидер сменовеховцев Николай Устрялов о большевиках, «железные рыцари революции» просто утонули в калужском тесте». Но в этом же «калужском тесте» тонули в свое время и Витте со Столыпиным. Тонет и нынешняя власть.
А вот во всем остальном оправдать власть гораздо сложнее. И снова параллели с брежневским периодом. Тогдашняя экономика, как и сегодняшняя, жила в основном за счет дорогой нефти, а реформа Косыгина — не по его, впрочем, вине — была провалена. Так же, как провалились многие реформы нынешней власти. Когда есть легкие деньги, реформы имеют свойство идти особенно туго (и с чего бы это?), а когда наступают годы «тощих коров», оказывается, что время уже упущено.
Обращает на себя внимание и другое: при всех формальных различиях, нынешняя политическая система в самом главном выстроена на старый лад, то есть, препятствует смене власти нормальным, цивилизованным путем через выборы. Поэтому, если не скорректировать ситуацию к тому моменту, когда народ проснется, он, обнаружит перед собой очень узкое поле для маневра. А это уже взрывоопасно.
Наконец, как и в брежневский период, появились уже 5% тех граждан, кто, отказываясь от стабильности в пользу перемен, готов снова пойти на баррикады. А это те дрожжи, на которых может подняться завтрашний массовый протест.
То, что для истории «быстро», для человека — «медленно»
Батарейка и у нынешней власти (по историческим меркам) на исходе. И ей срочно требуется подзарядка. Вопрос: можно ли батарейку подзарядить? Безусловно, если власть старательно, не считаясь с собственными амбициями, начнет работу над ошибками. Но ремонт нынешней системы не должен быть косметическим. Периодически «освежает» свой фасад и нынешняя власть, однако менять толком ничего не меняя бессмысленно. Кстати, Андропов как раз и пытался улучшить систему, принципиально ничего не меняя. Можно было бы извлечь урок хотя бы из его неудачи. Было бы желание.
Впрочем, хватит, пожалуй, истории. В конце концов, человек живет не по историческим меркам, а по своим человеческим, где единица измерения — всего лишь одна жизнь. Если использовать это мерило, то следует, разумеется, сделать поправку на сроки. То, что для истории «быстро», по человеческим понятиям — «медленно».
Это для истории нынешний российский «застой» закончится, не сомневаюсь, очень скоро, а нашему современнику, возможно, придется ждать перемен еще долго. Сколько? Не знаю. Здесь как с землетрясениями. Зону сейсмической активности определить не сложно, а вот сказать точно, когда тряхнет, нельзя. Но то, что тряхнет, если ничего не делать, а лишь выдавать, как это часто принято сейчас, желаемое за действительное, это всенепременно. Как говорится, тут и к гадалке не ходи.
Читайте также:
По страницам советских газет, или О российской советологии
Протоиерей Георгий Митрофанов: Цена свободы
Август 1991: Против чего я протестовал у Белого Дома