Вот сижу я и думаю…
о науке и религии.
И думаю я, что они меня достали.
Не наука и религия, потому что я с ними обеими знакома и отношусь к ним достаточно тепло, а граждане, которые о них рассуждают.
Марина Журинская. Фото Юлии Маковейчук
Вот я написала слово «знакома», и это помогло мне понять один нюанс из моих претензий. Так, как рассуждают многие о науке и религии, рассуждают о звездах те, кто с ними незнаком, но смотрит концерты, фильмы и спектакли, читает интервью — а я достаточно читала и интервью моих знакомых, и мои собственные, чтобы понять, что за душевредное занятие их печатать и читать, — и обильно украшает собственными домысленными умозаключениями тот скудный и зыбкий материал, с которым столкнулся.
Отец Глеб Каледа, священник и ученый-геолог, говорил и писал (а я старательно пересказывала, да не в коня корм) следующим образом:
— только плохая наука отрицает религию; это не наука, а шарлатанство (от себя добавлю: нечто вроде научного атеизма);
— только дурная религия отрицает науку; это не религия, а предрассудок и суеверие.
Право же, суждению отца Глеба можно доверять.
Еще помню, как лет эдак 30 с гаком назад рассуждал батюшка на общей исповеди, занимаясь, как многие тогда делали, заодно и катехизацией. Не знаю, принятый ли это термин — «покаянная проповедь», — но мне кажется, что удачный. Так вот, говорил этот батюшка так: «Вы, конечно, часто слышите, что наука доказала, что Бога нет. Не верьте этому, потому что это неправда. ГДЕ ЭТО ДОКАЗАТЕЛЬСТВО? Если бы оно было простым и кратким, его учили бы в школе. Если бы оно было умным и пространным, оно было бы записано в книге, и по этой книге учились бы во всех вузах. Но такого доказательства просто нет».
От себя добавлю: простите, это какая такая наука доказала, что Бога нет? Для того чтобы это доказать, наука должна иметь в предмете своего специального рассмотрения если не объект «Бог», то область, в которой Он может/не может являться. Космическая физика (казалось бы, уж она-то…) этого не доказывает; более того, в набор физических космогонических теорий входят и такие, которые будто с Библии списаны. Среди ученых этого направления довольно много атеистов, но и верующих немало.
Другое дело — подозрительных паранаук сейчас развелось более чем достаточно. Но ведь они востребованы, вот в чем беда. Помню, как энтузиастичный отец Андрей Кураев уговаривал В. Г. Каледу, очень квалифицированного психиатра, дать оценку такому зловещему явлению, как зомбирование, а В. Г. отказывался наотрез, говоря, что ничего такого наука о человеческой психике не знает, что механизм воздействия не выявлен и т. д.
И что? Да только ленивый не говорит многозначительно о зомбировании, подразумевая, что это научный термин. Тот же пламенный отец, желая как лучше, уговаривал моего мужа прочесть «правильную, православную» лекцию о происхождении языка, и был очень огорчен, когда тот отказался, объяснив, что о происхождении языка науке ничего не известно. Правда, время от времени об этом тоскливо беседуют, но степень научности таких бесед все-таки сомнительна.
Кажется, уже как-то забылось, что нехороший человек Грабовой, отнимавший деньги у тех в Беслане, кто потерял детей, обещанием их воскресить, задолго до этого процветал в промышленных и деловых кругах и неплохо зарабатывал обещаниями что-то там усовершенствовать в самолетостроении и еще неизвестно в чем… А ужас не в том, что приглашают жулика и шарлатана, а в том, что при этом провозглашают: вот он, — глядите! — долгожданный многими СИНТЕЗ НАУКИ И РЕЛИГИИ! А синтез этот с начала до конца — сплошное шарлатанство и другим быть не может.
Какое-то время назад мы с моим другом учредили разговор о науке и религии в «Альфе и Омеге» (№ № 47–48, 2006—2007 гг.). Нам было что сказать, поэтому и на два номера разошлись. Потому что на самом деле с наукой многое неясно, — на то она и современная, то есть временная, а не окончательная. В религии определенности несравненно больше, но есть уголочки, где трактуются те или иные тезисы и модусы их постижения. И в эти уголочки человеческое сознание просто обязано проникать. И вот мы, оба — люди науки и люди Церкви — именно что рассуждали, а не спорили; спорить нам было не о чем, а вот поговорить — очень даже о многом.
Так что с не очень грамотными людьми говорить о науке (и о религии, кстати, тоже) не очень интересно.
Но тут есть нюанс, так сказать, мелкий случай из личной жизни. Академики, в общем, народ довольно грамотный, а иногда и очень грамотный. Между тем разговаривать о религии с теми из них, которые не верят, — мучение сплошное. И чем дальше, кстати, тем хуже.
Когда-то я присутствовала при довольно замечательной беседе: С. С. Аверинцев высказывал свое мнение А. Д. Сахарову по поводу его проекта Конституции. Дело в том, что Андрей Дмитриевич включил в этом проекте в число фундаментальных прав человека право на счастье. Сергей Сергеевич, естественно, не мог с этим согласиться и вежливо начал делать замечание. Андрей Дмитриевич тотчас и очень живо сказал, что причину этого возражения понимает. Дальше был какой-то мелодический дуэт из «Видите ли…» и других вежливых оборотов, причем собеседники смотрели друг на друга с большой симпатией.
И тут же стоял и внимательно слушал В. Л. Гинзбург, который внезапно воскликнул: «Как же я вам завидую, что вы способны на такие рассуждения! А я ведь даже не знаю, есть ли у меня душа. Я хочу этого, я мучаюсь этим, но не могу решить». На что я не выдержала и сказала: «Конечно, есть, Виталий Лазаревич!» Он строго посмотрел и спросил: «Почему Вы так считаете?» — «Да потому что если бы ее не было, Вы бы не мучались, — нечему было бы мучаться». Подумал — и поклонился.
Фото: paster.spb.ru
Очень хочется сказать, что Гинзбургов много, а я одна, и что в ином случае мы бы договорились. Но на самом деле В. Л. Гинзбург был один (очень не рекомендую православным миссионерам ругать покойника при физиках, — может получиться большой облом, потому что его профессиональная репутация высока и безупречна, и к тому же они знают его честность и высокую порядочность), а всяческих граждан, рассуждающих вокруг религии — очень даже много. И не на пользу пошли эти рассуждения…
Поистине имя Божие хулится у язычников из-за разных отклонений, которые они видят у христиан. Впору считать всяким миссионерским центрам не число обращенных, а число отвращенных.
Несколько не по теме, но на самом деле очень даже по ней — как я поняла, почему специалисты по точным и естественным наукам столь пренебрежительно относятся к наукам гуманитарным, а поскольку богословие относится скорее к последним, нежели к первым, то и к нему. Это пренебрежение для меня много лет было загадкой, пока я не услышала в очень высоком собрании речь одного из членов этого собрания, академика, встреченную с глубоким сочувствием. А говорил он, что-де мол хватит с нас засилия гуманитариев (я балдею), сколько можно, они десятилетиями нами командовали (у меня глаза лезут на лоб), шаг вправо, шаг влево — сразу крики, что марксизм не позволяет.
Аудитория аплодирует. Я с трудом преодолеваю обморок; спасает великая Радость Понимания: так вот, оказывается, в чем дело! Это если не было семейной культурной традиции, талантливые студенты (аспиранты, далее везде), испытывая невыносимые муки от столкновений с марксистской премудростью, считали к тому же, что эта бредятина и есть гуманитарное знание!
Как-то легко, подчиняясь гипнозу мантры о производительных силах и производственных отношениях, общество решило, что если отнять у КПСС право рулить в этой области, то все станет на место. Ан нет. Жизнь страны была изуродована настолько радикально, что даже существенное восстановление ее основ потребовало бы десятилетий. А пока что не сделан даже и косметический ремонт…
Так что мы имеем? Совокупность заблуждений как сторонников «науки», так и сторонников «религии». Тем же с обеих сторон, кто хотя бы приближается к пониманию, высказаться не очень-то дают не только в телевизоре, но даже и в социальных сетях.
Вот тут случилось. Профессор назвал атеистов животными. При этом считается, что он, во-первых, человек образованный, во-вторых, верующий. Некоторые христиане по этому поводу высказали свое недовольство. Их отмели, потому как во-первых, профессор, во-вторых, верующий. И не замай. Что там при этом говорили атеисты, вообще во внимание не принималось, потому как животные. Зато благодарная православная аудитория радостно подхватила: А что, пральна, они ж сами говорят, что произошли от обезьяны, значится, обезьяны и есть.
Попробую размотать этот клубок, отдавая себе отчет, в том, что это принято не будет. Привычное дело, потому что «и свои Его не приняли» (Ин 1:11), так мне уж куда соваться…
Профессор! Вы ошибаетесь! Нет большего кощунства, чем отказывать людям в образе и подобии. Это не их оскорбляет, а Бога.
К сведению остальных: происхождение человека от обезьяны никогда Дарвином не утверждалось; констатировалась лишь связь Гомо сапиенса с другими гоминидами и говорилось, что происхождение могло бы быть доказано при обнаружении промежуточного звена. Такового не нашлось — и вопрос отпал.
Верующий и сколько-нибудь образованный человек не может тем самым считать, что человек произошел от обезьяны. А коль скоро он верующий христианин, то ЛЮБОЙ человек в его глазах — творение Божие по Его образу и подобию. И никак иначе.
Тем самым этот эпизод — только печальная иллюстрация слов отца Глеба Каледы (тоже, кстати, профессора) о плохой вере и дурной науке.
Жаль, что справедливость этих слов снова и снова оправдывается в столь печальных для всех нас обстоятельствах.
Читайте также:
Главный атеист Р. Докинз против архиепископа Р. Уильямса — диспут о Боге и эволюции (ТЕКСТ+ВИДЕО)
Может ли православный быть гелиоцентристом?
Астроном Владимир Сурдин: Я хотел бы «прожить» всю историю Вселенной