День памяти жертв политических репрессий вызвал новую волну споров о том времени. Люди с большой страстью высказывают прямо противоположные суждения. Наверное, первое, что стоит сделать – это обратиться к первоисточникам. К тому, что писалось тогда, а не сейчас.
Сергей Худиев
Я не являюсь профессиональным историком; я охотно верю, что часть сообщений об ужасах той эпохи может быть преувеличена или выдумана. Пытаясь составить свое впечатление, я не читал исследования порицателей или апологетов сталинизма, а обратился к документам эпохи – что тогда писали советские газеты.
Есть два интересных сборника газетных и журнальных статей, изданные в 1937 году – они частично пересекаются. Кто-то их отсканировал и выложил в интернет. Первый – «О методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры» (Партиздат ЦК ВКП(б), 1937), второй – «Шпионам и изменникам Родины нет и не будет пощады».
Это весьма поучительные тексты. Это не художественные произведения «по мотивам». Это не разоблачительная публицистика эпохи перестройки. Это статьи, появлявшиеся в официальной, государственной прессе. Из них можно узнать, что преступлением и диверсией были, например, опечатки:
«Особенно широкое распространение опечатки получили за последние два-три года. Причем опечатки эти в значительной своей части отличались от прежних, обычных опечаток тем, что они искажали смысл фразы в антисоветском духе.
Опечатки в большинстве своем берут начало в типографии. В одних случаях они уходят своими корнями в корректорскую, в других – в линотипную, в третьих – нити опечаток ведут к правщику, в четвертых – в ротационный цех. Чаще всего техника опечаток такова: заменяются одна-две буквы в одном слове или выбрасывается одна буква, и фраза в целом приобретает контрреволюционный смысл. Скажем, вместо слова «вскрыть» набирается «скрыть»; вместо «грозное предупреждение» – «грязное предупреждение»; вместо «брестский мир» – «братский мир» и т. д. Часто «пропадает» отрицание «не» или «невинным» образом снимается или переставляется запятая, и всё это делается с определенным умыслом – грубо извратить смысл.
Враг прибегает ко всем этим ухищрениям и маскировке там, где ослаблена бдительность. Имеется немало фактов замены в тексте газетного или книжного оригинала целых слов или появления новых, «невесть откуда взявшихся» слов и фраз. Вместо слова «социализм»: набирается, а иногда проникает в печать «капитализм»; «испанский народ»: превращается в «фашистский народ»; «враги народа» – в «друзья народа»; «теоретический уровень» – в «террористический уровень» и т. д.
Природа всех этих, с позволения сказать, «опечаток» совершенно ясна и в комментариях не нуждается… В газете «Коммунар» (Коммунистический район, Московской области) часто проскальзывали контрреволюционные опечатки. Впоследствии обнаружилось, что в типографии орудовала антисоветская группа во главе с виднейшим эсером… Многие редакторы и работники газет иногда не видят за опечаткой вражескую руку и склонны эту опечатку объяснять неопытностью корректора или наборщика. Надо кончать с этой идиотской беспечностью и кончать немедленно» (П. Винокуров. О некоторых методах вражеской работы в печати).
Вредительством вообще могло оказаться всё, что угодно:
«Один из главных методов этой преступной банды состоял в том, чтобы всячески затирать молодые советские кадры на предприятиях, специалистам, преданным советской власти, не давать хода, сознательно держать их на канцелярской работе».
Или
«Вредители срывали механизацию завода. Они зажимали рабочую инициативу. До 40 тыс. рабочих рационализаторских предложений задержала эта банда шпионов и вредителей. Здесь они действовали особенно нагло: затевали бесконечную волокиту, «проработку», отклоняли предложения и просто не давали им хода.
Так орудовали притаившиеся агенты фашизма, троцкистские вредители на «Красном треугольнике». Так продолжают еще орудовать невыловленные их сообщники. Способы и методы их вредительской работы показывают каждому трудящемуся, как, пользуясь нашей политической беспечностью, враг пролезает во всякую щель и творит гнусные дела».
Впрочем, самая образцовая работа не могла спасти человека от разоблачения в качестве шпиона и вредителя:
«Сплошь да рядом до известного момента разведчик-резидент вообще ничего не должен «предпринимать» враждебного. Наоборот, чтобы лучше замаскироваться, он вынужден лицемерно делать вид и пускаться на всякие махинации, чтобы зарекомендовать себя с хорошей стороны, завоевать себе авторитет, втереться в доверие в максимальной степени и доказать всем, чем только возможно, не только свою «лояльность», но и «преданность» советской власти».
Попытки бежать впереди паровоза в деле разоблачения врагов-вредителей тоже не спасали:
«Важно отметить, что, широко применяя методы двурушничества и маскировки, вредители и диверсанты обычно внешне проявляют кипучую энергию, всячески стараясь зарекомендовать себя преданными советской власти людьми. Они энергично и часто выступают на собраниях, зачастую притворно «разоблачают» «врагов народа», одновременно не стесняясь клеветой, фальсификацией фактов, прямыми подлогами, чтобы скомпрометировать честных и действительно преданных партии и делу социализма людей. Иногда они жертвуют в этих целях кое-кем из собственных сообщников, создавая видимость борьбы с «вредителями», «троцкистами» и т. п. Они подогревают атмосферу «зазнайства и самодовольства», «парадных манифестаций и шумливых самовосхвалений», как об этом говорил на последнем пленуме товарищ Сталин» (А. Вышинский. Некоторые методы вредительско-диверсионной работы троцкистско-фашистских разведчиков).
Наиболее злостными шпионами и вредителями, с точки зрения авторов сборника, были верующие:
«Ксендзы, попы, раввины, муллы использовали находившихся под их влиянием людей, главным образом женщин и детей, для добывания нужных сведений, для воздействия через них на мужей, отцов и братьев. Духовенство составляло списки большевиков, советских работников и выдавало их белым. Во многих церквах и монастырях устраивались склады оружия, шпионские тайные квартиры, базы для бандитов, сигнальные пункты. Одним из крупных контрреволюционных очагов, ликвидированных советской властью, был, например, Николо-Угрешский монастырь (Люберцы, под Москвой). Заговор Локкарта также предусматривал помощь церкви» (Иностранный шпионаж в СССР в годы гражданской войны).
Сами названия статей достаточно красноречивы: «Религиозная агентура германского фашизма», «Церковные шпионы японского империализма».
При этом доносительство объявлялось священным долгом:
«Первая обязанность советского гражданина, напавшего на след шпиона, диверсанта, вредителя, – это немедленно предупредить органы государственной безопасности. Эта обязанность не всеми сознается. Еще кое-где в ходу ложное понятие о том, что сообщить органам государственной безопасности о своих подозрениях, о преступлениях других – значит «выдать» этого человека, «донести» на него.
К соседу по квартире ходят неизвестные люди, ведут антисоветские разговоры. Надо сообщить об этом органам государственной безопасности. Но некоторые люди, погрязшие с головой в обывательщине, рассуждают иначе. Они не хотят «донести» на соседа. Знакомый совершил злоупотребление на работе. Об этом умалчивают, чтобы не «выдавать» знакомого, приятеля.
С этими ложными понятиями о «выдаче» и «доносе» надо покончить раз и навсегда. Не сообщать органам государственной безопасности о замеченных преступлениях, о подозрительном человеке – значит совершать преступление против Советского государства, против советского народа. Умолчать об опасности, грозящей государству, – значит стать изменником своей родины, предателем, помощником шпиона, диверсанта, вредителя» (Н. Рубин и Я. Серебров. О подрывной деятельности фашистских разведок в СССР и задачах борьбы с нею).
Сегодня, читая эти статьи вчуже, из совершенно другого мира, испытываешь смешанные чувства. С одной стороны, смешно, как при чтении официальных текстов откуда-нибудь из Северной Кореи; с другой – жутко, потому что за этим стоят смерти и страдания реальных живых людей.
Любые проявления плохой работы – лени, неумения, недобросовестности, просто ошибки и опечатки – объявлялись преднамеренным вредительством, причем человек совершал его не один, а обязательно в составе разветвленной сети шпионов и диверсантов.
Я человек довольно рассеянный и неаккуратный – мне случалось нечаянно портить оборудование или терять нужные бумаги; это было очень неприятно. Но в наши дни (как и в позднем СССР) это грозит, максимум, увольнением. Тогда это грозило арестом, разоблачением в качестве шпиона и диверсанта и суровой карой советского правосудия.
Идея, что товарищ Сталин по каким-то причинам не мог помешать происходящему, выдвигаемая некоторыми его апологетами, с самого начала выглядит более чем странно – что же это за правитель, да еще великий, у которого государственные служащие в массовом порядке убивают его невинных граждан – а он, как самая жалкая тряпка, не может этому помешать?
Но собственно тексты той эпохи не оставляют сомнений, что Сталин и прекрасно все знал, и публично одобрял действия НКВД. Достаточно ознакомиться с докладом Сталина, который цитируется в обоих сборниках «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», чтобы увидеть, что всё происходило с его одобрения, и авторы статей именно на него и ссылаются.
Это, еще раз, не тексты перестроечных разоблачителей. И не «Голоса Америки». Это тексты официальных газет того времени. И они передают атмосферу смертельной паранойи. Они созданы в обществе, в котором жить по-настоящему страшно.
Интересно, что последующие поколения коммунистов признали это, и в позднем СССР почитания Сталина не было. Культ Великой Победы Советского Народа в Великой Отечественной Войне был, и повсеместный. А вот прославления Сталина не было. В этом отношении у коммунистов брежневской эпохи были какие-то представления о законности и морали – и достаточно благоразумия, чтобы понимать, что при таком режиме никто, абсолютно никто не находится в безопасности.
Что в наши дни есть люди, которые полагают правителя, при котором можно было сесть за опечатку, достойным прославления – это скорее религиозный, чем политический феномен. Так люди обожали Дэвида Кореша, Джима Джоунса или Секо Асахару. Никакие, самые вопиющие и дикие деяния лидеров культа не побуждали людей их оставить – но, напротив, только закаляли их преданность.
Человеку нужен Бог, потому что человек создан, чтобы поклоняться. И идолопоклонство – вечная проблема человеческого сердца. Человек прилепляется к идолу – кому-то или чему-то, что не есть Бог – и его, увы, невозможно оторвать разумными доводами. «Они прилепились к Ваалфегору и ели жертвы бездушным» (Пс.105:28)
Такой человек нуждается не столько в доводах – сколько в Иисусе Христе. Тому, у кого есть Христос, не нужен ни Сталин, ни Ваалфегор.