От автора. Цель настоящего исследования — привлечь внимание византологов к историческим документам и фактам, которые так или иначе были недостаточно оговорены при оценке причин иконоборчества VIII века.Так, особый интерес представляет письмо императора Льва ІІІ — так называемый Ghevond’s Text. На основании этого и других документов в исследовании впервые поднимается вопрос о взаимоотношении неоплатонических тенденций в исламе с христианским богословием иконы как об одной из возможных причин иконоборческой смуты. Особое внимание уделено также динамике развития богословия иконы в Церкви и его связи с литургической символикой преподобного Максима Исповедника. Последний, что особо важно, развивает понятие взаимопроникновения подобия и его Первообраза на основе христологии. Установив необходимый богословский и исторический контекст, автор дает уточненный анализ как причин иконоборчества, так и богословия иконы преподобного Иоанна Дамаскина.
Вступление
Дата написания и основные аргументы “Первого слова”
Иконопись развивалась, оттачивалась и совершенствовалась в Православной Церкви более полутора тысяч лет. Ныне икона является неотъемлемой частью молитвенной практики Православия. Столь привычное и естественное для православного человека нашей эпохи, иконопочитание отнюдь не являлось повсеместной и всепризнанной церковной практикой в первые века христианской истории. Икона прошла долгий путь развития, прежде чем завоевать достойное богословское признание. В VIII столетии произошел решающий сдвиг в развитии богословия иконы, и немалая заслуга в этом принадлежит преподобному Иоанну Дамаскину. Во времена иконоборческой смуты VIII âека он одним из первых выступил в защиту иконопочитания. В святоотеческих писаниях его «Защитительное слово против отвергающих святые иконы»— первый систематический труд, посвященный непосредственно вопросу об иконах и их почитании, первая попытка догматически обосновать распространившееся в Византии иконопочитание. Значение этого трактата для современников преподобного Иоанна и для последующего святоотеческого богословия трудно переоценить. С одной стороны, трактат дает догматический взгляд на прошлое Церкви, обосновывая уже сложившийся к тому времени обычай иконопочитания. С другой стороны, это взгляд в будущее, закладывающий основы для дальнейшего становления богословия иконы и последующего разрешения вопроса о соотношении тварного и Нетварного. Плоды этого богословского начинания с особой отчетливостью проявятся несколько столетий спустя в писаниях святителя Григория Паламы, который сумел в богословии нетварных энергий собрать воедино и отчетливо выразить всю святоотеческую мысль о взаимоотношении Бога и твари1.
“Первое защитительное слово” появилось в тот исторический момент, когда иконоборчество стало официальной стратегией византийского императора Льва III Исаврия (717–741). “Слово” было написано как апология: оно является прямым ответом на попытки иконоборцев представить иконопочитание как заблуждение, противоречащее церковному преданию. Так, документ вступает в открытую полемику с утверждениями иконоборцев, как это очевидно из обращений вроде “Места же, которые приводишь”2.Áîгословские доводы иконоборцев, опровергаемые преподобным Иоанном, проливают некоторый свет на истинные причины иконоборчества в начале VIII âåка, которые до сих пор остаются предметом споров среди византологов, богословов и историков. Богословие иконопочитания преподобного Иоанна может быть рассмотрено не иначе, как только в общем историческом, политическом и богословском контексте возникновения иконоборческого движения. Его учение об иконе родилось именно как результат догматических споров об иконопочитании. В связи с этим во второй главе настоящей статьи особое внимание будет уделено теориям западных ученых XX века о причинах возникновения иконоборчества в VIII веке. Установив истинные доводы иконоборцев, мы сможем определить “жизненную ситуацию” (Sitz im Leben3), в которой сформировалась и выработалась богословская позиция преподобного Иоанна4; это позволит нам глубже понять учение Преподобного об иконе и его богословие в целом.
Жизнь и труды преподобного Иоанна — краткая справка
Существующее ныне “Житие” преподобного Иоанна в его греческом5 и арабском6 вариантах, было составлено спустя два столетия после его кончины. Греческий текст датируется X веком, а арабский XI веком7, поэтому они, как убедительно показывает И. Ланген8, являются скорее памятниками и даже шедеврами агиографии как литературного жанра, чем исторически достоверными документами. Причиной скудости исторических сведений о жизни Дамаскина является его происхождение — и сам Преподобный, и его предки состояли на службе при дворе сирийских халифов. Арабский летописец предпочел умолчать о знатном соотечественнике-христианине, который оставил свою придворную карьеру, удалился в монастырь.
Преподобный Иоанн родился в конце VII века в Дамаске9. Его отец служил при дворе Дамасского халифа. В течение некоторого времени Иоанн занимал ту же должность, но затем, удалившись из мира, принял монашеский постриг в обители преподобного Саввы Освященного в Палестине10, где и провел оставшуюся жизнь в монашеском подвиге. Согласно преданию, Преподобный преставился незадолго до иконоборческого собора 753 года11.
Перу Иоанна Дамаскина принадлежат догматические трактаты, полемические, аскетические и экзегетические труды12. Благодаря трактату “Точное изложение православной веры” — монументальному труду в несколько сот страниц — на Западе Дамаскина величали “первым систематичным богословом”. Опираясь на писания Отцов — своих предшественников, он впервые попытался представить всю богословско-догматическую традицию Церкви в виде упорядоченной системы, суммы. Присутствие этого “системного” элемента в наследии преподобного Иоанна ни в коей мере не может умалить ни его личности как творческого богослова, ни значения его трудов для развития святоотеческой мысли. Доказательством сему является его непревзойденная гимнография, которая стала неотъемлемой частью нашего православного Типикона.
Точная дата написания “Первого защитительного слова” по сей день остается предметом спора для ученых-византологов. В “Слове” непосредственно упоминается император и его вмешательство в церковные дела. Это дало повод многим ученым утверждать, что “Слово” было написано в годы 726–73013. Византия в то время переживала последствия трагических событий, потрясавших империю в предыдущие столетия. Внутренние беспорядки и финансовые трудности14 угрожали существованию централизованной монархии. Наряду с этим продвижение в глубь страны персидских армий15 и возникновение ислама16 являлись к началу VIII века существенной внешней угрозой для империи. В 717 году, когда император Лев III áûë âåíчан на царство, его постигло нелегкое испытание — оборона Константинополя от осадивших столицу арабских войск. Император, íесомненно,был озадачен: “В чем я прогневал Бога, послылающего на мою империю такие бедствия?”. Несколько лет спустя, после встречи с противниками икон — двумя епископами из Малой Азии (Константином Наколийским и Фомой Клавдопольским17), Ëåâ III признал иконопочетание причиной Господней немилости. Незамедлительно последовал первый указ императора против почитания икон, который и заставил преподобного Иоанна взяться за перо в защиту икон18. Но пропаганда иконоборцев еще до вмешательства императора вызвала волнения и смуты среди верующих в различных городах империи. К сожалению, текст указа императора от 726 года до нас не дошел19. Ссылки на указ и на причины императорского недовольства иконопочитанием можно найти лишь у преподобного Феофана Летописца, который упоминает, что Лев сочетал иконоборчество с неверием в заступничество Пресвятой Девы и святых, а также с ненавистью к почитанию мощей святых угодников20. Насколько этот антиеретический пафос церковного историка отвечает действительности — вопрос спорный. Богословские, исторические и политические факторы, определяющие иконоборческую стратегию императора, не были столь однозначными, как это представляет Феофан. Неоднозначность богословской позиции как императора, так и его противников — сторонников почитания икон, — î÷åвидна уже с начальных строк “Первого слова”, с которым преподобный Иоанн выступил в защиту церковного обычая.
Глава 1
Предварительный анализ структуры и аргументов
“Первого защитительного слова”
При анализе структуры становится очевидным, что “Слово” написано в жанре апологии. Оно является ответом (ўpolog…a) íà èêîноборческие обвинения, которые подвергаются богословскому разбору одно за другим без какой-либо общей литературно-связующей нити. “Слово” можно разбить на 5 основных аргументов:
1. Обвинение иконоборцев: “Ветхозаветные заповеди воспрещают изображение Бога”. Ответ преподобного Иоанна: “Боговоплощение есть вершина в истории богооткровения, поэтому всякой заповеди — свое время”.
2. Иконоборцы: “Иконопочитание есть идолослужение”. Преподобный Иоанн: “Существует различие между понятиями служение и поклонение”.
3. Иконоборцы: “Иконы суть изваянные идолы”. Преподобный Иоанн: “Есть разница между понятиями образ-икона и идол”.
4. Иконоборцы: “Иконопочитание есть поклонение веществу, а не Богу”. Преподобный Иоанн: “Иконы и как материя богоносны”.
5. Иконоборцы: “Иконы Божиих угодников не святы, как святыîáразы Бога”. Преподобный Иоанн: “Человек — тоже бог, но по благодати, и иконы святых также богоносны”.
Теперь мы приступим к более подробному рассмотрению вышеперечисленных положений.
1. Всему свое время, и время всякой вещи под небом (Еккл 3:1)21
Преподобный Иоанн начинает свое Слово с перечисления тех ветхозаветных стихов, где указывается запрещение всякого рода образов и идолов. Возможно, что эти ветхозаветные ссылки были использованы в качестве аргументов иконоборцами22. Но не исключено также, что Преподобный хотел исчерпать все потенциальные случаи в Священном Писании, которые могли бы послужить поддержкой иконоборческому воззрению. Так, как бы от их лица, он приходит к следующему выводу:
“О мудрость Законодателя! Как изобразить невидимое? Как уподобить неподобное? Как описать не имеющее количества и величины и неограниченное? Как обозначить не имеющее формы? Как изобразить красками бестелесное? Итак, что здесь таинственно показывается?”23.
Не оспаривая этих ветхозаветных запретов, преподобный Иоанн рассматривает их с ветхозаветной точки зрения, то есть до того, как Бог явил Себя миру в Своем Боговоплощении. Различные ветхозаветные богооткровения были лишь прелюдией к новозаветному откровению, когда Сам предвечный Логос стал плотью и вселился в нас. Боговоплощение стало поворотной точкой в истории мира. Бог не сразу открылся человечеству в полноте. В жизни человечества Его Самооткровение имеет свою последовательную историю, кульминацией которой является Воплощение Слова — явление Самого Бога во плоти. Все ветхозаветные явления Бога носили печать неполноты, тогда как благовестие Воплощенного Сына Божия провозвестило полноту Богооткровения, возможную в пределах и измерениях земли. Преподобный Иоанн пишет: “Закон как светильник: светящий в темном месте хорош, но пока начнет рассветать день. Но уже взошла утренняя звезда в сердцах наших, и живая вода боговедения покрыла моря языков, и все мы познали Господа”24.
Значит, почитание образов Бога возможно после того, как Невидимый, Неописуемый и Непостижимый Бог явил Себя во плоти — образе живом, описуемом и видимом:“Не поклоняюсь твари паче Создавшего, но поклоняюсь Творцу, созданному по мне и сошедшему к твари без унижения и повреждения Себя”25.
Новозаветная эра в истории Богооткровения означала, что христиане могут изображать Бога “как сделавшегося видимым ради нас участием в плоти и крови”2
«Когда Невидимый сделается видимым во плоти, тогда изобразишь подобие Виденного”27.
Преподобный Иоанн отмечает, что иконоборчество Ветхого Завета не предполагает, что сами по себе образы “объективно” являются чем-то богопротивным. Основной причиной, по которой образы-иконы были запрещены ветхозаветным законом, являлась “субъективная” духовная незрелость ветхого Израиля, склонность израильского народа ко всякого рода идолопоклонству. Духовная сущность идолопоклонства заключается в поклонении твари вместо Творца28. Когда тварь становится искаженным бытийным центром всех стремлений человека, его экзистенциальной ориентацией, это неизбежно приводит к духовной смерти: человек отрезан от истинного источника жизни — Бога, Который есть Жизнь (см. Ин 14:6, ср. Исх 3:14: Я есмь Сущий). Закон, будучи детоводителем для неразумных евреев, установил иконоборческое запрещение как один из способов врачевания “ñêëîíности к идолопоклонству”29. Îíî ïðîявлялось на протяжении истории Израиля в самых различных формах, и эта заповедь стоит в ряду других заповедей, которые сводятся к единой цели — “÷òîбы не служить твари паче Создателя и не совершать ей служебное поклонение, но только одному Творцу”30.
По сравнению с заповедями Христа, абсолютными в своем измерении, преподобный Иоанн отмечает некую относительность заповедей ветхозаветных как сообразующихся с духовным возрастом ветхого Израиля. Но несмотря на запрещения обладающие даром духовного ведения и рассуждения даже в условиях ветхозаветного этоса могли почитать образ Божий соразмерно тому, насколько человек был способен в “букве закона” найти изначально заложенный жизненный принцип, выявить духовное значение каждой ветхозаветной заповеди31. По той же прчине закон, отвергая образы, в то же время “ñàì æå ÿâляется предначертанием образа”32. Так прообразом новозаветных икон явились изваяния херувимов в ветхозаветном храме33.
Но в христианскую эпоху, когда человечество было возведено на последнюю на земле ступень богопознания и достигло своего совершенного духовного возраста, необходимость в подобных запрещающих заповедях отпала естественным образом:»Мы же, поскольку нам, ãîворя с Богословом как избегшим суеверного заблуждения и познавшим истину, дано быть с Богом и служить единому Богу, и обогатиться совершенством богопознания, достигнуть в мужа совершенна (Еф 4:13), — мы не находимся более под детоводителем (см. Гал 3:25), так как пережили детство, получивши от Бога способность различения и зная, что можно изобразить и что неописуемо образом”34.
2. Latre…aèproskÚnhsij
Чтобы подчеркнуть, что образы-иконы сами по себе не являются идолами и не препятствуют приносить службу Богу, преподобный Иоанн приводит в качестве аргумента различие между понятиями latre…a è proskÚnhsij.35 Для Преподобного Иоанна latre…a предполагает служение кому-либо или чему-либо. При этом человек ïîрабощается ïðåäметом служения, к которому направляются все его жизненные устремления. Предмет тогда, по выражению известного западного богослова П. Тиллиха, превращается в focus of the ultimate existential concern (‘ñðåäîòî÷èå íàèáîëüøåé ýêçèñòåíöèàëüíîé çàèíòåðåñîâàííîñòè’ — Ред.). Конечно, latre…a êàê äóховное служение должна приноситься только Богу. ProskÚnhsij êàê поклонение в своей духовной природе есть воздаяние должной чести чему-либо или кому-либо, однако без порабощения поклоняемому предмету как Богу. Òàкое поклонение как воздаяние должной чести вполне совместимо с истинным служением Богу. В доказательство преподобный Иоанн приводит ветхозаветные тексты, в которых используется глагол proskunšw36, à òàкое воздаяние чести вовсе не рассматривается ветхозаветными праведниками как идолослужение или поклонение неистинному богу.
“Иное дело — поклонение служебное, и иное — поклонение, происходящее из поклонения тем, которые выдаются каким-либо достоинством”37.
3. О различии между подобием-образом и идолом
Третий круг аргументов касается вопроса взаимоотношения между иконой и ее Первообразом. Åñли идол сам по себе является как бы “конечной точкой”, первопричиной в религиозных обрядах, то икона сама по себе — только “проводник” к изображенному на ней Первообразу. Преподобный Иоанн рассматривает это взаимоотношение “икона — Первообраз” с точки зрения христологии: Сын Божий — Христос есть образ-икона Отца. Преподобный Иоанн пишет: “Итак, живой, естественный и неизменный образ (№ e„kиn) невидимого Бога есть Сын, носящий в Себе всего Отца, во всем с Ним тождественный, различающийся только в отношении к причине, ибо причина естественная — Отец, имеющее же причину — Сын…”38.
Взяв за основу христологию, преподобный Иоанн развивает далее богословие образа. И ниже мы рассмотрим роль образа-иконы, которая заключается в “выявлении” Невидимого39.
4. Проблема материальности икон
Иконоборцы отвергали иконопочитание, поскольку видели в нем поклонение материи: твари вместо Творца. Это видно из слов преподобного Иоанна, адресованных тем, кто “хулят материю как презренную”.  òàких взглядах преподобный Иоанн прослеживает влияние ереси манихеев. В защиту свой точки зрения он снова прибегает к примерам из Ветхого Завета, когда использование священных сосудов и предметов было установлено Самим Богом40. íîвозаветную эпоху Воплощение Бога, при котором Бог восприял материальное Тело, выявило “богоносный” потенциал материи. Ибо именно материя послужила “проводíèком” Божественного Самооткровения и носителем Божественной благодати.
5. Проблема человеко-обожения
Судя по доводам преподобного Иоанна, среди иконоборцев были и такие, которые допускали поклонение иконам Христа и Божией Матери, но никак не иконам святых. Чтобы богословски оправдать начертание образов святых, преподобный Иоанн приводит в качестве аргумента святоотеческое учение об обожении человека41. Ïðèзвание человека — стать богом по благодати через причастие Божественной жизни. Поэтому и почитание этих “богов” не есть идолопоклонство, а воздаяние чести Божиим друзьям, сонаследникам Христовым.
В подтверждение истинности своих богословских взглядов иконоборцы приводят и исторические доказательства того, что якобы иконопочитание осуждалось церковной традицией. Так, они цитировали иконоборческие высказывания святителя Епифания Кипрского, осуждавшего языческое отношение к иконам, и святителя Афанасия Великого, который критиковал особый род благочестия — хранение мощей в специальных сосудах42 и др. Преподобный Иоанн ссылается на обратные примеры из устной традиции Церкви, которые показывают, что иконопочитание вовсе не чуждо христианской Церкви иåå áîгослужебной практике43.
Все эти пять богословских доводов иконоборцев сводятся к одному — в конечном итоге иконопочитание есть ничто иное как идолослужение. Эти доводы имеют целью предотвратить поклонение твари вместо Творца, которое нарушает иерархию бытия.
Казалось бы, предотвращение идолослужения и есть однозначный ответ на вопрос о причине иконоборчества.
Однако слабая сторона подобного заключения в том, что оно исторически не соответствует ситуации, сложившейся в Церкви к началу VIII ñòîлетия. Иконы появились в Церкви гораздо раньше, чем богословские споры об их почитании. К VIII âåку богослужебная практика Церкви насчитывала несколько веков истории иконопочитания, не говоря уже о богатстве богословского наследия с его разработкой догматических деталей церковного предания. Еще при земной жизни Христа, согласно устной традиции Церкви, появился “Нерукотворный Образ” Спасителя. Фрески в римских катакомбах свидетельствуют о том, что иконографическое сознание было присуще Церкви с самых первых веков ее существования. Поэтому сам по себе богословский довод — “борьба против идолопоклонства” — не может пролить свет на истинные исторические причины взрыва иконоборчества. Почему именно в этот исторический момент иконопочитание вызвало такое активное сопротивление?
Чтобы ответить на этот вопрос, нам предстоит определить, какой из пяти вышеупомянутых доводов иконоборцев имеет не только богословский, но и “исторический” вес. Для этого мы рассмотрим их в должном историческом, политическом и богословском контекстах той эпохи; это поможет нам проникнуть в исторические корни иконоборческого движения. Последнее и является нашей задачей в рамках этого исследования.
Глава 2
Краткий обзор современных научных теорий
îòносительно причин иконоборчества в VIII âåке
Современная богословская наука, располагая широкой базой исторических, археологических и богословских данных, по-разному оценивает важность того или иного фактора, возбудившего недовольство против почитания икон. Мы рассмотрим теории, которые выдвигают как обладающие решающим значением следующие причины:
1. Íåкоторые ученые склоняются к мысли о том, что в основе всех иконоборческих споров лежит христологический вопрос: как истолковать Боговоплощение — единение человеческого с Божественным во Христе.
2. Íåредко иконоборчество VIII ñòîлетия считается следствием столкновения христианства с нововозникшей религией — исламом.Ïðè этом борьба с иконами трактуется
а) как результат политического давления на императора со стороны сил ислама;
б) как результат богословских споров между мусульманами и христианами.
3. Íåêîòîðûå èç ñîâðåìåííûõ âèçàíòîëîãîâ ïðåäïîëàãàþò, ÷òî êàìíåì ïðåòêíîâåíèÿ â âîïðîñå îá èêîíàõ áûë ñòàòóñ материи: как тварное соотносится с Нетварным. В нашей 3-й главе мы подвергнем анализу эту теорию и остановимся на ней как наиболее правдоподобной из вышеперечисленных. В 4-й, заключительной, главе мы постараемся доказать, что этот вопрос о богословском статусе материи является лейтмотивом всех высказываний, приведенных преподобным Иоанном в защиту икон и, следовательно, непосредственной исторической предпосылкой, вызвавшей вспышку иконоборческого движения.
Но сначала мы рассмотрим, на каких основаниях мы отклоняем две другие вышеприведенные теории об исторических причинах иконоборчества.
Учение о двух природах во Христе
как основная причина иконоборчества
В § 4–744ïðåïîäîáíûé Èîанн приводит примеры из Ветхого Завета, запрещающие изображение невидимого Бога.  êîíтексте христианского иконопочитания подобные возражения могли быть выдвинуты против икон Христа как Воплощенного Бога, ïîэтому вопрос об “изображаемости” Христа и стал центром богословских споров. Êîгда иконоборцы цитировали ветхозаветные запрещения изображения Бога, они имели в виду гораздо более изощренный богословский аргумент, нежели прямое и наивное утверждение, что Христос есть Бог и как Таковой не может быть изображен.Èõ áîгословская позиция принимала во внимание, что Христос — не просто Бог, а Бог Воплощенный, восприявший в Свою Ипостась также и человеческую природу; они никогда не подвергали сомнению полноту человеческой природы Христа. Но в центре внимания стоял вопрос о том, как эти две природы — Божественная и человеческая — соотносятся во Христе45. По мнению иконоборцев, если мы поклоняемся иконам, мы почитаем только человеческую природу Христа как единственно изобразимую в материальных красках, поскольку Его Божество мы изобразить не можем, и всякая попытка сделать это подпадала бы под запрещение ветхозаветных заповедей. Î÷åвидно, что подобные вопросы в VIII âåке являются отдаленным отзвуком христологических споров Халкидонского периода, когда IV Вселенский Собор положил в основу церковного учения о Христе догмат о двух природах в Его единой Ипостаси. Действительно, подобная точка зрения находит свое отражение в трактате преподобного Иоанна. Христологическое измерение в богословии иконопочитания у преподобного Иоанна отражается в следующих словах: “Вместе же с Царем и Богом поклоняюсь багрянице тела (Ўlourg…da toа sиmatoj) не как одежде и не как четвертому лицу; нет! Но как соединенной с Богом и пребывающей без изменения и как Помазавшему ее. Ибо естество плоти не сделалось Божеством, но как Слово стало плотью непреложно, оставаясь тем, чем Оно было, так и плоть стала Словом, не потерявши того, что она имеет, отождествившись же со Словом по ипостаси (tautizomљnh dќ m©llon prХj tХn LТgon kaq’ ШpТ-stasin)”46.
Мнение, что на иконе возможно изобразить только видимое, то есть человечество Христа, и тем самым разделить два Естества, было свойственно монофизитам. Их опасение впасть тем самым в ересь несторианства послужило для них причиной отказа от икон. Таким образом, учение о Христе действительно играло важную роль для обеих сторон в спорах об иконах, ÷òî ïîçäнее явно отразилось в документах Соборов Церкви и в некоторых апологетических писаниях в защиту икон47.Íà îñновании этих документов ученые-византологи, например, Г. Острогорский, заключают, что иконоборчество выросло под давлением полемики о Христе48â îáщем, и в частности, из-за влияния монофизитства, êîторое, как думает Острогорский, и стало основной причиной столкновений между противниками и почитателями икон. Распространение ислама, как выражается Острогорский, было лишь добавочным фактором того, что “ðàçдуло тлеющее недоверие к иконам в настоящий пожар”49.Ïîдобной точки зрения придерживаются и некоторые из современных византологов50. При этом они обычно приводят как доказательство документы ІІ Никейского Собора51, Деяния VII Вселенского Собора52è ñëóчай с Филоксением Маввугским53. Ýòè èñторические данные свидетельствуют о том, что монофизиты, как мы уже говорили выше, отвергали иконы по той причине, что изображение только видимой природы Христа человеческой — равносильно разделению двух“нераздельных” природ во Христе. Нарушение этоãî åäèнения “из двух природ” (™k dÚo) â èõ ïîнимании было вопиющим несторианством. Иконоборцы приводили следующий довод: “Как тогда сии нечестивцы смеют отделять Божество Христа от Его плоти и изображать только эту плоть, как если бы это была плоть обычного человека?”54.
С точки зрения географии также вполне реально предположить, что монофизиты были причиной иконоборческих нестроений в Церкви, ибо с середины VI ñòîлетия Антиохийский Патриархат находился в регионе особо активного влияния монофизитского учения55.
Должны ли мы поэтому предположить, что изложенные в § 8 äîводы преподобного Иоанна о невозможности изображения Божества адресованы монофизитам? Òîгда и вся подборка ветхозаветных примеров, на которые отвечает преподобный Иоанн, легко укладывается в рамки монофизитских дебатов об учении m…a fÚsij — åäèной природе Христа. Несомненно, богословское видение монофизитства воскресило ветхозаветные запреты, наполнив их новым содержанием и актуальностью.
Несмотря на всю логическую стройность этой теории, ряд аргументов указывает на ее несостоятельность. Во-первых, христологический акцент в доводах иконоборцев выкристаллизовывается позднее âðåмени написания преподобным Иоанном ïåðвого трактата об иконах. Тем более примечательно, что иконы отвергались на основании не только несторианской ереси, но и самого монофизитства. Так, П.Александер, критикуя позицию Острогорского относительно так называемых “анти-монофизитских”âûсказываний преподобного Иоанна, полагающих учение о Христе в основу полемики об иконах, пишет: “Рассматриваемый текст, åñли читать его в подобающем контексте, âîвсе не подразумевает художественные изображения, а просто отвергает в порядке вещей монофизитство и несторианство как [ошибочные] учения о Христе”56.
Александер видит в этих текстах не столько “ответ” на богословский выпад со стороны противников икон, сколько обычное исповедание веры в знак верности Халкидонскому догмату о Христе.В частности, выражение багряница тела (№ ¡lourg…j toà sèmatoj) для Острогорского является свидетельством привычного антимонофизитского лексикона. Термин багряница (¡lourg…j) использовался IV Âñåленским Собором для осуждения монофизитского представления о человеческом естестве Христа. Но Александер замечает, что это выражение используется наряду с другим термином — четвертая ипостась, которое в свою очередь применялось тем же Собором по отношению к человеческому естеству Христа как выражение несторианской ереси57.
К тому же необходимо добавить, что иконоборцы сами были противниками монофизитства, причем не менее ярыми, чем иконопочитатели. Для них изображение Христа представляло богословскую угрозу Халкидонскому догмату, èáî åñли на иконе изобразить и человеческую, и Божественную природы Христа, ýòî ïðèведет к их слиянию и смешению, что и является заблуждением монофизитства. Òàê áîязнь причастности монофизитству стала одной из причин, по которой противники икон осуждали церковную иконографию.
Можно допустить, что полемика между халкидонскими Церквами и монофизитами относительно учения о Христе возбудила интерес к вопросу о том, насколько оправдано написание икон Христа с точки зрения ортодоксального богословия.Íî ñîвременная богословская и историческая наука не обладают достаточным количеством документальных сведений и материалов, чтобы утверждать, что полемика между монофизитами и их оппозицией затрагивала напрямую вопрос о почитании икон58.
Таким образом, вероятность того, что монофизиты как противники иконопочитания стали основной причиной восстания иконоборческого движения внутри основной Церкви, весьма мала.
Можно также добавить, что в исторических документах монофизитов — в их дошедших до нас писаниях — отсутствуют прямые высказывания, выявляющие их негативное отношение к иконам. Напротив, согласно исследованию С. Брока, археологические и уцелевшие исторические памятники монофизитских церквей в византийскую эпоху свидетельствуют скорее об обратном, а именно — что иконы и образа были частью монофизитской богослужебной практики. Так, Брок приводит в пример известную Авгарскую икону в Едессе, Райский цикл в Бейруте, иконографические росписи святилища в Амиде и различные иллюстрированные рукописи59. Возвращаясь к трактату преподобного Иоанна, нужно отметить, что учение о Христе, затронутое автором, совершенно очевидно не относится к антимонофизитской апологетике, а представлено в гораздо более широкой перспективе — перспективе всей истории Богооткровения60.
Во-вторых, ãëàâный довод Острогорского основывается на писаниях Михаила Сирийского, в которых упоминается иконоборческий собор 754 года, а также на богословских взглядах императора Константина V Копронима (741-775) — сина и престолонаследника императора Льва III. Îáà ýòè èñточника отно—ñятся к более позднему периоду иконоборческих споров и не могут быть ответом на вопрос, что толкнуло иконоборцев на открытое выступление несколькими десятилетиями ранее. Упомянутые источники отражают более позднюю богословскую концепцию, она сформировалась уже как следствие тех исторических событий,êîãäà êàæäàÿ èç ñòîðîí ïûòàëàñü îïðàâäàòü ñâîè äåéñòâèÿ è äàòü èì äîãìàòè÷åñêîå îñíîâàíèå. Èòàê, âûøåóïомянутые документы как результат не могут быть отражением первопричины церковных нестроений61.
В-третьих, ó÷åние о двух природах во Христе в качестве догматической основы иконопочитания гораздо менее разработано у преподобного Иоанна в его первом трактате, чем, скажем, у преподобного Феодора Студита. Последний делает четкое различие между изображением ипостаси (ШpÒstasij) è èçîбражением сущности (oÙs…a)62. Èíтересно, что мы находим у преподобного Иоанна как бы зарождение этой мысли: “природа не существует сама по себе, но явлена в ипостасях”63. Но для нас решающим является тот факт, что это положение, центральное для последующих апологетов иконопочитания, у Иоанна встречается не в антииконоборческих писаниях (что было бы естественным, если принять точку зрения Острогорского), а в его более общем трактате “Точное изложение православной веры”. Значит, мы можем заключить, что христологический аргумент не играл решающей роли на этом этапе иконоборческой полемики64.
И наконец, наш последний аргумент против мнения Острогорского состоит в том, что исторически ислам сыграл более важную роль, чем просто “подлил масла в огонь”, как это видно из следующего раздела.
Мнение, представляющее византийское иконоборчество
следствием столкновения христианства
с недавно возникшим исламом
Чтобы дать как можно более объективную оценку политическим и церковным событиям начала VIII âåка, необходимо принять во внимание важнейший исторический факт — зарождение и стремительное распространение мусульманского вероисповедания. Так, недооценивая масштабы влияния ислама, Острогорский ошибочно сузил проблему иконоборчества до внутрицерковной ситуации.
Большинство современных византологов склоняется к мнению, что иконоборчество 720-х годов связано со стремительным ростом мусульманских сил65.Âðåмя царствования Льва III áûло отмечено непрекращающимся соперничеством с арабами с самого начала его прихода к власти. Так, в 718 ãîäó, ãîä ñïóñтя после его возведения на императорский трон, îí áûë âîâëå÷åí â âîéíó ñ àðàáскими ордами, в которойåìó óäàлось одержать блестящую победу66.Åñтественно, что климат политического противоборства между исламом и христианством не мог не отразиться и на отношении к Церкви: все, что могло бы послужить к политической дискредитации христианства, должно было быть истреблено. Ýòèì è îáúясняется активное вмешательство императора в церковную жизнь, в данном случае — в раздувание иконоборческой смуты в Церкви. О его ведущей роли в этом начинании можно сделать вывод из первого трактата преподобного Иоанна “В защиту иконопочитателей”67. Àâтор открыто и бесстрашно бросает императору вызов:
“Побуждаемый нестерпимым страхом [Божиим], я решился говорить, высоту царей не полагая выше истины <…>èç áûâших издавна немного таких, которые пренебрегли бы повелениями царей, зная, что над земным царем есть Небесное Царство и что законы обладают и царями”68.
Из приведенного текста вмешательство императора очевидно. Однако каким образом ислам подстегнул императора на открытое выступление против икон — этот вопрос остается неразрешенным. Диктовалась ли стратегия императора богословскими мотивами или же была следствием чисто политического соперничества с мусульманами? Мнения византологов по этому вопросу расходятся.
a)Ïîлитическая основа возможного влияния ислама
Известный ученый историк Г. Ладнер склонен считать, что иконоборческий кризис был следствием политического противоборства между Церковью и государством. Политика иконоборчества со стороны императора явилась реакцией на видимое изображение civitas Deiíà çåìле и “êóëüминацией цезаре-папистской теории”69.Èìператор знал, что перед лицом угрозы со стороны мусульманских сил власть в государстве должна была быть централизована до последних пределов. Император также понимал, что видимые изображения небесного Царя — Христа и Его небесных сил — могли как-то подсознательно стать если не угрозой, то по крайней мере помехой в раздувании культа власти царя земного — самого императора Льва III.
Действительно, ряд исторических сведений выстраивается в логическую цепочку, ведущую к заключению, что иконоборчество является следствием политической стратегии императора, власть которого нуждалась в централизации перед лицом угрозы со стороны набиравшего силу ислама.
Во-первых,êîгда император был помазан на царство в 717 г., он не проявлял никаких иконоборческих взглядов или тенденций. Напротив, на короне Льва III áûë ãåðá åãî ïðàâëåíèÿ, íà îäной стороне которого была изображена диадема, поддерживающая крест, а на другой — образ Божией Матери70. Â ðàíние годы своего правления он также несколько раз принимал участие в богослужениях и крестных ходах с одной из наиболее почитаемых икон Константинополя Одигитрией (`Odhg»tria), îñîбенно во время осады Константинополя, когда он совершил крестный ход с иконой вдоль стен осажденного города, чтобы поддержать боевой дух его защитников71.
Во-вторых, византийский культ императора имел долгую предысторию, корни которой уходят еще во времена Древней Греции. Ñ âîцарением христианского императора культ стал истолковываться с богословской точки зрения и занял прочное место в церковно-обрядовой практике. Поэтому поклонение изображениям императора не вызывало протеста у христиан как идолопоклонничество, несмотря на поразительное внешнее сходство с ритуалом языческого жертвоприношения72.Ñàмосознанию Льва как византийского императора была свойственна идея о том, что он является священным лицом, наделенным некоей Божественной властью, и действует как бы во имя и от лица Самого Бога. Это притязание императора на священный чин ясно выражена в письме к Григорию II: “ß öàðü è ñâÿщенное лицо”73.
В третьих, веским аргументом в поддержку мнения Г. Ладнера является тот факт, что во времена иконоборчества на смену церковной иконографии пришло светское искусство с изображениями императора, которыми были украшены церкви, здания, монеты и даже публичные торжища74. Òî åñòü èêîнография, превращенная в живопись, стала орудием в созидании политического культа личности императора.
Наконец, у самого преподобного Иоанна можно найти высказывания, порицающие императора за его политическое вмешательство в дела Церкви. Так, во втором трактате “В защиту иконопочитания” он пишет:“Íå äåло царей устанавливать законы для Церкви <…> Дело царей — политическое благоустройство; церковное же управление есть дело пастырей и учителей. Это вторжение сюда, братья, разбойничье”75.
Несмотря на всю логическую завершенность аргументов Ладнера, надо заметить, что у преподобного Иоанна очень мало внимания уделяется политике и вопросу власти императора, особенно в его Первом трактате в защиту икон.Õîтя Ладнер заострил внимание на политическом климате того времени, его подход остался несколько односторонним, так как было упущено из вида богословское содержание иконоборческих споров.À âåäü ïî÷ти весь Первый трактат носит характер скорее богословского спора, нежели политического.
Итак, то, что подвигло императора Льва III íà èêîноборческий указ, остается, по выражению известного византолога Э. Мартина, “занятной исторической загадкой”76.
Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо иметь более целостное представление о происходившем в 720-е годы, приняв во внимание совокупность всех вышеизложенных факторов — и политических, и исторических, и религиозных77. Äëÿ ýòîãî îñòановимся на последнем не затронутом вопросе — богословская реакция христианства на столкновение с исламом.
б) Áîгословская сторона столкновения между исламом и христианством
Некоторое византологи видят в иконоборчестве результат богословского влияния на христианскую Церковь восточных и семитских движений. Обычно они приводят в пример иконоборческий указ 721 года, изданный халифом Язидом II ïîä âëèÿнием противника христианства каббалиста Тессараконтапихуса (греч. Tessarakontap…cuj). ×àродей прорек Язиду 30 лет благовремения и мирного правления, если тот очистит города своего халифата от христианских икон78. Âàсильев предпринял попытку доказать, что тот же Тессараконтапихус есть некий сириец Бесер, êîторый упоминается у Феофания (402, 405) è áûë âõîæ â âûñшие круги императорского двора Льва III79. Òàêæå â àðàáских источниках, как, например, документ Khitab al ‘UyunXI âåка80, óïîминается сын сорока локтей при дворе Льва III81. Ìíîгие византологи склоняются к мнению, что благодаря этому сирийско-еврейскому чародею, под прямым влиянием которого находился Лев, иконоборческое мировоззрение ислама оказало на императора решающее влияние. Некоторые исторические документы, относящиеся к более позднему периоду, подтверждают эту точку зрения82. Ãèпотеза о семитском влиянии находит себе поддержку в писаниях святителя Германа Константинопольского. Îí îáвиняет евреев в том, что они «не только теперь, но часто порицали нас за это (идолопоклонство в иконопочитании), и будучи якобы “истинными целителями идолопоклонства”, пытаются опорочить чистую и Божественную веру нашу и стремятся воспрепятствовать нам в нашем поклонении рукотворным [îáразам]»83. Åñëè ïðèíÿòü âî âíèìàíèå ñâèäåòåëüñòâî ïàòðèàðõà Ãåðìàíà, òî îòдельный исторический инцидент с семитом-чародеем при дворе Льва предстает как отражение более широкого контекста богословского противоборства между христианским и исламским мирами.
Несомненно, полемика между мусульманскими и христианскими богословами повлекла за собой более критическое отношение христиан к церковной богослужебной практике и особенно к тем ее элементам, которые были порождением народного суеверия. Òàê, ïðîòîèåðåé Èîàíí Ìåéендорф считает, что указ императора Льва III является апологетической реакцией на распространение ислама, имеющей целью положить конец суеверию вокруг икон84. Император, по мнению отца Иоанна Мейендорфа, не мог остаться равнодушным к обвинениям против Церкви, которая в глазах обвинителей поощряла поклонение тварным идолам-иконам вместо Творца. Император предпринял шаги к тому, чтобы очистить церковное богослужение от идолопоклоннических “заблуждений”, дабы лишить ее противников почвы для обвинений. Â ïåреписке императора Льва с халифом ‘Óìàром II, ïðåäшественником Язида, находится важное подтверждение позиции протоиерея Иоанна Мейендорфа85. ‘Óìàð IIñòðîго следовал всем предписаниям мусульманского благочестия и отличался нетерпимостью к “неверным”, то есть христианам. Îí íàстойчиво подвергал критике многие христианские догматы, как, например, саму идею Боговоплощения: “Разве возможно предположить, чтобы Бог мог жить в плоти и крови, и в нечистой женской утробе?”86. Åãî ïîрицанию подверглись и многие обычаи христианской Церкви, как, например, почитание мощей и икон, в котором он видел открытое служение рукотворным идолам: “Ïîчему вы почитаете останки апостолов и пророков, а также образы Креста, который в древности, согласно закону, служил инструментом пыток?”87.
Если подобные нападки мусульман действительно стали решающим поводом для политического преследования почитания икон, тогда трактат преподобного Иоанна адресован в первую очередь происламистски настроенным противникам христианства. Ìóсульманский монотеизм действительно налагает догматический запрет на все, что потенциально может стать идолом, ограничивающим или же заменяющим Божество88;ðàçвитие мусульманской традиции акцентирует этот отказ от всякого рода изображений как потенциального источника бесовских ïîðóãаний89. Ë. Áàðíàðä íå èñключает, что немалую роль в формировании мусульманского иконоборческого мировоззрения сыграла ригористичность евреев по отношению к языческим обычаям. Ìíîгие евреи принимали ислам и занимали важные политические должности в халифате; вследствие этого сложился общественный климат, в котором с подозрением смотрели на всякое человеческое изображение в искусстве90.
Семитские корни исламского монотеизма не допускают никакого видимого изображения Божества. Òå, êòî íå â ñîстоянии поверить и даже предположить возможность Боговоплощения, естественно склонны отвергать любые формы поклонения чему-либо видимому, так как любое такое поклонение будет идолослужением. Èêîнография христианской Церкви с ее изображением воплощенного Бога была настоящим соблазном для мусульманского мышления, поэтому, êîгда началась кампания против икон, первыми были уничтожены изображения Христа как воплощенного Бога91.Äëÿ èñлама Бог невидим, неописуем,íåизобразим ни в какой форме; именно эти свойства прåïîäîбный Иоанн перечисляет в §§ 4–8 ïåðвого трактата “В защиту икон”. Ïîэтому в мусульманских мечетях нет никаких изображений — ни человека, ни Бога, вместо этого мусульманское священное искусство предпочитает геометрические фигуры-арабески, которые неизменно направлены к Вездесущему, но Невидимому Центру.
Если взять за основу ту точку зрения, что исламское иконоборчество повлияло на Церковь, то все ветхозаветные ссылки о запрете богоизображений, на которые отвечает преподобный Иоанн, могли быть выдвинуты теми, кто сочувственно отнесся к обвинениям мусульман относительно идолослужения в Церкви. С первых глав трактата преподобный Иоанн обсуждает доводы именно такого рода.
Значит ли это, что император уступил натиску со стороны исламских богословов, что такое “богословское” противоборство с исламом и заставило подписать иконоборческий указ в 720-е годы? На самом деле в то время, когда иконоборческая смута обрушилась на Церковь, мусульманское священное искусство не исключало столь категорично изображений и образов92. Îíî ïðîдолжало быть изобразительным до конца VII ñòîлетия. Хотя иконоборческие настроения в исламе в некоторых регионах империи имели место и ранее, но âî âðåмена императорского указа о запрещении икон исламское искусство не ограничивалось только абстрактными изображениями93.
Но главный аргумент против мнения отца Иоанна Мейендорфа состоит в том, что в противоборстве между исламом и христианством император Лев наравне с преподобным Иоанном занимал сторону христианства, а не сторону мусульман;îòвет Льва Óìàру является убедительным тому доказательством. В этом документальном источнике император предстает как глубоко верующий и убежденный христианин. Так, хотя он и пишет ‘Умару, что они оба веруют “в единого Бога”, но все-таки пытается всячески убедить своего противника поверить в Божество Христа94,òàê ÷òî ýòîò äîкумент свидетельствует не только о чистоте христианской веры императора, но и о его незаурядном даре как апологета, обладающего глубоким богословским видением.
Следующие отрывки из переписки явно демонстрируют, что император и преподобный Иоанн придерживались одного и того же мнения касательно исламского отказа от каких-либо изображений. Мы приведем в качестве примера только две из многих параллелей.
Во-первых, Лев и преподобный Иоанн ссылаются на один и тот же довод, взятый из Ветхого Завета. Ëåâ ïèшет: “Âñå-òàки, находя в Ветхом Завете, что Божественная заповедь повелевает Моисею изваять образ херувима на кивоте ковчега; и будучи воодушевлены искренним сочувствием ученикам-последователям Господа, горевшим любовию к Самому Спасителю, мы всегда испытывали желание сохранить их образы, которые мы унаследовали с тех времен, как их живое изображение”95.
Подобная мысль встречается и у преподобного Иоанна: “Âîò è äåла рук человеческих, и подобия херувимов. Итак, каким образом ради закона отрицаешь то, что закон повелевает делать?”96.
Во-вторых, ìû ìîжем привести к их писаниям более точную параллель, которая касается вопроса почитания мощей. Почитание останков святых, также как и иконопочитание, было причислено противниками Церкви к языческому идолопоклонению. Âîò êàê Ëåв отвечает Óìàру: “Îòносительно мощей я предлагаю тебе следующее, и с большим желанием, так как я приметил в тебе зависть к славе Святых Божиих и их мощей, которые Бог провозгласил быть своим жилищем”97.
Подобное выражение встречается и у преподобного Иоанна, который называет святых “жилищем Божиим”98.
Рассмотрев более подробно источники и исторические документы, мы можем заключить эту главу утверждением, что те теории современных историков-византологов, которые пытаются представить иконоборчество 720-х годов как результат уступки со стороны императора мусульманской критике христианских обычаев, должны быть отвергнуты как несостоятельные.Ñàì ïî ñåбе этос ислама, исключающий изображения, не мог подвигнуть христианского императора на выступление против Церкви. Как мы видим из первого трактата, преподобный Иоанн вовсе не приписывает каких бы то ни было мусульманских взглядов своим противникам;ýòî òåì áîлее примечательно, если принять во внимание, что преподобный Иоанн был в совершенстве знаком с мусульманским богословием99è íàписал целый отдельный трактат, где раскрывает заблуждения мусульìàí100.
Список сокращений
Mansi |
— |
Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio / Ed. D. Mansi. Florence–Venice, 1759–1798 |
PG |
— |
Patrologiae cursus completus. Series graeca / Ed. J.-P. Migne. Paris, 1857–66. |
PL |
— |
Patrologiae cursus completus. Series latina / Ed. J.-P. Migne. Paris, 1857–66. |
PTS |
— |
Patristische Texte und Studien |
(Продолжение следует)
1См. Meyendorff J.A Study of Gregory Palamas. London, 1959 — íаиболее удачный анализ учения святителя Григория Паламы в свете Восточной святоотеческой традиции.
2Преподобный Иоанн Дамаскин. Три защитительных слова против отвергающих святые иконы 1, 24. S. 114. Çäåñü è äàëåå ññûëêè äàþòñÿ â íàøåì ïåðåâîäå íà êðèòè÷åñêîå èçäàíèå òâîðåíèé Ïðåïîäîáíîãî â ãðå÷åñêîì ïîäëèííèêå: Die Schriften des Johannes von Damaskus. Vol. III. / Ed. B. Kotter// PTS 17. Berlin, 1973. Ñóùåñòâóåò íåïëîõîé ïåðåâîä Â. Â. ×åðòûêèíà, âîøåäøèé â 1—é òîì Òâорений преподобного Иоанна под редакцией А. Сагарды (см. Полное собрание творений Св. Иоанна Дамаскина / Ред. А. Сагарда. СПб., 1913. С. 347–372). Несмотря на это, вышеупомянутому изданию Б. Коттера отдано предпочтение, поскольку, обладая академической достоверностью, оно предлагает наиболее полный анализ всех рукописей, содержащих подлинный текст “Слова”. Аналогичные академические издания использованы при всех остальных ссылках на святоотеческие и исторические первоисточники.
3Sitz im Leben — принцип, выдвинутый немецкими богословами XIX века, когда при изучении писаний богослова рассматривается совокупность исторических, политических, культурных и богословских факторов, которые в той или иной степени могли повлиять на формирование богословского взгляда, запечатленного в рассматриваемом документе.
4В этом исследовании мы ограничиваемся ранним периодом иконоборческих споров, относящихся ко времени написания преподобным Иоанном “Первого слова”. Дальнейшее развитие богословских доктрин как иконопочитателей, так и иконоборцев выходит за рамки настоящей работы.
5См. Святитель Иоанн Иерусалимский. Житие иже во святых отца нашего Иоанна Дамаскина (=Vita S. P. N. Joannis Damasceni // PG 94, 429A–489B). Научный анализ документа см. у Langen J. Johannes von Damaskus. Gotha, 1879.
6Издание арабского “жития” см. Bacha C. Biographie de saint Jean Damasc–ne, texte originale arabe / Ed. C. Bacha. Harissa, 1912.
7См. Сагарда А. Арабское житие св. Иоанна Дамаскина // Полное собрание творений Св. Иоанна Дамаскина. Т. 1. С. 2.
8Langen J. Johannes von Damaskus. C. 19.
9Согласно позднейшим историческим данным, íàèáîëåå âåðîÿòíî, ÷òî îí ðîäèëñÿ â 675 ãîäó (cì. Kazhdan A. John of Damascus //The Oxford Dictionary of Byzantium. Vol. 2. Oxford, 1991. P. 1063), хотя J. Hoeck (Lexikon fur Theologie und Kirche. Cols. 5:1023–26) придерживается мнения, что Иоанн родился в 650 году.
10См. Святитель Иоанн Иерусалимский. Житие преподобного Иоанна Дамаскина // PG 94, 461–464.
11См. Протоиерей Г. Флоровский. Восточные отцы V–VIII âåêîâ. Ïàðèæ, 1990. Ñ. 229. Áîëåå òî÷íóþ äàòó ñìåðòè ïðåïîäîáíîãî Èîàííà ïðåäëàãàåò S. Vailh— (Йchos d’Orient. Vol. 9. Paris, 1906. P. 28–30) — 4 декабря 749 года.
12См. тома 7, 12, 17, 22, 29 в многотомном издании Patristische Texte und Studien под ред. B. Kotter.
13Большинство византологов считают, что “Слово” было написано в 726 году (см. Протоиерей Г. Флоровский. Восточные отцы V–VIII âåêîâ. Ñ. 230; Сагарда А. Святой Иоанн Дамаскин и его литературная деятельность // Полное собрание творений Св. Иоанна Дамаскина. Т. 1. С. XVII).
14Vassiliev A. A. History of the Byzantine Empire. London, 1952. P. 199.
15Ostrogorsky G. History of the Byzantine State. Oxford, 1968. P. 92 след.
16Vassiliev A. A. History… P. 200 след.
17Ostrogorsky G. Les d№buts de la querelle des images // M№langes C. Diehl. Vol. 1. Paris, 1930. P. 235 след.
18Ostrogorsky G. History… P. 163; Vassiliev A. A. History… P. 259.
19Некоторые историки полагают, что в 726 году император еще не подписал декрет об иконоборческих действиях со стороны государства, а начал богословскую полемику против икон. И только когда устные увещевания императора не достигли желаемых результатов, он вынужден был прибегнуть к более активным мерам политического воздействия и объявить иконопочитание незаконным в указе от 730 года (см. Ostrogorsky G. History… P. 162 и Obolensky D.(Knowles D.) The Middle Ages, The Christian Centuries. Vol. 2. London, 1979. P. 89). С другой стороны, А. Васильев (History… P. 258) и M. Anastos (Leo III’s Edict Against the Images in the Year 726/7 and Italo-Byzantine Relations between 726 and 730 // Polychordia. Festschrift Franz Dolger / Ed. P. Writh. Band III. Amsterdam, 1968. P. 7) считают, что император издал два указа: первый в 726 году и второй в 730 году.
20Св. Феофан Летописец. Летопись (= Chronographia. Voll. 1–2 / Ed. C. de Boor. Leipzig, 1883). С. 406.
21Выражение из Еккл 3:1, перефразированное преподобным Иоанном (Защитительное слово 1, 15.S. 88).
22Alexander P. J.The Patriarch Nicephorus of Constantinople: Ecclesiastical Policy and Image Worship in the Byzantine Empire. Oxford, 1958. P. 47; ñð. ó ïðåïîäîбного Иоанна Дамаскина: “Места же, которые приводишь”. — Защитительное слово 1, 24. S. 114.
23Защитительное слово 1, 8. S. 81–82.
24Защитительное слово 1, 21. S. 110.
25Защитительное слово 1, 4. S. 77.
26Там же. S. 78.
27Защитительное слово 1, 8. S. 82.
28Защитительное слово 1, 4. S. 77.
29Защитительное слово 1, 8. S. 80–81.
30Защитительное слово 1, 6. S. 79.
31Защитительное слово 1, 5. S. 78.
32Защитительное слово 1, 15. S. 88.
33Там же.
34Защитительное слово 1, 8. S. 81.
35Защитительное слово 1, 8. S. 83.
36См. Быт 23:7; Быт 33:3; Нав 5:14.
37Защитительное слово 1, 8. S. 83.
38Защитительное слово 1, 9. S. 84.
39Более подробный анализ см. ниже в 4-й гл.
40Защитительное слово 1, 16. S. 91–92.
41Защитительное слово 1, 19–22. S. 94–96, 107–111.
42См. ниже.
43Защитительное слово 1, 23. S. 113–114.
44Защитительное слово 1, 4–7. S. 77 ñëåä.
45Защитительное слово 1, 4. S. 77–78; 1, 8. S. 82.
46Защитительное слово 1, 4. S. 77.
47См. Pelikan J. The Christian Tradition. A History of the development of Doctrine. The Spirit of Eastern Christendom (600–1700). Chicago, 1977. P. 115–117.
48В поддержку своего мнения Г. Острогорский (Studien zur Geschichte des byzantinischen Bilderstreites. Breslau, 1929. S. 22 f.; Ñîчинения православных апологетов // Seminarium Kondakovianum I. Prague, 1927. Ñ. 36) ïðèâîäèò âûäåðæêè èç ïèñåì Ïàòðèàðõà Ãåðìàíà è 82—ãî Ïðàâèëà Ñîáîðà 692 ãîäà, â êîòîðûõ èêонопочитание обосновывается с точки зрения учения о Христе.
49Ostrogorsky G. History… P. 161.
50Alexander J. The Patriarch Nicephorus… Ð. 53; Gero S. Byzantine Iconoclasm During the Reign of Leo III with Particular Attention to the Oriental Sources // Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium. Vol. 346. Subsidia. Tomus 41. Louvain, 1973. P. 26, 127; Barnard L. W. The Graeco-Roman and Oriental Background of the Iconoclastic Controversy. Leiden, 1974. P. 61, 143.
51Ср. свидетельство диакона Епифания в Mansi (список сокращений см. в конце статьи). Cols. 13:317–8.
52Ср. выступление Иоанна Кабальского против Севираâ Mansi. Cols. 13:183–4.
53Mansi. Cols. 13:179 ñëåä.; Brock S.Iconoclasm and the Monophysites // Iconoclasm / Ed. A. Bryer and J. Herrin. Birmingham, 1975. Р. 53.
54Hefele K. J. Histoire des Conciles / Transl. H. Leclerq. Paris, 1907. Р. 697.
55Mundell M. Monophysite Church Decoration // Iconoclasm / Ed. A. Bryer and J. Herrin. Birmingham, 1975. Р64; Ostrogorsky G. History… P. 161.
56Alexander P. J. Patriarch Nicephorus… P. 47.
57Там же. P. 48.
58Brock S.Iconoclasm... P. 57.
59Там же. P. 55–56.
60См. выше.
61Martin E. J.A History of the Iconoclastic Controversy.London, 1930. P. 121.
62Святитель Никифор Константинопольский. Три опровержения против Константина Копронима (= Antirrhetici tres adversus Constantinum Corponymum // PG 100, 206A–534D). Îïðîâåðæåíèå 3. Гл. 34 // PG 99, 405C.
63Преподобный Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры (= Expositio fidei // Die Schriften des Johannes von Damaskus. Vol. II. / Ed. B.Kotter // PTS 12. Berlin, 1973). Гл. 5. S. 120.
64Martin E. J. A History of the Iconoclastic Controversy. P. 121.
65Barnard L. The Graeco-Roman and Oriental Background… P. 11.
66Guilland R. L’exp¹dition de Maslama contre Constantinople (717–718) // Études byzantines. Paris, 1959. P. 109 след.
67Martin E. J. A History of the Iconoclastic Controversy. P. 110.
68Защитительное слово 1, 1. S. 66.
69Ladner G. B. Origin and Significance of the Byzantine Iconoclastic Controversy//Medieval Studies 2. N. Y., 1940. P. 140.
70Likhachev N. Sceaux de l’empereur L№on III l’Isaurien // Byzantion XI. Bruxelles, 1936. P. 473–474.
71Norwich J. J.Byzantium. The Early Centuries. London, 1990. P. 726.
72Филострогий. Церковная история (= Kirchengeschichte / Ed. J. Bidez // GCS 21 (reprint: Berlin, 1981)). Гл. 2, 17. S. 28.
73Mansi. Cols. 12:975.
74Grabar A.L’Iconoclasme byzantin, dossier arch¹ologique. Paris, 1957. P. 122–129.
75Защитительное слово 2, 12. S. 102.
76Martin E. J. A History of the Iconoclastic Controversy. P. 24.
77Там же. P. 27.
78Св. Феофан Летописец. Летопись. P. 401; Mansi. Cols. 13:197.
79Св. Феофан Летописец. Летопись. P. 400; Vassiliev A. A. The Iconoclastic Edict of the Caliph Yazid II, A. D. 721 // Dumbarton Oaks Papers 9–10. Cambridge, Mass., 1956. P. 30–31.
80Khitab al ‘Uyun. Khitab al ‘Uyun / Trans. by E. W. Brooks // Journal of Hellenistic Studies 19. London, 1899. P. 26.
81Starr J. An Iconodulic Legend and its Historical Basis // Speculum 8. Cambgidge, Mass., 1933. P. 501–502.
82Святитель Никифор Константинопольский. Три опровержения... Îïðîâåðæение3. Ãë. 84 // PG 100, 528–532; Св. Феофан Летописец. Летопись. P. 405, 410.
83Святитель Герман Констатинопольский. Письмо к Фоме, епископу Клавдопольскому (Ep. ad Thom. = Epistola IV ad Thoman episcopum Claudopoleos // PG 98, 164D–193D) // PG 98, 168A.
84J. Meyendorff. Byzantine Views of Islam // Dumbarton Oaks Papers 18. Cambridge, Mass., 1964. P. 127. (Ðóññêèé ïåðåâîä ñòàòüè îòöà Èîàííà Ìåéåндорфа см.: Альфа и Омега. 1995. № 4(7); 1996. № 2/3 (9/10). — Ред.)
85Jeffery А. Ghevond’s Text of the correspondence between ‘Umar II and Leo III // Harvard Theological Review 37. Harvard, 1944. P. 269–332.
86Там же. P. 278.
87Там же.
88Wensinck A. J. A Handbook of Early Muhammadan Tradition. Leiden, 1927. P. 108.
89Arnold T. W. Painting in Islam. Oxford, 1928. P. 5.
90Barnard L. W. The Graeco-Roman and Oriental Background… P. 14.
91Согласно историческим источникам, первой была низвергнута и попрана икона Спасителя в Халки (Св. Феофан Летописец. Летопись. P. 405;Vassiliev A. A.History… P. 258).
92Cresswell K. A. C. The Lawfulness of Painting in Early Islam // Ars Islamica 11–12. Michigan, 1946. P. 160–161.
93Там же. P. 166.
94Barnard L. W. Byzantium and Islam. The Interaction of two Worlds in the Iconoclast Era // Byzantinoslavica 36. Prague, 1975. P. 35.
95Jeffery А. Ghevond’s Text… P. 322.
96Защитительное слово 1, 16. S. 92.
97Jeffery А. Ghevond’s Text... P. 319.
98Защитительное слово 1, 20. S. 96.
99Becker C. H. Christische Polemik und islamische Dogmenbildung // Islamstudien. Vol. 1. Leipzig, 1924. S. 426.
100Преподобный Иоанн Дамаскин. Прение между христианином и сарацином (= Disputatio christiani et saraceni // Die Schriften des Johannes von Damaskus. Vol. IV / Ed. B. Kotter// PTS 22. Berlin, 1981). S. 419–438.