«Когда этих бабушек слушаешь – как будто жития святых читаешь», — говорил мне в эту мою поездку на Украину отец Анатолий, наш знакомый местный батюшка. Да что там знакомый, просто близкий друг.
Мы ехали в село Великая Знаменка, где он служит, и отец Анатолий увлеченно и с большой нежностью рассказывал о своих стареньких прихожанках, с которыми собирался меня познакомить, и которым уже за 90 лет.
«По ним пройдешься, пообщаешься — и прямо благодати наберешься, — говорил он. — У них все по-настоящему — вера, добро, любовь. Мы у этих людей живем взаймы, понимаешь? Пока они с нами, светят нам, греют, молятся, пока духовный опыт с нами разделяют, в этом мире еще что-то хорошее происходит»…
Дед в фартуке и нецензурная брань
Бабушка Маша… Она давно похоронила мужа, а потом и сына, который ее досматривал. И сама уже два раза собиралась умирать. Звала отца Анатолия ее «напоследок» исповедовать и причастить, но жива до сих пор. Перед одной из своих «смертей» она и рассказала эту историю…
…Мария родилась и почти всю жизнь прожила в Знаменке. Родители у нее были верующими. В советское время их местный храм, как и многие, был разрушен, и семья ходила на службы в соседнее село — Каменку.
Гонения на церковь усиливались, антицерковная пропаганда тоже, и когда Маша стала подростком, то в храм уже не ходила.
В послевоенное время девушка уехала в Запорожье — работать на завод. Атмосфера в среде, куда попала Маша, была не из лучших. «Все сквернословили и много еще чего делали, — вспоминает она. — Постепенно я тоже втянулась, привыкла ругаться «по-черному», вообще научилась нехорошему»…
Вскоре Мария вышла замуж и родила ребенка. После родов возникли сильные осложнения. И через какое-то время она уже не могла ни есть, ни вставать с кровати. Машу перевели в отдельную палату для безнадежных — умирать.
«Сначала медсестра заходила чем-то мне помочь, а потом перестала. Иногда только заглядывала проверить — жива ли я еще».
Однажды дверь в палату Марии открылась и вошел какой-то «дед в фартуке».
«Дитятко, тебе тяжело?» — спросил он девушку. «Тяжело». «Ну ничего, вставай, вот тебе тапочки, и иди за мной». «Да как же я пойду? — удивилась Маша. — Я даже сесть сама не могу. Умираю я». «А я тебе помогу», — говорит старичок.
Он взял Марию за руку, поднял с кровати, довел до двери, открыл…
«А вместо коридора — дорога, небо и храм, — вспоминает она. — Завел старик меня в притвор, а там две двери в разные стороны».
«Хочешь посмотреть, что за этими дверями?» — спрашивает. «Хочу!».
Открыл дед одну дверь — там свечи горят, иконы, и как будто ангелы поют… И радость и спокойствие необыкновенные. «Нравится?»… «Нравится, дедушка!»
Открыл вторую. А там тьма и копошение какое-то. И страх оттуда леденящий. У Марии внутри все обмерло от ужаса. «А здесь нравится? Хочешь сюда?» «Нет!» «Так знай, кто сквернословит, сюда попадает», — сказал старичок.
Потом отвел Машу обратно в палату, посадил на кровать и вышел. И тут же медсестра заходит… «Ты как села?!? Ты же того…. этого…».
«Меня дедушка с бородой и в фартуке посадил. Он меня и в храм водил». «Какой дедушка? Профессор наш?» — спрашивает медсестра, а сама с подозрением посматривает на нее — все ли с головой в порядке.
Позвали профессора. Он осмотрел — все хорошо, температура в норме … «Кушать хочешь?» — спрашивает. «Очень хочу!».
Вскоре Марию выписали. А еще через некоторое время она с семьей поселилась в своём родном селе и как-то попала на службу в храм, куда ее мать водила девочкой.
«А там с правой стороны — дед в фартуке, тот самый, — радостно говорит она. — А потом я узнала, что это не просто дед, а Серафим Саровский. И не фартук у него, а епитрахиль»…
«После этого случая бабушка Маша (а тогда ещё просто Мария) из храма уже ни ногой, не смотря ни на какие гонения, — рассказывает отец Анатолий. — Кем только там не работала. А потом и церковь в нашей Знаменке восстанавливала и открывала. Пока были силы, все там делала. А сейчас все спрашивает меня: «Батюшка, когда же я умру?». А я ей отвечаю: «Бабушка Маша, не умирайте, лучше помолитесь за нас»…. Ведь это люди, молитвами которых мы живём…»
Свадьба по-партийному
Бабушка Ксения совсем неграмотная. Но ещё в детстве многие молитвы знала наизусть. Родители всегда брали девочку с собой в храм. Да и дома у них много молились, и часто кто-нибудь из взрослых читал вслух Писание.
Когда была молоденькой девушкой, полюбила парня, Сергея. И он её. Тянуть долго не стал — пришёл свататься. И все бы хорошо, но семья жениха была неверующей. Более того, сам Сергей — партийный работник. А отец вообще из комиссаров. Родители же Ксении категорически отказались выдавать дочку замуж без венчания.
«Папаша-комиссар попыхтел-попыхтел, а потом, скрипя зубами, согласился, — вспоминает старушка. — Расписались. Но когда подъезжали к церкви, он на подножку стал и никого из машины не выпустил. Обманул нас. Приехали домой. Как я горько плакала! Понимала, что без разрешения такого папы никто нас не обвенчал бы. Времена-то какие…»
Вскоре в семье родился первенец. И сразу заболел. Температура высокая, чахнет прямо на глазах. Врачи сказали: «Не жилец».
Тогда поехала Ксения в церковь в Каменку (в ту самую, где Мария увидела на иконе своего «деда в фартуке»). А там был мужичок чудаковатый. Все его звали «блаженный Никола».
«Я в церкву ту захожу, плачу, от слез ничего не вижу, — рассказывает бабушка Ксения, — а Никола спрашивает: «Чего ревешь?». «Так и так… Сынок помирает». «А вы венчаны? -спрашивает. — Вот как повенчаетесь — выздоровеет».
Я мужу сказала, свекрухе, она как-то договорилась, и нас тайно ночью батюшка обвенчал. А как повенчались, сразу температура у сына спала, кушать начал. И муж мой сказал: «Есть Бог!». Да так поверил, что партбилет порвал».
В 42-м Сергея забрали на фронт. «Он всю войну прошёл с верой и молитвой, — вспоминает бабушка Ксения. — А когда вернулся, говорил: «Как же не верить, если у меня вся гимнастёрка пулями изорвана, а я живой. По одежде «чикали», а меня не касались».
Но с войны муж вернулся не сразу. Когда брали Берлин, во время одного боя в дом, где они находились, попал снаряд. На него с товарищем упала стена, тот погиб, а Сергей оказался в госпитале.
Война закончилась, а муж все не возвращался… Ксения много плакала, боялась, что погиб или бросил. И однажды, как она рассказывает, ей во сне явилась Божия Матерь и говорит: «Подожди, скоро придёт». Так и случилось…
«Семья у нас была многодетная, жили трудно, но в Бога верили и ничего не боялись», — вспоминает бабушка Ксения. А некоторые все приставали: «Зачем вам это надо, сделай аборт и живи как нормальный человек». А мы только улыбались… Не понимали они нас…»
Но однажды, когда в очередной раз узнала, что беременна, Ксения начала унывать. «Может они правы?». Пока муж был на работе, решила съездить в больницу, сделать аборт.
«Прямо наваждение какое-то нашло, — говорит она. — В тот день погода стояла тихая, а только я ворота открыла — оттуда ураган. Меня аж во двор обратно задуло. Тут я в себя пришла и поняла, что хотела сотворить»…
Отец Анатолий очень любит бабушку Ксению, старается почаще её навещать. «Знаешь, из-за чего она очень переживает? — спросил меня батюшка. — Из-за того, что раньше люди были добрые, а теперь часто каждый сам за себя. А тогда, рассказывает, во время войны и потом, если у кого коробок спичек был, на всю улицу делили. И хлеб тоже. И плачет. Жалеет нас»…
Возвращение добра
Бабушке Параскеве 94 года.
«Недавно она сломала шейку бедра и, понимая, что возможно больше не встанет или даже умрет, она позвала меня к себе, — начинает новый рассказ отец Анатолий. — Мы долго беседовали и в итоге, я спросил, не держит ли она на кого-нибудь обиды. Оказалось, что эта почти 100-летняя старушка в жизни ни на кого не обиделась».
Бабушка Параскева (или баба Паша, как её называют) помнит, как отец с детства учил их всегда делать только добро — всем, любому человеку.
«Зашёл кто к нам во двор , нравится он нам, не нравится — приглашай в дом, — рассказывает она. — Не спрашивай — хочет он, или нет, а сразу накрывай стол, наливай чай».
Был у Паши в молодости случай. Почему-то невзлюбила её одна женщина.
«Клеветала на меня, говорила всем, что я такая-сякая. Мне соседи зачем-то передали…. А смотрю как-то, идёт она с работы, и как раз мимо моего дома».
Параскева позвала свою обидчицу, пригласила в дом, напоила чаем, расспросила, как у неё дела. Женщина только глазами хлопала от удивления. А соседи потом у виска крутили: «Она ж про тебя гадости такие говорит, а ты ее чаем поишь».
«А я каждый раз так делала, когда она мимо моего дома шла. В конце концов, она прощения у меня попросила, и мы подружились».
У самой бабушки Паши в семье не все гладко. Внучка непутевая. Вышла замуж, а потом мужа Николая бросила и уехала с другим.
Парень дошел до отчаяния, чуть руки на себя не наложил. Но бабушка Параскева его всегда к себе звала, утешала. Спасла от отчаяния. Когда Николай решил опять жениться и дом купить, она деньгами помогла, хотя, считай, он ей никто уже — бывший муж внучки.
А когда баба Паша шейку бедра сломала, отец Николая, Иван, узнав об этом, ей и продукты, и деньги привёз. Навещает часто. Хотя в селе его недолюбливают и считают «жмотом». Но не забыл Иван, как Параскева сыну его помогла.
«Да и какой Иван плохой человек, если так обо мне заботится», — удивляется старушка…
«А ещё она часто повторяет, что если с человеком по добру поступать, то Бог никогда не оставит, — говорит отец Анатолий. — Так отец её учил. Что добро всегда рождает другое добро. И так она просто обо всем этом рассказывает, что видишь, что для человека это жизненный принцип, он по-другому не умеет…»
Бабушка-хулиганка и половина хлеба
Баба Шура — местная «хулиганка»… Весёлая и разбитная. К отцу Анатолию обращается исключительно «на ты». И вообще — с ним запанибрата.
Рассказывает, что в семье их было девять детей.
«Я родилась самая слабая. Времена были голодные, кормить нас было практически нечем. А тут я ещё и заболела. Лежу-умираю, а мамка рядом сидит — плачет». Вдруг в дом заходит священник. Просит поесть. «Мамка достала, что было, отдала. А он спрашивает: «Чего плачешь?». «Да вот, дочка умирает». «Не умрет, — говорит батюшка, — ты у неё ещё на свадьбе гулять будешь. Дольше всех проживёт».
Так и получилось. Все братья-сестры бабы Шуры уже умерли, а она живёт. И все шутит и смеётся…
А бабушка Маша (не из первой истории, другая) тоже на всю жизнь запомнила поступок своей матери.
Детство у них тоже было тяжёлое. Как, собственно, почти у всех тогда. Часто дома вообще было нечего есть.
“Однажды мама только булку испекла, поставила остывать, — рассказывает она, — заходит какой-то старичок. А мы, дети, сидим, ждём покушать». «Мир вашему дому», — приветствует старик. Рассказывает, что с пути, просит поесть. «Мама половину хлеба отрезает, ему отдаёт, — вспоминает бабушка Маша. — А он благодарит и говорит: «Как бы тяжело ни было, в вашем доме с голоду никто не умрет». И ушёл… Мы за ним выбежали, смотрим — а нет никого. Только соседи на лавочке сидят. «Где дедушка, который от нас вышел?» — спрашиваем. А они плечами пожимают: «Не было никакого дедушки».
Но как старичок сказал, так и получилось.
«Многие тогда с голоду умерли, а у нас всегда с этого дня дома хлеб был. И с другими еще хватало делиться»…
Мы с отцом Анатолием немного помолчали. Наверное, он думал о своих любимых бабушках. А я мечтала поскорее с ними познакомиться. Что вскоре и произошло. И они мне все это подтвердили и много чего еще рассказали. Но это уже другая история…
«У этих людей добро в крови, — заговорил опять отец Анатолий. — Потому что Господь для них по-настоящему есть. Они для него живут. И для людей. И столько они в жизни всего видели и знают — горе, смерть, чудо, милость Божию, что понимаешь, что с их уходом мы потеряем целый мир. Потому что этого сейчас уже нет… Мы другие…».