О различных трудных местах (апориях)

<Апория 95>

Из Слова XXXVIII святителя Григория Богослова на Богоявление на [слова]: “Слово оплотняется (pacЪnetai)”¹.

Богоносный учитель сказал, что “Слово оплотняется” в таком, как мне кажется, смысле: либо потому что Слово, будучи простым и бестелесным, и духовно питая все по порядку сущие на небе Божественные силы, удостоило и через Свое пришествие во плоти из нас, ради нас, сообразно нам оплотниться кроме греха и речами и примерами изложить свойственным нам образом учение о неизреченном, превосходящее силу всякого слова (ибо сказано, что Он говорил все в притчах и без притчи ничего не излагал²; ведь учителя охотно этим пользуются, если слушатели не понимают сказанное в прямом смысле, таким образом приводя их к пониманию своих слов). Либо [это сказано] потому что Он, неизреченно сокрыв Себя ради нас в основаниях сущего, обозначается, словно в неких письменах, соответственно в каждой видимой [вещи], весь во всем одновременно наиполнейший и всецелый в каждой отдельной части, целостный и неумаленный, в различном неразличный и всегда самотождественный, в сложном простой и несложный, в подначальном безначальный, невидимый в видимом и в осязаемом неосязаемый. Либо [это сказано] потому что ради нас, отучневших умом, Он соизволил стать телесным и запечатлеться в буквах, слогах и словах, чтобы благодаря всему этому нас, следующих за Ним и объединенных Духом, постепенно привести к Себе и возвести к простому и абсолютному понятию о Себе, настолько сплотив нас в единство с Собой ради Себя, насколько Он распространил Себя ради нас из-за [Своего] снисхождения.

<Апория 96>

Из того же Слова на [слова]: “[Бог познается] не из того, что Ему присуще (tоnkat’ aЩtТn), а из того, что Его окружает (tоnperЂ aЩtТn), когда одно представление складывается из [чего-то] другого в какое-то одно отображение истины”.

Из сущностных свойств, то есть из самой сущности, никогда не познается то, что есть Бог. Ибо понятие о том, что Он есть, непостижимо и совершенно недоступно никакой твари, как видимой, так и невидимой. Но Бог приоткрывает Себя для зрящих из того, что окрест [Его] сущности, и только тогда, когда это созерцается правильно и благочестиво. И все, что окрест сущности, обнаруживает не то, что Он есть, а то, что Он не есть, как, например, нерожденность, безначальность, беспредельность, бестелесность; и все подобное находится окрест сущности и представляет то, что она не есть, а не то, что она есть; также как и принципы Промысла и суда, согласно которым все мудро управляется и вместе с которыми созерцание гармоничного [уст­ройства] природы ведет к Богу, по аналогии являя своего Создателя только в том отношении, что Он есть. А поскольку отрицания противоположны утверждениям, они попеременно дружелюбно сочетаются друг с другом вокруг Бога и взаимозаменяют друг друга, как, например, отрицания, обозначающие не то, что Бог есть, а что Он не есть, соединяются с утверждениями относительно того, что это Не-сущее (mѕФn)³ есть нечто; в свою очередь, утверждения, обнаруживая только то, что Он есть, а не то, что [именно] Он есть, соединяются с отрицаниями относительно того, что это Сущее есть нечто. Так, с одной стороны, они являют взаимную противоположность друг другу, а с другой — родство относительно Бога вследствие взаимообращения совпадающих противоположностей.

<Апория 97>

Из того же Слова на [слова]: “Но поскольку для Благости недостаточно было двигаться только в созерцании Себя Самой, а надлежало, чтобы благо разлилось и распространилось как можно дальше, дабы облагодетельствованных было как можно больше, [Бог измышляет ангельские и небесные силы].

Когда я спросил об этом великого и мудрого старца, неоднократно мною упомянутого, он сказал, что великий и богоносный Григорий показывает этим то, что самотождественный Бог в Самом Себе единственен, поскольку Он в собственном смысле Один, не имея в Себе совершенно ничего отличного по природе, что мыслилось бы вместе с Ним, и имея в Себе только непомыслимое, безначальное, беспредельное и непостижимое постоянство, из которого по безгранично щедрому излиянию благости [Он] привел сущее из не-сущего и осуществил [его], восхотел пречисто уделить Себя Самого соответственно всем и каждому, даруя каждому способность к бытию и пребыванию; согласно со [словами] святого и богоподобного великого Дионисия Ареопагита, который утверждал, что у Бога должно воспевать [Его] Единичность, поскольку Он изъят из всего, по благости приведя в бытие все благоустроение духовного [мира] и все благолепие видимого; соответствующим образом Он неумаленно присутствует в каждом из творений по некому неизреченному основанию премудрости, но не объемлется вообще никаким словом и образом, — в одних [присутствуя] по преизбыточно щедрому излиянию, в других — умеренно, в-третьих — тем, что они могут хотя бы чем-то Его отобразить. И именно это, видимо, и означает, по моему неразумию, что “благо разливается и распространяется как можно дальше”, [то есть] что единый Бог умножается раздаянием благ сообразно восприемлющим.

<Апория 98>

Из того же Слова на [слова]: “Он вступает во второе общение [с нами], гораздо более чудное, чем первое”⁴.

В первом творении Бог [Своим] дуновением привел в общение с Собой человеческую природу, которая была [еще] чиста (ибо она была почтена рукою Божией), передавая подобному Божественную красоту согласно образу. Но как мне кажется, удивительно было не столь это (несмотря на всю важность), сколь то, что Он соизволил принять в общение нашу природу, после того как она осквернилась и сбежала от Него из-за отпечатлевшихся на ней страстей, стал общником худшего и увеличил чудо удивительным соединением без всякого смешения с вещами. Ибо прежде никаким образом (trТpon) или определением (lТgon) сущности или ипостаси, в которых обобщенно созерцается все сущее, природа не обретала единства с Богом, теперь же через невыразимое соединение она приобрела ипостасное единство с Ним, сохраняя свое собственное сущностное определение без изменения отличным от Божественной сущности, с которой благодаря соединению она имеет единство и различие по ипостаси⁵, дабы по принципу бытия (tщtoаeЌnailТgJ), согласно которому она возникла и существует, она пребывала бы, обладая собственным никоим образом не умаленным бытием в прямом смысле, а по принципу способа бытия (tщtoа pоjeЌnai lТgJ) она, приняв Божеское ипостасное существование (tХШfestЈnaiqeЋkоj), совершенно не знала и не принимала склонности к движению относительно чего-то иного. Вот так Слово сотворило гораздо более чудное, чем первое, общение с человеческой природой, сущностно соединив с Собой по ипостаси саму природу.

<Апория 99>

Из того же Слова на [слова]: “А теперь прими чревоношение, и взыграй, если не как Иоанн во чреве, то как Давид при возвращении ковчега”⁶.

1. Великий Иоанн — не только образ покаяния, бесстрастия в деятельном любомудрии и познавательного созерцания (первого как провозвестник и Креститель, второго как пустынник и полностью удалившийся от мира, а третьего как левит, священник и предтеча Бога Слова), но и символ непреложного обладания этим, поскольку от чрева [матери] и до смерти он сохранил неослабленной душевную бодрость в этих вещах. Также и Давид — образ покаяния, делания и умозрения, во-первых, как пастырь иудейского народа, а затем как его царь и истребитель иноплеменников, однако он не является символом непреложного обладания этим. Ибо он согрешил после осознания [греха], претерпев нечто человеческое, и не сохранил непреложным обладание добродетелью и ведением. Поэтому, видимо, не от чрева он взыграл о Слове, как написано об Иоанне, но после полного истребления иноплеменников и водворения ковчега, то есть после отступления от страстей и нового возвращения ведения.

Итак, Иоанн — прообраз (tЪpoj) всех, рождающихся в духе через покаяние согласно добродетели и ведению и благодаря преуспеянию сохраняющих обладание ими непреложным до конца; Давид же — всех, погрешающих после осознания [греха] и снова через покаяние возвращающих своей душе ликование Божественной радостью о добродетели и ведении. Итак, будучи немногословен и Духом разумно сосредоточив обширность слова, великий учитель уподобил слушателей Божественных слов великим Иоанну и Давиду по состоянию одного из них, поскольку всякий живущий в благочестии, как мне кажется, непременно соответствует одному из них по образу поведения, хорошо показанному применительно к тому и другому. И он словно отчетливо возглашает: “Все вы, которые приняли божественное Слово добродетели и ведения, чревоносимое в вас через покаяние, или, подобно великому Иоанну, от начала и до конца благодаря преуспеянию в непреложном обладании сохраните божественное взыграние души о Нем, не прельщаясь совершенно никаким видом греха и неведением; или, подобно блаженному Давиду, даже если случилось с вами на божественном пути что-либо нежелательное, ревностно через покаяние усердствуйте возвратить себе добродетель и ведение ревностным терпением и изучением Божественных речей, да не претерпите страдание священника Илия, по легкомыслию отдав страстям этот пребывающий в вас божественный ковчег (я имею в виду добродетели и ведения) и, упав навзничь подле дверей Силомского храма⁷, не умрете, сокрушив плечо делания”.

Более ясно, как мне кажется, учит об этом блаженный этот Отец в слове на новое Воскресенье⁸, говоря: “Мы имеем повеление петь Господу песнь новую⁹, увлечены ли мы были грехом в Вавилон, в это лукавое смешение, и потом счастливо возвратились в Иерусалим (и как там, будучи на чужой земле, не могли петь Божественной песни, так здесь установили и новую песнь и новый образ жизни), или постоянно пребывали и преуспевали в добре, и одно уже совершили, а другое еще совершаем с помощью обновляющего Духа”. И насколько я могу догадаться по моему неразумию, именно это имел в виду учитель, сказав: “А теперь прими чревоношение, и взыграй, если не как Иоанн во чреве, то как Давид при возвращении ковчега”, сведя толкование сказанного к способу толкования сообразно званию и роду.

2. Внимательные исследователи этих тайн, а также любители и созерцатели присущих им Божественных слов говорят, что вообще принцип толкования Писания (tХntБjGrafikБjqewr…ajlТgon), будучи одним, толкуется десятикратно расширенным — на место, время, род, лицо, звание или род занятия; на деятельное, естественное, богословское любомудрие; на настоящее и будущее или на отображение и истину; а затем стесняясь, он ограничивает пять способов тремя, и снова три двумя, и два заключает в одном совершенно неисчисляемом принципе. Как, например, пять способов — согласно времени, месту, роду, лицу и званию он сводит к трем — деятельному, естественному и богословскому [любомудрию], эти же три к двум, означающим настоящее и будущее, а эти к таинственному, простому, как они говорят, и всеобъемлющему неизреченному Слову, из Которого по происхождению произошла всеобщая десятка способов толкования Писания, и к Которому путем ограничения эта самая десятка снова напряженно сводится в единицу как к [своему] началу.

И согласно времени слово Писания толкуется, когда некогда, было, есть, будет, прежде этого, настоящее, после этого, при этом, сначала, прошедшее, будущее указывает на годы, времена, месяцы, недели, дни, ночи и их части и просто на все, что выражает время. Согласно месту, когда оно обозначает небо и землю, воздух и море, вселенную, пределы, страны, острова, города, храмы, деревни, поля, горы, ущелья, дороги, реки, пустыни, точила, гумна, виноградники и просто все, что может определять место. Согласно роду — вообще всякий раз, как оно указывает на ангелов или умные сущности, сущие в небесном устройстве; на солнце и луну, звезды, огонь и все, что находится в воздухе, на земле и в море; или на животных, растительные существа (zwТfuta) или растения; и на все, что добывается из земли и служит искусству людей, и все иное подобное [этому]; и особым образом опять-таки, когда оно именует людей, национальности, народы, языки, племена, роды и все подобное исчисляемое и неисчисляемое. Согласно лицу — когда оно называет по имени этого вот ангела, или этого архангела, или серафима, или обитающие на небесах умные сущности, или упоминает по имени Авраама, Исаака, Иакова или кого-то другого, о ком говорится в Писании со славой или порицанием. По званию же — когда оно [обозначает] царство, царя, пастуха, стадо, священника, священство, земледельца, полководца, зодчего и просто иное какое-то [занятие], по которому различается человеческий род.

Все то, что объемлется этими пятью способами, как показало [наше] рассуждение, состоит из сущности (oЩs…v), способности (dunЈmei) и деятельности (™nerge…v), [то есть] из своих первых разделений, и оно непременно движет или движется, испытывает воздействие или действует, созерцает или созерцается, говорит или говорится, учит или учится, принимает побуждение или отвращение, и короче говоря, просто делая или претерпевая, представляет нам разнообразно сплетенные между собой деятельное, естественное и богословское любомудрие. Иными словами, каждое из названного многообразно постигается примышлениями согласно толкованию относительно них, достойно похвалы или порицания, и обнаруживает присущие каждому основания, которые следует исполнять или не исполнять, естественные или неестественные, постигаемые умом или непостигаемые. Ибо, как я сказал, двоякий способ у каждого основания, делающий насколько возможно ясное исследование присущего им толкования, чтобы посредством утверждения тех оснований, которые нужно исполнять, естественных и умопостигаемых, и посредством отнятия представлений, которые не нужно исполнять, неестественных и непостигаемых умом, благочестивые стяжали деятельное, естественное и богословское любомудрие, или, иначе говоря, боголюбие.

И эти [виды любомудрия] в свою очередь разделяются на настоящее и будущее, как имеющие тень и истину, и отображение (tЪpon) и первообраз (ўrcetup…an). И то, что возможно человеку [лишь] сверхъестественным и небесным образом в этом веке, — а именно достигнув высочайшей меры добродетели, ведения и мудрости, улучить знание вещей Божественных, — возможно в отображении и образе первообразов. Ибо отображение — это поистине всякая истина, которую мы считаем существующей ныне, тень и образ великого Слова. Слово, существующее во всем в настоящее время и [обращенное] в будущее, сотворившее все целиком, постигается как Сущий и являющийся в образе и истине, как превышающий настоящее и будущее, и образ и истину, так как не имеет ничего противоположного, что созерцалось бы вместе [с Ним]. Истине же противоположна ложь. А превыше истины как раз Слово, к Которому все сводится, опять-таки потому что Оно — человек и Бог и превышает поистине всякое человечество и Божество.

Итак, первые пять способов сводятся по своему многообразному толкованию к деятельному, естественному и богословскому любомудрию, а они в свою очередь — к настоящему и будущему, или к отображению и истине, настоящее же и будущее — к начальственному или, иными словами, к бывшему в начале Слову¹⁰, побуждающему претерпевать и видеть Его тех, кто стал Его достоин, кто усердно с помощью сказанного совершил к Нему путь и сделал десятку, ставшую ради них, единицей ради Него, которая стряхнула с них всякое страстное, природное и умопостигаемое движение и запечатлела в них благодатью по целостному обладанию Божественное своеобразие („diТthta) Божественной природной простоты. Следует знать и то, что Слово промысла распространяется на естественное, а Слово суда — на деятельное любомудрие, согласно подобающим им способам, в которых они проявляются через созерцание сущего и становящегося.

3. Обдумав это, как было сказано, этот богомудрый учитель верно, как мне кажется, назвал тех, кто наречен святыми, исходя из способа толкования согласно роду и званию¹¹ относительно каждого; великого же Иоанна — согласно месту. Поэтому святой Иоанн как провозвестник покаяния есть образ делания, как пустынник — бесстрастия, как левит и священник — познавательного созерцания, как взыгравший от чрева о Слове — символ непреложного обладания добродетелью и ведением; святой же Давид как иудей и пастырь покаянием изображает деятельное любомудрие, а как царь Израиля представляет умозрительное тайноводство (tѕnqewrhtikѕnmustagwg…an). Итак, род святого Иоанна — это народ и племя, из которых он происходил, звание — проповедь и священство, а место — пустыня, в которой он жил; и у святого Давида так же: род — это народ и племя, а занятие или звание — пастырство и царство. Посредством этого каждый [из них], рассматриваемый соответственно самому себе согласно подобающему принципу названных относительно каждого способов, “непогрешимо” показывает таинство, которое он собой являет.

<Апория 101>

Его же из Слова на [праздник] Светов на [слова]: “Если бы им надлежало сделаться совершенными нечестивцами, непременно отпасть от славы Божией, предавшись идолам, произведениям искусства и делам рукотворным, то благоразумные не пожелали бы им ничего иного, как иметь такие предметы поклонения, и так их почитать”¹².

Когда это было прочитано, по вашим словам, некоторые слушатели укорили учителя, считая несправедливым, что благоразумные и решившие жить по Евангелию пожелали кому-то иметь такие предметы поклонения и так их почитать. Ничего своего я им не отвечу, но [лишь] то, чему научился от одного старца, мудрого в Божественном и чтущего учение Отцов. Святой и блаженный отец наш и учитель Григорий, друзья, (я буду беседовать с ними как с присутствующими), узрев, что эллины прежде пребывали в столь неразумном заблуждении и совсем отдалились от понятия о подлинно Сущем Боге, излагает [все] это по закону сострадания, чтобы от бессмысленности и ничтожности, а точнее от мерзости того, чему они поклонялись, после полного ниспровержения [своими] убедительными доводами предметов [их] поклонения, совершенно легким стало для них восхождение к правоверию; а также дабы никто из них не впал в зловерие, поскольку их обман сразу всем очевиден и легко уличаем, не скрывая таящееся зло ничем из того, что кажется ценным.

Перевод с греческого И. Пролыгиной