Святые любят нас. И мы любим святых. Они совершенны, а мы нет. Поэтому одних просто любим, а других очень. Русским Солнцем стал для нас преподобный Серафим. Что же в его жизни было такого, что всякое русское сердце откликнулось пасхальной радостью? Почему, вспоминая его, всякое русское сердце сразу вспыхивает Христовым светом? Что для нас значат эти слова преподобного?
— Радость моя, Христос воскресе!
Мы как-то так живем, что Он воскресе на Пасху. А, например, в октябре мы об этом забываем, и зеркало нашего сердца незаметно покрывается пылью, и уже не в силах блистать огнями пасхального брачного пира. Мне один игумен пенял: не по Уставу ты здороваешься: Христос воскресе.
Как-то мы попали с маленькой дочкой к нашему прежнему Владыке Симону. А она и просит:
— А можно перед трапезой я вместо «Отче наш» буду петь «Христос воскресе»?
Владыка рассмеялся. Тронулась струна в сердце.
Для нас вера есть труд. И это правильно. Для нас труд и Литургия, и это тоже правильно. Но вот что нехорошо, труды эти часто нам безрадостны. Однажды я в монастыре был свидетелем, как прицерковная женщина объясняла мирской суть духовной жизни:
— Надо делать все, что тебе не нравится. А все, что тебе нравится – грех!
Из-за того, что не совпадает то, что нам нравится и Христос, наши труды не открывают нам сердце. Не происходит того, о чем просил царь Давид: сердце чисто созижди во мне, и дух прав обнови во утробе моей… Слуху моему даси радость и веселие …Воздаждь ми радость спасения.
Радость, мир и святость нам кажутся чем-то странным для нашей простой жизни. А труд и болезни мы считаем нормой. Эти дары представляются неким аристократическим продуктом для тех, кого избрал Бог. Тех, кто еще в младенчестве постился, убегал детских игр и ум преложил на небеса отроду. Нам кажется странным, как это- ум взять и преложить на небеса. Странным, трудным и… скучным.
А где нет радости, там нет Духа. Где нет радости, там нет Христа. Иоанн Кронштадтский пишет: «Если на сердце нет радости, значит там прилег дьявол».
И вдруг является человек, связывающий радость и труд, Христа и нас радостью. И он — не высушенная плоть, не молчальник на столпе. Он такой же, как все.
Родился в семье купцов. По-теперешнему — бизнесменов. В семье умели хорошо заработать и потратить деньги. Любили молиться. На свои деньги строили храм. И преподобный в молодости торговал в семейной лавке. Все как у всех. И этим он нам близок. Не какой-то засушенный образ с древней иконы. Потому что смотришь на эти вытянутые исполинские бесплотные фигуры и вырывается возглас:
— Хорошо ему. Он от юности своея возлюбил Бога, а я грехи. Куда мне до него. Ты уж, отче, молись там, на небесах, а мы уж как-нибудь так, попроще.
И расхолаживаемся, глядя на эти монофизитские изографии. Да и иконы преподобного чаще представляют нам святого или грозным, или печальным, или унылым.
Сколько раз я просил иконописцев:
— Напиши, отец, преподобного в пасхальной радости. Так, чтобы с иконы я слышал: «Христос воскресе, радость моя!» Ведь Серафим – святой Пасхи!
Но нет. Изографы дичатся, сердятся и уклоняются. А мне кажется, что свирепые образа – хула на святого. Почему не пишут Серафима Саровского в радости? Потому что сами живут так вот серо и трудно. Что с них взять?
А в житии написано, что когда он радовался, то мог даже хлопать в ладоши. Что стоя на клиросе и видя, что братия устает или унывает, бодрил ее веселым словом и поддерживал: «Нам нет пути унывать!» Или вот, пришел к нему гордый генерал, а преподобный, как бы от восторга, упал ему в ноги. А через несколько часов генерал вышел, рыдая и срывая с мундира награды.
О, этот божественный Христов юмор, окрыляющий и преображающий! Тот, который преобразил евангельского Нафанаила. Это настоящая любовь, когда любят не по-мирски – такого, как я есть . И не говорят фальшиво: Спасибо, что ты есть. А любят человека так, как его задумал Бог. Когда любят и помогают человеку увидеть Божий о себе замысел, по-доброму.
Нам так всем этого не хватает. Любить и быть любимым. Любить прекрасной божественной любовью. И быть так же чисто любимыми в том, что в нас лучшего в душе.
В житии написано, что святой иногда уставал от народа и прятался от него в высокой траве. Уходил при приближении народа. «Опять убёг!» Но опытные люди говорили, чтобы сыскать его, надо пустить детей. И вот дети бегут по лесу и зовут его. А он не может детям противиться и выходит из травы. Сдается любви. Нечестно? Но это любовь.
Я не могу читать про детей и Серафима без сокрушения сердца. И я знаю других христиан, плачущих при чтении о том, как простил Серафим тем, кто бил его топорами и искалечил его ни за что.
Каждый русский человек однажды открывает для себя беседу преподобного с Мотовиловым, в которой предлагается человеку обновить свои отношения с Богом, наполнить их смыслом и полнотой. В этом пример и урок преподобного Серафима: войти в радость Господа своего.
Диалог святого потрясает:
— Мы в настоящее время, — так отвечал Старец, — по нашей почти всеобщей холодности к Святой Вере в Господа нашего Иисуса Христа и по невнимательности нашей к действиям Его божественного о нас Промысла и общения человека с Богом до того дошли, что, можно сказать, почти вовсе удалились от истинно христианской жизни.
Нам теперь кажутся странными слова Священного Писания, когда Дух Божий устами Моисея говорил: — И виде Адам Господа, ходящего в раи — или когда читаем у Ап. Павла: Идохом во Ахаию, и Дух Божий не иде с нами, обратихомся в Македонию, и Дух Божий иде с нами. Неоднократно и в других местах Священного Писания говорится о явлении Бога человекам.
Вот некоторые и говорят: эти места непонятны, неужели люди так очевидно могли видеть Бога? А непонятного тут ничего нет.
Но вот подходит ко мне на исповеди народ и говорит о недочитанных молитвах, о пьющем муже, о ленивой жене, о здоровье. Ну, дочитал ты две молитвы и что: стал бы лучше? А где Христос? Ведь у нас не сеанс психотерапии, а Таинство. Где беседа и любовь с Богом? Где предательство и петрово раскаяние? Но нет:
— Что же за грехи могут быть у меня. Мне уж и годов за семьдесят.
— Да так, батюшка, по мелочи. На работе начальник не прав, а я…
— Маму не слушаюсь.
Как это все мелко и скучно.
И дальше диалог Преподобного с его боголюбием:
Я отвечал:
— Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверенным, что я в Духе Божием. Как мне самому в себе распознавать истинное Его явление?
Батюшка отец Серафим отвечал:
— Я уже, ваше Боголюбие, сказал Вам, что это очень просто и подробно рассказал Вам, как люди бывают в Духе Божием, и как должно разуметь Его явление в нас… Что же вам, батюшка, надобно?
— Надобно, — сказал я, — чтобы я понял это хорошенько!..
Тогда о. Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне:
— Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою!.. Что же ты не смотришь на меня?
Я отвечал:
— Не могу, Батюшка, смотреть, потому что из глаз Ваших молнии сыплются. Лицо Ваше сделалось светлее солнца и у меня глаза ломит от боли!..
Отец Серафим сказал:
— Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь сами так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божиего, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть.
И преклонив ко мне свою голову, он тихонько на ухо сказал мне:
— Благодарите же Господа Бога за неизреченную к вам милость Его. Вы видели, что я и не перекрестился даже, а только в сердце моем мысленно помолился Господу Богу и внутри себя сказал: Господи! удостой его ясно и телесными глазами видеть то сошествие Духа Твоего, которым Ты удостоиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться во свете великолепной славы Твоей! И вот, батюшка, Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима… Как же нам не благодарить Его за этот Его неизреченный дар нам обоим!
На исповеди приходится часто напоминать:
— Что ты мы мне такое говоришь? Сейчас таинство, и вы с Богом смотрите друг другу глаза в глаза. Его Лик прямо перед тобой. Ты всю жизнь просил Господа стать перед тобой. И вот Он перед твоей душой. Его искала душа твоя. И вот ты перед Ним. Скажи Ему то главное, что ты хотел сказать о любви твоей. А я только нотариус между вами. Неужели та чепуха, что выложил, уместна перед лицом Создателя?
Подвиг преподобного состоит в том, что, отметая индуистские, профанские и ритуальные привычки народа к православным мантрам и уходу в нирвану, он предлагает прекрасную деятельную любовь к Богу и людям. Он трогает наше сердце, измученное расчетом, унынием и самолюбием. И наше сердце отзывается, как камертон, на музыку небес.
Оно радуется, вспоминая о том, что каждому из нас положил на сердце Бог. Ведь каждый из нас точно знает о том даре, что лежит у него на сердце. Сердце каждого из нас слышало в себе голос Христа о том, что мы должны сделать. Но нам страшно. Нам себя жалко. Но боящийся в любви несовершенен.
Я понимаю, что я, если буду встречать каждого словами «радость моя», буду фальшивить. Но если я не буду пытаться этого делать, то и зачем я на свет родился? Неужели для того рождалась Вселенная, реликтовое излучение пронизывало эфир, усложнялись атомы, образуя тяжелые элементы, электроны занимали дискретные орбиты, железо выпадало в осадок в мировом океане, мои предки гибли на Куликовом поле — для того чтобы я зарабатывал деньжат и купался в Адриатике?
Преподобный Серафим, как романтик Православия, силой духа припал к истокам веры. К тем истокам, от которых зашлось сердце Авраама и царя Давида, апостола Петра и комедианта, игравшего роль крещаемого в Колизее на потеху публики, сокрушившегося Духом и умилением и тут же принявшего смерть.
Он напомнил нам о главном. И Россия вздрогнула. И еще миллионы сердец вздрогнут. Наши дети и правнуки. Он напомнил нам о настоящей Любви. А мы…
Отцы, сестры и братия-иконописцы! Ну, напишите преподобного Серафима в пасхальной радости! Народ просит. Что вы же мучаете народ?
Читайте также:
Преподобный Серафим: житель Святой земли
Патриарх Сербский Павел о преподобном Серафиме и жизни во Христе