О ситуации в Бирюлево, ее причинах и способах избежать подобного в будущем — Сергей Худиев.
Последние несколько дней интернет кипит обсуждениями событий в Бирюлево, в которых «толерасты» бьются с «фашистами», причем позиции высоких препирающихся сторон отличаются как крайней эмоциональностью, так и так большой запутанностью. Разные понятия смешиваются вместе — что делает разговор перепалкой, а не дискуссией.
Поэтому мне хочется попробовать развести по разным клеточкам классификации явления, которые люди склонны вносить в одну. Итак, нам следует развести по разным клеточкам такие понятия, как презумпция невиновности и презумпция осторожности; право и привилегия; национальность и культура (разные понятия, которые часто путают); оправдание и объяснение (на самом деле понять и простить — это разные вещи, а оправдать — это еще более разная вещь).
Начнем с презумпции невиновности. Она предполагает ряд моральных и юридических очевидностей. Человека можно наказывать за преступление, только если твердо установлено, что лично он его совершил. Его нельзя наказывать за преступление, которое совершил его брат, кум, сват, соплеменник или просто человек, на него издалека похожий.
Любая форма коллективной ответственности и коллективного наказания есть тяжкое беззаконие. Нападение на человека потому, что он «похож» на злодея или принадлежит к той же группе, что и злодей, есть безумие и тяжкое зло. Осуждение человека возможно только при доказательствах лично его вины, самооборона от него возможна только в случае совершения лично им агрессивных и угрожающих действий.
Ненавидеть, а тем более преследовать людей определенного этнического происхождения потому, что другие люди того же происхождения повинны в каких-то злодеяниях, есть крайняя дикость — в этом смысле я согласен, более того, горячо поддерживаю призывы к толерантности — если толерантность означает именно это.
Презумпцию невиновности не надо, однако, путать, с тем, что я бы назвал «презумпцией осторожности». Если человек просит у Вас ключ от квартиры, где деньги лежат, чтобы отказать ему, Вам не обязательно быть уверенным, что он злодей — Вам достаточно быть не уверенным, что он заслуживает Вашего доверия безоговорочно. Возможно, он прекрасный человек и вовсе не злоупотребит ключом; но там, где есть вероятность того, что все-таки злоупотребит, Вы вправе не давать ключа. Вы не совершаете никакой несправедливости, если не даете.
Насколько осторожно мы готовы вести себя с незнакомцами, определяется не тем, что мы о них установили в ходе следствия (у нас нет возможности его проводить), а статистическими ожиданиями, чаще всего очень примерными. Например, я знаю, что на частном извозчике — так называем «бомбиле» — вероятность попасть в аварию или стать жертвой ограбления больше, чем на официальном такси с диспетчером.
При этом, конечно, «бомбила» может оказаться (и скорее всего, окажется) опытным водителем и честным человеком, а разбиться можно и на вполне легальном такси. Но если говорить о статистике, то бомбила опаснее. Лучше отказаться от него в пользу официального такси — особенно, если Вы берете машину не для себя. Совершим ли мы этим несправедливость по отношению к бомбиле? Нет. У нас нет обязательства предпочитать один вид извозчиков другим, мы вправе исходить из своих интересов.
В чем разница между двумя этими презумпциями? Это разница между правом и привилегией. Для невиновного человека оставаться на свободе — право, и лишить его этого права было бы тяжкой несправедливостью. Для того же невиновного человека получить ключ от Вашей квартиры — это привилегия, на которую могут рассчитывать только Ваши ближайшие друзья. Вы не обязаны ее предоставлять, и отказывая в ней, не совершаете никакой несправедливости.
Утверждение, что люди, принадлежащие к определенным группам, чаще совершают преступления, чем другие, относится не к презумпции невиновности — мы ничего не говорим ни о каком конкретном члене этой группы. Оно относится к презумпции осторожности.
Например, среди одиноких мужчин в возрасте от 18 до 25 лет, бедных, не имеющих легального источника дохода, будет больше преступников, чем среди женщин в возрасте от 48 до 55 лет, семейных, имеющих непрерывный трудовой стаж. При этом отдельный такой мужчина может быть (и скорее всего есть) человек совершенно безобидный, и зарабатывающий на жизнь хотя и теневым, но не преступным трудом — например, разгрузкой вагонов. А женщина может оказаться Леди Макбет нашего микрорайона. Всякое бывает. Но исходя из статистических ожиданий, Вы проявите больше осторожности к нему, чем к ней. Совершите ли вы этим акт социального расизма против социальной группы «молодые одинокие мужчины без официальной работы?» Я думаю, что нет. Я отнюдь не ненавижу таких людей — двадцать лет назад я был одним из них.
Предположив, что множество молодых одиноких мужчин, бедных, бесправных, к тому же плохо ориентирующихся в чужой для них культуре и обычаях, будет производить несколько больший криминогенный фон, чем обычное население, мы не впадем в расизм. Мы проявим здравый смысл.
Фото: РИА Новости
Это не имеет никакого отношения к нарушению презумпции невиновности — мы не тащим никого из них в кутузку и охотно признаем, что большинство из них тащить туда не за что. Мы признаем, что получая массовую иммиграцию, мы получаем серьезные проблемы с преступностью и конфликтами. Совершим ли мы несправедливость, ограничив эту иммиграцию? Нет.
Разрешение жить и работать на территории другой страны — это не право. Если я, скажем, захочу перебраться в Швейцарию, потому как там хороший климат, высокий уровень жизни и кругом сплошные французы, то, видимо, посольство этой страны мне откажет — много вас тут ходит, восточноевропейцев. Будет ли это попранием моих прав? Нет. Швейцарцы не обязаны впускать в свою страну каждого желающего. Это привилегия, а не право.
Точно также отказ принимать в своей стране людей из других стран никак не ущемляет их права. Разумеется, эти люди абсолютно ни в чем не виноваты. Как и я ни в чем не виноват перед швейцарцами. Разумеется, эти люди не принадлежат к «плохим» народам — как и я не принадлежу к «плохому» народу.
Если власти Швейцарии, США или какой-нибудь еще богатой страны откажут Вам в ПМЖ — это никак не будет означать, что они Вас ненавидят или относят к низшей расе. Это значит, что они исходят из интересов, прежде всего, своих граждан — которым они должны — а не из интересов таких, по отношению к ним, иностранцев, как мы с Вами. Они и должны это делать. Таковы их обязательства по отношению к их согражданам. Так и наши власти должны исходить из обязательств по отношению к нашим согражданам. А массовая иммиграция, возможно, в интересах обогащения немногих, но не в интересах всех остальных.
То есть выступать за ограничение иммиграции — никак не значит быть злым расистом, считать какие-то народы плохими и всех подряд их представителей преступниками.
Теперь рассмотрим такие понятия, как национальность и культура. Культура в данном контексте обычно рассматривается как совокупность обычаев, представлений о достойном и постыдном, приемлемом и неприемлемом, которая определяет поведение человека в тех или иных ситуациях — при разрешении конфликтов, отношениях с противоположным полом и т. д. В этом смысле культуры не равны — давайте это признаем.
Например, в культуре, А принято резать ножом, в культуре В — бить в морду кулаком, а с культуре С — подавать в суд. Если толерантность требует от меня признания равночестности всех трех вариантов-то ну ее совсем, буду интолерантным. При этом — и это важно — культура как следование определенным обычаям в каждом конкретном случае может не совпадать с национальностью. Человек, происходящий из среды, где есть некие худые обычаи, может лично отказаться им следовать, более того, внутри наций существуют свои наборы субкультур, где нравы могут сильно отличаться. Кроме того, обычаи могут меняться и меняются — чаще в сторону смягчения, хотя бывает и наоборот.
Некоторые обычаи мы можем (и должны) признать неприемлемыми. У вас есть обычай убивать женщин, опозоривших семью? А у нас есть обычай сажать тех, кто убивает женщин, на длительные сроки. Если в некоторых местностях принято считать, что женщина, ходящая по улицам без сопровождения родственника мужеского пола — проститутка, а проститутка не имеет права отказывать никакому мужчине, то мы можем и должны сказать, что находим такой взгляд гнусным, позорным и бесчестным. И мы не намерены проявлять ни малейшего уважения к тем, кто так считает, и уже тем более — к тем, кто соответствующим образом себя ведет.
Худые обычаи надо искоренять — и это, опять-таки, не имеет никакого отношения к национальной неприязни. Неприязнь к преступлению и дикости — это не неприязнь к национальности, даже если некоторые люди объявляют преступление и дикость своей национальной традицией и требуют к ней уважения.
Еще пара понятий, которые надо разграничить — это объяснение и оправдание. «Я могу это понять» совсем не значит «я могу это одобрить» или «признать приемлемым». Устраивать массовые беспорядки и драки с полицией, портить чужое имущество, а уж тем более, кого-то бить — это абсолютно недопустимо. Но в некоторых публикациях последних дней мелькала мысль, что, раз это недопустимо, тех, кто выражает недовольство ситуацией, сложившейся в Бирюлево, можно просто объявить «погромщиками», «нацистами» и на этом закрыть вопрос.
Нет, это никак не закрывает вопроса. У такого поведения не может быть оправданий — действительно, не может — но могут быть причины. И эти причины надо спокойно, очень спокойно проанализировать, что понять, что делать дальше.