О создании службы Всем российским святым

Прославление Собора Всех русских святых явилось выражением тех назревших внутренних потребностей в истории Русской Церкви, которые накапливались в веках и стали возможными к концу ХV — началу ХVI столетий. Минул период монголо-татарского ига, в который согласно Г. В. Флоровскому не только имел место упадок, но шло накопление внутренней духовной культуры, когда в “век преподобного Сергия” можно отметить возрождение отшельничества и монашества¹. Русь собирает имена своих подвижников, на Макарьевских соборах происходит канонизация многих русских святых, а Русская Церковь встает перед необходимостью иметь собственного Русского Патриарха.

В песнотворческом достоянии Русской Церкви в связи с предшествующей плодотворной деятельностью сербского иеромонаха Пахомия Логофета (ок. †1484 г.) появляются в это время имена русских песнописцев — таких как Питирим, епископ Пермский, монах Иннокентий Комельский, Феодосий, иеромонах Желтого Никольского монастыря и др. В это же время история русской духовной литературы отмечает имя инока Григория, творца службы преподобной Евфросинии Суздальской, преподобному Евфимию и епископу Иоанну Суздальским, который становится создателем службы “всем святым российским чудотворцем”. Архиепископ Филарет Черниговский датирует творчество инока Григория концом ХV — началом ХVI века². Ко второй четверти ХVI века относит Ф. Г. Спасский начало расцвета русского песнотворческого искусства³.

Иноку Григорию было известно сравнительно небольшое число русских подвижников (63), так как его труд написан еще до завершения канонизации русских святых в период деятельности Московского Митрополита Макария, — и тем не менее изучение службы, им составленной, представляет большой интерес.

Здесь необходимо остановиться на особенностях самой русской агиологии — состава чинов святых Русской Церкви, значительно отличающегося от такового Церкви Византийской. Уже при первом знакомстве с изначальным перечнем имен русских святых становится очевидным, что преобладающее большинство составляет здесь чин преподобных при весьма малом числе мучеников и исповедников⁴. Этот факт очевиден сам по себе, так как бытие Русской Церкви, имевшей свое начало в конце Х века, далеко отстояло от II–IV веков Церкви Вселенской, когда мученический подвиг знаменовал утверждение христианства, а подвиг монашеский только начинался.

К началу ХХ века, согласно исследованиям святителя Афанасия (Сахарова)⁵, насчитывается до 389 имен русских святых. В приложении к “Канону русским святым” 1946 г. дается в перечне имен почти та же цифра (хотя отдельные имена не помянуты) — 373⁶. Интересны данные архимандрита Леонида (Кавели­на), который в своем труде “Святая Русь” приводит по четырем географическим разделам русского государства до 800 (795) имен русских святых, правда, включая в это число имена местночтимых и неканонизированных подвижников⁷. В своем “Пол­ном месяцеслове Востока” архимандрит Сергий делит русских святых на: 1) чтимых всею Русскою Церковью (в печатных святцах); 2) чтимых местно (находящихся в книге “Словарь исторический о святых” и у архиепископа Филарета Черниговского) и 3) числящихся в рукописных святцах⁸.

Несомненно преобладание в святцах Русской Церкви имен преподобных, составляющих более 3/5 числа русских святых. Это — подвижники лесной Фиваиды русской — Северной и Средней России, а также печерские преподобные. Значительно число Святителей — их имен насчитывается до 70 (по Г. П. Фе­дотову)⁹, а также святых князей — защитников земли Русской, исповедников святой веры Христовой и страстотерпцев.

Особое положение в составе русских святых занимают юродивые (блаженные), число которых достигает 20, согласно исследованию протоиерея Ростислава Лозинского (1967 г.)¹⁰. В месяцеслове Греческой Церкви отмечается всего 6 имен юродивых, среди которых служба блаженному Андрею юродивому (бывшему славянином) написана русским песнописцем. Не ясно поэтому, почему иезуит иеромонах Иоанн Кологривов (возмож­но, считаясь с указанием Г. П. Федотова) отвергает факт наибольшего числа подвига юродства в Церкви Русской, указывая на наличие этого пути и в церкви католической¹¹. А между тем, по мнению отца Ростислава Лозинского, воистину подвиг юродства для русского человека стал “народным подвигом”¹². Характерно для перечня русских святых наличие святых жен-подвиж­ниц, чаще всего княгинь и княжен. Число их, по Е. Е. Голубинскому, достигало десяти¹³, а по подсчетам Г. П. Федотова и протоиерея Ростислава Лозинского — двенадцати¹⁴.

Таковы особенности месяцеслова русских святых, службы которым не всегда имеют место — они или не были составлены, или со временем были утеряны. Указанные особенности месяцеслова не могли не отразиться на характере составляемых служб. При основном числе русских подвижников, представленных в чине преподобных, песнописцам трудно было создавать оригинальные произведения, воспевая по существу одно и то же направление земного поприща святого. Почитание святых на протяжении веков истории Русской Церкви было восполняемо составлением общей службы Всем святым в земле Российской просиявшим.

* * *

Служба всем святым новым чудотворцам российским была составлена иноком Григорием из обители преподобного Евфимия Суздальского, называющим себя “смиренноиноком”¹⁵. Он исходил из опыта русского песнотворчества, которое имелось к концу XV — началу XVI веков в русской литургической письменности. Образцами для творца службы могли стать весьма содержательные и оригинальные труды инока печерского Григория, относящиеся к домонгольскому периоду, в которых был воспет подвиг и житие святого равноапостольного князя Владимира, преподобного Феодосия Печерского, и другие творения этого автора. К тому же периоду, когда начинал свой труд “сми­ренноинок” Григорий Суздальский, имелся и значительный список служб, составленных иеромонахом Пахомием Логофетом. Автору могли быть известны и переводные богослужебные труды, пришедшие к нам из Византии. Вместе со всем этим перед иноком Григорием стояла задача отразить подвиги не одного какого-либо святого (задача достойная сама по себе) — он выражал в своем труде то сознание Русской Церкви, которое к этому времени созрело — чтобы прославить подвиги “всех новых чудотворцев Российских”, всех русских святых, явившихся оплотом и славой Церкви, к тому времени вместе с государством Российским знаменующей полноту своих исторических судеб.

Инок Григорий должен быть признан опытным и смиренномудрым монахом, в значительной степени образованным в знании богослужебных трудов, что и помогло ему составить произведение, обладающее высокими качествами должного охвата излагаемого предмета и глубоким анализом духовной сущности описываемых им явлений в жизни всех святых, просиявших на ниве Русской Церкви. Современный исследователь трудов инока Григория Суздальского характеризует его как “агиографа”, отличающегося необыкновенной литературной продуктивностью, оставившего после себя до 14 агиологических произведений¹⁶.

При анализе службы инока Григория прежде всего необходимо отметить продуманную структуру всего произведения, удачное расположение отделов, размещение глав материала на протяжении всего последования всенощного бдения, по отдельным разделам вечерни и утрени. Так как на стихирах малой вечерни автор приводит данные по начальному периоду бытия Русской Церкви, восхваляя подвиг ее равноапостольных и преподобных отцев Печерских с тем, чтобы в стихирах великой вечерни начать сразу с возвеличивания имен святителей Московских. В последующих стихирах на Господи, воззвах (ины стихиры) светло прославляется “прекрасная обитель”¹⁷ преподобного Сергия Радонежского и, естественно, далее печатлеется местночтимый “светлый светильник”¹⁸ — преподобный Евфимий Суздальский.

В торжественных стихирах на литии автор службы считает необходимым опять вернуться к истокам Христовой веры на Руси и возвышенно прославить великого князя Владимира вместе со святой княгиней Ольгой и святыми страстотерпцами — князьями Борисом и Глебом. Здесь же — и воспевание подвигов Преподобных. Очень правильно для построения всего произведения дается далее на вечерни на стихирах на стиховне поклонение русским мученикам, праведным и преподобным, а также святым женам и Христа ради юродивым¹⁹.

Канон является центральным во всем составе службы инока Григория и имеет свою структуру, которая требует особого разбора. Интересно, что заключительные стихиры утрени на Хвалите автор службы дает обобщенно, не останавливаясь на отдельных именах русских святых, и таким общим (и сильным) восхвалением русской святости заканчивает свое произведение. Произведение это во всех своих частях создает впечатление большой целостности, зрелости, прекрасной отработанности.

Еще большее удовлетворение вызывает стиль написания всего труда, в котором все время проводится основная идея — восхваление подвигов новых чудотворцев российских как покровителей и печальников земли Русской. Восхваление это дается очень соразмерно, психологично, не с первых строк произведения. Слова русский, российский первый раз появляются в службе малой вечерни только в славной стихире на Господи, воззвах: “Приидите стецемся вси празднолюбцы к честной памяти отца русского и наставника нашего Владимира”²⁰. Инок Григорий нашел в сердце своем очень сильный образ, назвав князя Владимира “отцом русским”.

Молящиеся с любовью принимают и следующее напоминание творца службы в 3-й стихире на стиховне о том, что “пре­по­добнии отцы” — наши “цвети духовнии, русстей земли похвала и утверждение” — и что “Российская <…> земля проповедая хвалится, имею бо рече в себе неистощимое сокровище”²¹.

Приведенные цитаты из стихир малой вечерни являются как бы своего рода эпиграфом к построению основных частей службы, которые развертываются далее в последовании великой вечерни, канона и утрени. Уже в первой стихире на Господи, воззвах великой вечерни инок Григорий с большой твердостью (и радостью) начинает прославление Московских святителей и воспевает: “Святителю отче блаженне Петре, многосветлый светильниче Российския земли <…> всех нас поминай”²². Еще пространней в следующей стихире обращение творца службы к святителю Алексию Московскому: “Святителю отце блаженный Алексие, апостолом наследниче. Ты русскую землю всю ученьми своими просветил еси <…> не забуди отчины своея русския земли”²³.

Далее печатлеется общая молитва Святителям русской земли: “Святителем память <…> веселие бысть торжество ваше отцы преблаженнии, и о том хвалящеся глаголем. Не забудите отечества своего Русския земли”²⁴. Примечательно, что для того, чтобы не повторяться, творец службы говорит о Русской земле то как об отечестве, то как об отчизне.

Интересно, что в последующих стихирах на Господи, воззвах инок Григорий не делает большого акцента на основной идее своего произведения — молитве о нашем отечестве — с тем, чтобы на торжественном выходе литии дать эту идею во всей силе. “Приидите снидитеся людии русские” восклицает творец службы в первой литийной стихире, “к честной памяти Владимира преблаженного, угодника Христова преславного”²⁵. А во второй стихире с торжеством и радостью утверждается: “Радуйся царство Российское верное, еже прежде бе неверно, паче же ныне верою утвердися”²⁶. Следует заметить, что стихиры эти (как, впрочем, и стихиры на Господи, воззвах) даются на разные гласы, что составляет особую силу и торжество богослужения.

В последующих литийных стихирах блаженный Григорий останавливается на самой сущности подвига святых, подробно воспевая “о Дусе подвиги и поты” их “страдания, почести добродетелем, измождение тела, борение страстем, во бдениих и молитвах и слезах”²⁷. Соразмерно уменьшая пафос воспевания в стихирах на стиховне вечерни, блаженный Григорий, как указывалось выше, касается памяти мучеников русских, а также с великой свободой о Христе здесь же поминает святых русских жен “преподобнии и всеблаженнии матери”, величая святую Евфросинию Суздальскую как “постником крепкое утверждение”, святую Февронию как “пресветлую светильницу”, а также “пре­бо­гатую” Ольгу²⁸. Заканчивая службу вечерни, в славной стихире на стиховне блаженный Григорий, печатлея имена Святителей русских, многих преподобных и святых жен, тщательно поминает имена Христа ради юродивых: “Максима и Василия, Исидора, Николы и Иоанна”²⁹.

Тропарь русским святым составлен иноком Григорием очень собранно, несколько сурово, но в этом обретается и подлинная его духовная ценность. Он поется на 3-й глас: “Пречестная верста Богом возлюбленная, отцы преблаженнии, православию наставницы, в небесныя обители яко на колеснице добродетельми взыдосте, теплии заступницы русския земли, и всем верным, стена и утверждение, Христу молитеся, даровати нам велию милость”³⁰. Можно было бы ожидать более торжественного (по содержанию и форме) тропаря всем русским святым, но блаженный Григорий как инок сохранил в нем скорее общий тон воспевания преподобнического. Это могло иметь место и потому, что преподобные и в XVI веке преобладали среди русских святых.

Припев по полиелее звучит: “Величаем вас святии вси русстии чудотворцы, и чтим святую память вашу”³¹. То же обращение ко всем русским святым сохраняется и на тропарях канона. Канон построен продуманно, написан на 8-й глас; в ирмосах его автор допускает местами известные видоизменения уже имевшегося текста, что придает всему последованию канона значительное своеобразие. Особенно запоминается ирмос 7-й песни, где блаженный Григорий пишет: “На поли молебнем иногда мучитель пещь постави на мучение богомудрым. В ней же три отроцы песнословяху единаго Бога, трие воспеваху глаголющи, отец наших Боже благословен еси”³².

Все песни канона на Славе имеют троичные тропари по образцу канонов преподобного Феодора Студита. Следует отметить, что во всех троичных песнях, написанных самостоятельно, инок Григорий показывает себя православно богословствующим песнописцем. Так, в песни 1-й на Славе читаем: “Троице нераздельная, Единице вседетельная, Отец и Сын и Святый Дух, ты Бог мой, и Господь, и свет, Тебе воспеваю и кланяюся”³³. В песни 4-й: “Умовидно несе комо существо, воедино расленое, Троицу простирающе, Единаго Бога исповедаем надо всеми и составы три проповедаем”³⁴. И в песни 9-й: “Троице святая, нераздельная существом, единоцарственная всеми, единоначальная, Отче и Сыне и Святый Душе, присно рабы Своя спасай”³⁵.

Отчетливо и содержание песней канона: каждая из них или посвящена святым определенной области Русской земли, что совпадает и с ее историей, или творец канона воспевает отдельные группы святых. Так, начиная 1-ю песнь с прославления Киевских святых, в 3-й блаженный Григорий дает воспевание преподобных отцев Радонежских и Новгородских, в 4-й — Ростовских и Смоленских, а в 5-й включает имена Христа ради юродивых. 7-я песнь посвящена святым женам русским, 8-я — Святителям, а 9-я — святым мученикам и исповедникам.

Очень интересно для понимания всего построения канона заметить, что 6-я песнь (перед кондаком) лишена перечисления имен и содержит тропари общего содержания, в которых возносится усердная покаянная молитва. Так, в первом тропаре этой песни творец канона предлагает: “Приидите внидем в клеть душевную, Господеви молитвы воздающе, и вопиюще, Отче иже на небесех, долги наши ослаби и остави, святых твоих мольбами”³⁶. В 3 м тропаре этой песни блаженный Григорий просит “святое и славное отец множество помянутое”³⁷ избави нас от бед.

Существенно, что и по ходу других песен канона наряду с перечислением имен русских святых творец его считает необходимым выделять отдельные тропари с общим духовным содержанием. Так, он начинает первую песнь канона глубоким молитвенным размышлением о всех русских святых, возросших в различных областях Российского государства, — значительно перекликаясь в этом тропаре с тем содержанием, которое выразил в своем каноне на утрени сырной седмицы преподобный Феодор Студит. В 3-й песни блаженный Григорий продолжает свои углубленные духовные размышления и пишет: “Благоуха­ния ныне исполняемся, яко в рай другий текуще богонасажденный добродетелей”³⁸. “Едемскаго рая приидите, видим цветы присноживотныя”, опять восклицает творец канона ниже, “бо­го­­расленая здания, отцем тщания, имже делатель Господь”³⁹.

Так собранно и смиренномудро построенный канон заканчивается кротким светильном: “В песнех восхвалим иже постом просиявшыя преподобныя учители, и таинники Божественнаго Слова, с женами святыми, Христа прославим, иже сих возлюбившего, и помощники давша во время скорби”⁴⁰. Следует отметить, что здесь нет даже воззвания ко святым как к русским подвижникам; здесь все чувство, вся молитва, весь акцент этой молитвы обращен к святым как таинникам Божественного Слова, как к помощникам во время скорби. Скорбь эту знал инок Григорий как человек духовного подвига.

Обращение к идее родины из общих песнопений присутствует только в кондаке, где восхваляется Господь, Который “бого­носных собор уяснил еси русскую землю”⁴¹. Так блаженный Григорий очень бережно и, повторим, смиренномудро проносит через весь свой труд идею русской святости, идею, которая объединяла мысли наших православных соотечественников на определенном этапе развития государственной жизни.

В разборе труда инока Григория имеются указания⁴², что это последование русским чудотворцам построено по образцу службы, составленной преподобным Феодором Студитом на субботу сырную в честь преподобных отцов, в подвиге просиявших. Мы установили заимствование иноком Григорием из указанной службы отдельных тропарей канона, богородичных и троичных, также как кондака и икоса. Иногда взятое у преподобного Феодора Студита видоизменяется иноком Григорием. В целом же все последование службы русским святым сохраняет свою самостоятельность.

Заканчивается служба блаженного инока Григория Всем святым новым чудотворцам российским стихирами на Хвалите, имеющими светлый и радостный характер. Здесь очень много восклицаний творца произведения, утверждающих в надежде и упованиии дух молящихся. “О, соборе святый и божественный полче, российскому царству утверждение”⁴³; “О, божественное воинство и полче всепреподобный, добродетельми победивше духи лукавыя твердо”⁴⁴; “О, звание свято отцы божественнии, ныне Христу молитеся вси спастися нам”⁴⁵.

Служба, написанная иноком Григорием, предполагалась к совершению на 17 июля. У протоиерея Ростислава Лозинского находим указание, что эта служба могла праздноваться и в воскресенье после Ильина дня. Согласно ссылке того же автора на чиновник патриарха Филарета (ок. 1626 г.) и на данные И. Спас­ского, память всех русских святых отмечалась в один из седмичных дней перед Неделею Всех святых. Протоиерей Ростислав Лозинский полагает, что совершение службы всем русским святым в дни попразднства Пятидесятницы могло свидетельствовать о “почетном положении” этого праздника в Древней Руси⁴⁶.

В. О. Ключевский в своем труде “Древнерусские жития святых” в поисках исторических фактов останавливается на характеристике инока Григория больше как составителя похвальных слов святым, мало оценивая его труд песнописца. Он утверждает, однако, что именование службы (как и слова) на “память всех святых русских чудотворцев”, дает возможность утверждать, что заглавие это “вызвано собором 1547 года”⁴⁷. Поэтому В. О. Клю­чевский относит литературную деятельность инока Григория ко второй четверти XVI века⁴⁸. В своем “Полном месяцеслове Востока” архимандрит Сергий допускает, что деятельность инока Григория могла протекать между 1558 и 1571 годами⁴⁹, а И. Спас­ский считает, что начало литературной деятельности инока Григория могло иметь место около 1540 года”⁵⁰.

Служба, составленная “смиренноиноком Григорием” на день празднования Всех русских святых, со временем была предана забвению, так как Русская Церковь вступала в новые периоды своего существования.

И все же появление в русской литургической письменности службы всем святым чудотворцам российским, возникшей в период Макарьевских соборов середины XVI века, должно быть расценено как знаменательное событие в самосознании русского церковного человека, как событие, стремящееся утвердить пройденный этап в жизни Русской Церкви, как явление, закрепляющее значение общей молитвы русских людей к Собору Всех святых российских — торжествующей Церкви Русской.

* * *

В связи с восстановлением Патриаршества в 1917 году в кругу церковных деятелей возник вопрос и о восстановлении праздника Всех святых, в земли Российстей просиявших, поскольку этот праздник имел место прежде и со временем был оставлен. Инициаторами этого восстановления были профессор Петроградского университета Борис Александрович Тураев, историк Древнего Востока, и иеромонах Рождественского монастыря во Владимире Афанасий (Сахаров; впоследствии епископ Ковровский).

По докладу, сделанному профессором Б. А. Тураевым на заседании Священного Собора Православной Российской Церкви 13 августа 1918 года, после обсуждении его Собором было принято постановление:

“1. Восстанавливается существовавшее в Русской Церкви празднование дня памяти всех святых русских.

2. Празднование это совершается в первое воскресение Петровского поста”⁵¹.

Вначале профессор Б. А. Тураев думал об исправлении древней службы инока Григория или о написании второго канона в дополнение к ней. Но поскольку это представлялось сложным, инициаторы восстановления праздника всем русским святым решили составить новую службу, позаимствовав из прежней лишь немногое число песен, остальное же — частично написать заново, частично взять из имеющихся служб, преимущественно русским святым.

Новая служба была составлена к концу 1918 года, рассмотрена богослужебным отделом Собора, одобрена им и передана на утверждение Святейшему Патриарху и Священному Синоду. После незначительных исправлений служба была напечатана в том же году отдельной брошюрой гражданской печати⁵². Означенная служба в связи с обнаружением в ней погрешностей при печати с некоторыми дополнениями и изменениями была переиздана Московской Патриархией в 1946 году.

Преосвященный Афанасий продолжал работать над составленной службой и позднее дал ее расширенный вариант для совершения ее келейно 16 июля вне воскресного богослужения⁵³. Со временем епископ Афанасий сообщал, что нашел много “единомысленных с ним почитателей праздника всех русских святых”⁵⁴ среди русских епископов, просвещенных иеромонахов и иереев. Тогда у него и возникла мысль о расширении прежде составленной службы.

Профессор Б. А. Тураев поддерживал преосвященного Афанасия, делясь с ним своей радостью об открытии в Петрограде, во временном наемном помещении, первого храма во имя Всех Русских святых⁵⁵. Это было в 1919 году, а в 1920 году ревностный восстановитель праздника Б. А. Тураев почил о Господе 10 июля, в день воспоминания положения Ризы Господней.

Нам представляется насущно необходимым заняться анализом службы, составленной двумя почившими подвижниками, по тексту 1946 года, поскольку именно этот текст вошел в употребление Русской Православной Церкви и праздник Всех святых, в земли Российстей просиявших, неукоснительно совершается по всему лицу русской земли в первое воскресение поста апостолов Петра и Павла, после недели Всех святых.

Оценивая службу, напечатанную в 1946 году⁵⁶, прежде всего необходимо сказать, что она представляется целостной, неразрозненной, увязанной в своих отдельных частях, несмотря на то, что была составлена двумя авторами. Вместе с тем она не представляет собою и единого мономерного произведения, что отмечалось нами в службе инока Григория. Это происходит потому, что позднейшая служба всем русским святым составлена с учетом того, что она должна была быть соединена с воскресной службой Октоиха первого гласа. Именно это обстоятельство было причиной того, что преосвященный Афанасий считал необходимым иметь новую службу всем святым российским, положенную на один из дней седмичных с тем, чтобы дать в ней должную полноту: последование малой вечерни, более полное число стихир на Господи, воззвах на великой вечерни, а также — необходимое число стихир на литии и на стиховне.

Вследствие того, что в новой службе нет последовательного развития ее идеи, как это отмечалось в труде блаженного инока Григория, из-за того, что присутствуют или представлены в сокращенном виде указанные стихиры вечерни, — хвалитные стихиры на утрени не завершают всего последования святым. Вместе с тем канон как центральное гимнографическое произведение всей службы имеет четкое построение, что создает целостное впечатление от службы.

Песни канона построены, по мысли преосвященного Афанасия, таким образом, что воспевая в каждой из них русских святых определенной области России, заканчиваются они богородичным из тропарей наиболее чтимой в этой области иконы Божией Матери. Сами песни канона также имеют продуманную последовательность: от воспевания первых русских святых в первой песни авторы идут к прославлению Московских святых в четвертой, и далее через воспевание Новгородских и Северных святых в песнях пятой и шестой — к восьмой, где касаются русских святых в восточных пределах государства (Казань, Сибирь), и заканчивают в девятой песни (отчасти и в восьмой) прославлением русских святых последнего времени. Принятое авторами построение канона как в целом — по песням, так и внутри каждой песни делает его важной частью всей службы, молитвенным ядром всего последования Собору русских святых.

В разбираемой службе Всем святым, в земле Российстей просиявшим, кроме указанных общих положений имеются и отдельные песнопения, представляющие значительный интерес. Прежде всего необходимо напомнить, что стихиры на Господи, воззвах построены, по идее епископа Афанасия, таким образом, чтобы был представлен и прославлен каждый лик святых — по образцу стихир из Общей минеи.

Профессору Б. А. Тураеву принадлежит создание тропаря Всем русским святым (который при печатании был заменен тропарем, составленным Патриархом Сергием); кондака, икоса и ряда стихир, всегда сохраняющих отчетливый индивидуальный почерк их создателя. Анализируя отдельные церковные песнопения, принадлежащие перу Б. А. Тураева, необходимо остановиться на некоторых из них.

Согласно указанию преосвященного Афанасия⁵⁷, Б. А. Тураеву принадлежит первая стихира на Господи, воззвах “Приидите собори российстии”. В этой стихире с большой любовью и очень собранно дан перечень всех российских святых, которые “воистину делы и словесы, и многовидным житием и от Бога даровании соделашеся святи” и “предстояще, молятся прилежно о нас, любовию совершающих светлое их торжество”⁵⁸.

Очень интересно построена славная стихира Б. А. Тураева на стиховне “Ежелетнюю память”, где им ублажаются святые по заповедям блаженства. “Достойно сия да ублажим, — пишет автор и перечисляет, — обнищавше бо, духом обогатившася, и кротцы бывше, землю кротких наследоваша; плакаше — утешишася, алкавше правды — насытишася, миловавше — помиловани быша, чисти сердцем — Бога, якоже узреша”⁵⁹.

Следует остановиться и на хвалитной стихире Б. А. Тураева, написанной на 4-й глас, где ублажаются труды русских святых во благовестии Христовом — их апостольские деяния среди язычников, на востоке государства, а также в великой Сибирской стране и в новых странах, за морем сущих. “Глас Евангельский услышавше, — пишет Б. А. Тураев в этой стихире, — и апостольскою ревностию распалившеся, к научению неверных языков устремистеся, богоблаженнии и равноапостольнии Кукша, Леонтие, Стефане и Гурие и досточудный Иннокентие”⁶⁰. К этим именам в наше время можно добавить имена святителя Иннокентия Московского и преподобного Германа Аляскинского, — и в первую очередь святого равноапостольного архиепископа Николая Японского, — таким живым оказался подвиг апостольский для русских святых.

Нельзя не упомянуть тропаря Всем русским святым, составленного Б. А. Тураевым для первой редакции этой службы и в настоящее время сохраненного в службе преосвященного Афанасия на молебном пении. Тропарь этот написан на 4-й глас. “Иерусалима вышняго граждан от земли нашея возсиявших, — читаем мы высокую идею этого тропаря, — и Богу во всяком чине и всяким подвигом угодивших приидите воспоим вернии: о всеблаженнии земли Русской заступницы, молитеся ко Господу, да помилует сию от гнева Своего, исцеляя сокрушения ея и верных людей своих утешит”⁶¹.

Высокая идея содержится и в кондаке, составленном Б. А. Тураевым. Кондак этот сохранен в службе, переизданной в 1946 году. Он написан на тему Покрова Пресвятой Богородицы и близок к кондаку этого праздника: “Днесь лик святых в земли нашей Богу угодивших предстоит в Церкви и невидимо за ны молится Богу: Ангели с ним славословят и вси святии Церкви Христовы ему спразднуют: о нас бо молят вси купно превечного Бога”⁶².

Обращаясь к разбору канона, необходимо остановиться на отдельных его тропарях, имеющих принципиальную новизну и отличие от того, что отмечалось как достойное в службе инока Григория Суздальского. Уже в первом тропаре 1-й песни канона отрадно отметить, как составитель новой службы, преосвященный епископ Афанасий, сохраняет связь с тем, что было написано в XVI веке, и одновременно подчеркивает особенности нового прославления всех российских святых.

“Вси в песнех духовных воспоим согласно в благочестии просиявшия Божественныя отцы наша, — восклицает составитель канона в согласии с тем, что написал инок Григорий. — Яже изнесе русския земли всяко место и стране и еже Церковь наша воспита”⁶³. Это последнее — “яже Церковь наша воспита” — есть уже мысль православного христианина ХХ века, когда был составлен канон, и одновременно — умиленная его молитва.

Следует всемерно приветствовать то, что создатели канона ввели в его состав уже в первой песни прославление седмочисленных святителей Херсонесских, еще на заре христианства “зем­лю нашу кровьми своими” освятивших⁶⁴. Этот тропарь устанавливает нашу духовную связь со святыми древней Церкви IV века.

В песни третьей следует вспомнить, что тропарь преподобномученику Афанасию связан со службой, написанной этому святому Б. А. Тураевым еще в бытность его гимназистом⁶⁵. “Хо­датай буди, Афанасие преподобномучениче, за град, идеже подвизался еси”⁶⁶. Следует отметить, что в этой же песни упомянут и святитель Афанасий Константинопольский, скончавшийся на Руси. “Песньми священными восхвалим Афанасия святителя, — читаем мы в 7-м тропаре 3-й песни, — от Константинополя свое благословение земли нашей принесшаго и честныя своя мощи нам оставльшаго”⁶⁷. Седален по 3-й песни на Слава и ныне взят из службы положения Ризы Господней, старинного русского праздника.

В 4-й песни канона молящиеся обретают радость, обращаясь сразу же в первом тропаре к “основателю и первоначальнику града Москвы, преподобному Даниилу”⁶⁸, что особенно знаменательно в связи с восстановлением его обители к празднованию 1000-летия Крещения Руси.

Преосвященным Афанасием взят очень яркий оборот в следующей 5-й песни канона в тропаре, восхваляющем преподобных Варлаама Хутынского и Антония Римлянина: “Кто достойно прославит от земных?”⁶⁹ этих святых, — вопрошает составитель. Этот оборот так же удачно приведен им, как и возглас в песни первой: “Величие наше и похвала ты еси, Ольго Богомудрая”⁷⁰, — заимствованный из канона Равноапостольной.

В песни 6-й никто из молящихся в храме не пройдет мимо ублажения творцами канона русской пустыни, Северной Фиваиды, которое дано в нескольких тропарях. “Радуйся пустыне, прежде бесплодна и необитаема <…> взыграйте горы Валаама и вся древа дубравная, хваляща с нами Сергия и Германа, вкупе же и Арсения с Александром Свирским, отцы всехвальныя”⁷¹, говорится в 3-м тропаре. “Ликуй Фиваидо русская, — воспевается ниже, в 7-м тропаре, — красуйтеся пустыни и дебри Олонецкия, Белоезерския и Вологодския, возрастившия святое и славное отцев множество, чудным житием всех наставляюще, миру не прилеплятися, крест свой на рамена взяти и во след Христу шествовати”⁷². Это — подлинный гимн русским святым, русским подвижникам, среди которых преобладающее число — преподобные северных областей России. Здесь нами должна быть воздана похвала подвижникам — создателям службы, один из которых, приснопамятный владыка Афанасий никогда не называл себя иначе, как только лишь составителем ее.

В 8-й песни канона обращает на себя внимание тропарь святителю Тихону Воронежскому, написанный профессором Б. А. Тураевым: “Яко пчела мед сладкий от цветов скоро увядающих собрал еси, отче Тихоне, от тленнаго мира духовное сокровище: им же всех нас услаждаеши”⁷³. Основа этого тропаря — в службе святителю Тихону; здесь же он — специально для канона Всем русским святым.

Наконец, 9-я песнь полностью посвящена прославлению русских подвижников последнего времени. Почти все тропари начинаются с восклицания “О!” (по-церковнославянски оно передается буквой омега — последней буквой греческого алфавита). Большинство из них — сочинения Б. А. Тураева — пронизаны чувством тихого умиления: “земнии сродницы наши”⁷⁴, “свя­тии земли нашея”⁷⁵, “велиции сродницы наши, именитии и безименитии, явленнии и неявлении”⁷⁶. Смиренна и молитва составителей канона: “Улучити спасение нам от Господа испросите”⁷⁷. Улучить спасение — это последняя цель жизни христианина.

Особенно значителен в отношении ко всему канону заключительный богородичен 9-й песни: “О, Дево благодатная, — вздыхаем мы вместе с творцами канона, — грады и веси наша честнаго зрака Твоего изображения, яко благоволения знамении обогатившая, благодарения наши приими и от бед нас избави: Тя бо, яко покров всемощный, величаем”⁷⁸.

Обращением к Божией Матери заканчивается и тропарь Всем русским святым, принятый в службе 1946 года. “Якоже плод красный Твоего спасительного сеяния, земля Российская приносит Ти, Господи, вся святыя, в той просиявшия. Тех молитвами, в мире глубоце Церковь и страну нашу Богородицею соблюди, Многомилостиве”⁷⁹.

В службе, составленной епископом Афанасием на 16 июля (более пространной), представляет интерес для разбираемой нами темы канон, положенный им на молебное пение⁸⁰. Он построен по образцу известного канона Божией Матери “Многи­ми содержим напастьми” и поется, согласо указанию, без ирмосов. “Многими содержими напастьми, — читаем мы в первом тропаре 1-й песни этого канона, — к вам прибегаем, спасения ищуще, о святии сродницы наши, от лютых бед и нужд спасите нас”⁸¹.

Далее, снова в развитие прошений, заимствованных из канона Богоматери, в тропаре 2-й песни канона читаем: “Страстей прилози и беды обуревают нас: утешение нам подайте, святии, к Богу вашими молитвами”⁸². Останавливает глубиной своего обращения ко святым тропарь из 3-й песни канона: “Молим вас, блаженнии, душевное смущение и печали бурю разорити и тишину нам подати начальника тишины Христа умолити”⁸³. И совсем близок душе русского православного человека седален по 3-й песни: “Моление теплое принесите, прехвальнии, к милости источнику Господу, о святой Руси молящеся, Богородицу Владычицу вкупе с собою подвигните на молитву и от бед избавите нас, всем вскоре предстательствующии”⁸⁴. Здесь молящийся русский человек как бы непосредственно входит в близкую, искреннюю беседу со святыми сродниками своими.

“Милосердия бездну прострите нам, блаженнии, — вопиет дальше творец канона в песни четвертой, — призывающим вас на помощь; вы бо у милосерднаго Бога дерзновение велие стяжали есте”⁸⁵.

Молитва ко всем русским святым продолжается далее в песни этого краткого, но выразительного канона: “Разрушите мглу прегрешений наших, — читаем мы далее, — просвещением вашея светлости, светильницы божественнии и пресветлии”⁸⁶. Здесь творец канона настолько близок тексту избранного им для подражания молебного канона Богоматери, насколько напоминает и некоторые строки канонов известного гимнографа Византии — преподобного Иосифа Песнописца.

“Сокровище спасения вы есте Божии угодницы, — вопиет в 7-й песни преосвященный Афанасий, — и наставницы покаяния вопиющим: отец наших Боже, благословен еси”⁸⁷. Здесь же — напоминание о постоянном неложном пути нашей внутренней жизни — покаянии. В песне 9-й, в согласии с текстом богородичного канона, творец молебного пения просит о радости и заканчивает канон молитвой о помощи. “Радости сердца наша исполните, радости неизреченныя наслаждающиися, — пишет он во втором тропаре этой песни, — нашу греховную печаль потребляюще”⁸⁸. “Во дни скорбных обстояний не оставите нас, — кончает свое обращение ко святым преосвященный Афанасий, — предстателие и хранителие, но помощь скорую нам явите”⁸⁹.

В заключительной молитве молебного пения, обращаясь отдельно к каждому лику святых, преосвященный Афанасий ублажает их всех вместе, обращаясь к ним: “цветы райские, в стране нашей северной прекрасне процветшии”, — и заключает прошением: “Вси святии сродницы наши, от лет древних просиявшие и в последние дни подвизавшиеся, явленные и неявленные, ведомые и неведомые; помяните нашу немощь и уничижение <…> да и мы, безбедно преплывше житейскую пучину и невредимо соблюдше сокровище веры, в пристанище вечнаго спасения достигнем”⁹⁰.

Таково одно из последних молитвословий творца молебного пения ко всем святым русским; в нем запечатлены основные идеи, которыми он руководствовался при составлении службы. Они же могут представить и то состояние души, которое выражали его собратья — “восторженные почитатели”⁹¹ праздника Всех русских святых, его восстановления.

* * *

Появление в русской песнотворческой литературе служб в честь всех святых, в земли Российской просиявших было, как мы старались уяснить, событием, знаменующим определенные исторические периоды в жизни Русской Церкви.

Написание последования иноком Григорием в честь “всех святых новых чудотворцев Российских” совпадает с развитием расцвета русской гимнографической деятельности и, являясь выразителем последней, одновременно знаменует и эпоху в развитии Российского государства как крупной державы, утверждающей себя коронованием на царство Иоанна Грозного. Это же — и эпоха большой канонизации русских святых, это — и период, ведущий к установлению на Руси Патриаршества. Служба Всем святым, в земле Российской просиявшим, восстанавливается в Православной Русской Церкви в эпоху, когда в 1917 году, после двухвекового перерыва избирается ее предстоятель — Святейший Патриарх Тихон.

Помимо указанных исторических причин, в какой-то мере являющихся для сознания Церкви внешними, существовали и внутренние причины для создания подобных служб Всем святым, в земли Российстей просиявшим. Этой внутренней, побуждающей идеей было то, что в богослужении, воспринятом русскими от Византии, имелась служба Всем святым, положенная на воскресение после торжественного дня Пятидесятницы, как венчающая, заключающая круг церковных богослужений, связанных с великим праздником Пасхи.

Хотя служба Всем святым российским была написана на день 17 июля, мы указывали, что в древней Руси она праздновалась в один из седмичных дней после праздника Пятидесятницы, перед неделей Всех святых⁹². Служба эта таким образом органически связывалась с утвержденным в веках праздником Всех святых — и от него брала истоки.

Русская Церковь, накопившая к середине XVI века большое число отечественных подвижников и чудотворцев, считала возможным и достойным, подобно Церкви греческой, заявить о назревшей потребности иметь особый праздник в честь своих святых, всех святых чудотворцев Российских. Это и было отражено в труде блаженного инока Григория.

Русским церковным людям, как и самому творцу службы новым чудотворцам Российским, несомненно были известны те идеи, которые развивались в Синаксаре на последовании праздника Всем святым, положенном после 6-й песни канона. В Синаксаре этот праздник прежде всего связывается с сошествием Святого Духа на Апостолов и со значением этого сошествия для всего человечества: “Сходит убо Дух Святый в виде огня, — читаем мы в строках Синаксаря, — естеством горнейшее имеяй преложение: восходит же к горним персть, естеством долу преложена сущи”⁹³.

В этом же церковном произведении развивается глубокая идея, согласно которой все святые восполняют тот ангельский чин, который отпал от Бога при борьбе с Богом диавола, что в празднике этом дается некий образ возведения человека ко Христу через сошествие Духа Святаго на человеков, что праздник этот “божественнии отцы наши узаконише совершати: аки бо образ некий показующе, яко Всесвятаго Духа пришествие сицевая апостолы действова, осветившее и упремудрившее иже от нашего смешения в наполнение отпадшего онаго чина ангельского”⁹⁴. Здесь творец Синаксаря видит и совершение искупительного подвига Христова: “Якоже Богу Слову показующу примирение дела и некий намеренный конец, еже к нам плотию пришествия Его <…> якоже древле отриновенная в соединение и дружество приводит Божие”⁹⁵.

Творца канона Всем русским святым, несомненно, вдохновляла изложенная мысль о восхождении персти к Богу: о восполнении отпадшего ангельского чина подвигами и трудами всех святых, о деле примирении и “некоем конце” пришествия Христова в соединении всех святых и “дружестве” их с Богом.

Творец канона искал в молитве ко всем святым своим родичам обрести и самому путь к Богу, подобно тому как каждый святой его соотечественник в своем особом пути и особых жизненных ситуациях находил для себя этот путь. Означеную мысль творец канона всем русским святым также обретал в содержании цитируемого Синаксаря.

Развивая мысль о том, что все святые соединяются в один праздник затем, чтобы показать, что они подвизались о едином Христе, автор Синаксаря говорит далее о том, что шествуя поприщем добродетели, святые были увенчаны и составили Церковь и что они подвигают и нас на делание, “поощряюще же и нас равный подвиг сим творити, различен сущий и многовиден, к поелику же кийждо имать силы”⁹⁶. Различие и многовидность подвига человеку легче обрести в постижении жизни и условий шествия к Богу святых его сородичей, соотечественников.

Создателя Синаксаря особенно поражает и особенно близка ему идея, что святые “испадший оный чин (ангельский) исполнили”: ее он повторяет и к ней возвращается на протяжении приводимого текста три раза. Но и мысль о том, что каждый верующий во Христа должен совершить свой “различный и многовидный подвиг”, не оставляет его. Уже в самом конце Синаксаря автор его, завершая перечень чинов святых, поминает “и иныя вся безименитыя святыя, с ними же да будут и хотящии быти”⁹⁷.

Мысли эти подкрепляли и поддерживали творцов последований Всем русским святым, так как из всего того, что было им близко в жизни и подвигах всех святых, особенно отчетливо постигали они пути подвига своих соплеменников, учась у них, припадая к жизни их и примеру, совершить и самим некое “мно­говидное” течение своей жизни, обретая в молитве к русским святым свой путь и укрепление.

В том же Синаксаре, наконец, творец и составитель канона всем святым русским обретал для себя утешительный помысл о том, что праздник этот как бы связывает воедино и заключает все пути прославления святых Божиих, что праздник этот “окрест вся праздники лета состягаяй и заключает яко ограждение”⁹⁸.

Так в службе Всем святым, в земли Российстей просиявшим, были собраны мысли русского гимнографа, который обрел для себя утешение и крепость в сознании единства своих трудов с трудами песнотворцев Церкви великой Византии.