Сергей Худиев
Принцип светскости может означать разные вещи. Речь может идти о том, что государство вообще не спрашивает о вашем вероисповедании (или его отсутствии). Вы можете быть православным, мусульманином, агностиком, атеистом, баптистом, свидетелем Иеговы и кем угодно еще — на ваших взаимоотношениях с государством это никак не отражается.
Вы не сталкиваетесь с давлением с целью заставить вас поменять вероисповедание, ваша религия (или отсутствие таковой) никак не влияют на ваши перспективы получить у государства работу, образование или защиту в суде, занимать выборные должности или голосовать и т.д.
Понятно, что преподавателем Православной Семинарии будет православный, а Медресе — мусульманин, но это уже относится к праву на свободу ассоциаций. Но МГИМО — не конфессиональное, а государственное учреждение, так что это не про него.
В этом виде принцип светскости вполне сообразен христианской вере. Невольник- не богомольник, подлинное покаяние может быть только добровольным. Церковь — это добровольное сообщество, в которое входят личной верой, государство неизбежно охватывает всех людей, живущих на его территории. Вы не можете выбирать, платить ли вам налоги и соблюдать ли законы; но веровать или нет — должно быть вашим свободным выбором.
При этом светское государство может активно сотрудничать с религиозными общинами в деле образования, социального служения или здравоохранения — как, например, в ситуации с католическими школами во Франции или католическими же госпиталями в США, в армии могут быть капелланы (разных вероисповеданий), а люди, находящиеся, скажем, в больницах, не имеют проблем с тем, чтобы призвать священнослужителя своего вероисповедания.
Если «светскость государства» означает равноправие граждан в отношениях с государственными учреждениями, независимо от отношения граждан к религии, то ее можно только приветствовать.
Но светскость может означать и другое — активную враждебность государства к любым проявлениям религиозности в публичной сфере, фактически более или менее жесткий государственный атеизм. Довольно часто лозунг «светского государства» произносится не в смысле «нейтрального государства, которое не наказывает и не награждает вас за вашу веру (или ее отсутствие)», а смысле государства активно антирелигиозного, в глазах которого религиозная вера, как и курение, является чем-то с трудом терпимым в специально отведенных местах. Сотрудничество государства с религиозными общинами в этом случае считается недопустимым, как и публичное проявление политиками их личной религиозности.
В этом случае государство не является религиозно и мировоззренчески нейтральным. Оно активно продвигает атеизм и активно же подавляет любые формы религии.
Для светского государства первого типа хиджаб, кипа или крестик на шее вообще не представляют интереса — оно просто не отслеживает, к какой религии вы принадлежите, не наказывает и не поощряет вас за это. Когда открытая идентификация с той или иной религией создает вам проблемы — это светскость второго типа, и я не думаю, что ее стоило бы приветствовать. Как православный, я хочу иметь возможность открыто и публично идентифицировать себя со своей верой; живя в государстве с согражданами разных религиозных и мировоззренческих убеждений, я признаю такое же право за всеми остальными. Думать, что «мы православные, до нас секулярист не дойдет» было бы наивно. Любое покушение на религиозную свободу является покушением и на нашу свободу.
Однако происходящее задевает и еще один принцип — принцип личной свободы вообще. Не следует принуждать людей без необходимости. Принуждение бывает необходимо ради обеспечения порядка и безопасности, государство имеет право запрещать какие-то действия, представляющие грозу для граждан. Но принуждать людей без необходимости — значит не предотвращать, а создавать угрозу, сея семена обиды и недоверия. Государство не должно предписывать людям, как одеваться — за исключением случаев, когда этого требует безопасность. Например, имеет смысл запрещать ношение масок во время публичных мероприятий — потому что под масками нередко действуют злодеи и провокаторы. Во всех остальных случаях граждане вольны одеваться как хотят, и диктовать им, что они могут и чего не могут носить, было бы ненужным и неуместным стеснением. И тут неволить людей не носить платок — такое же тиранство, как неволить их носить платок.
Создает ли хиджаб как таковой угрозу кому бы то ни было? Едва ли. Пугает ли? Да, многих людей пугает, и это проявление того, что экстремистам отчасти удалось достичь своей цели — запугать людей и побудить их, под влиянием страха, действовать необдуманно, несправедливо, и против их собственных интересов.
Экстремизм представляет собой серьезную угрозу, мы все хорошо помним теракты и помним, что опасность никуда не ушла. При этом важно отметить, что главная цель экстремистов не столько в том, чтобы убить десятки людей, сколько в том, чтобы запугать миллионы. Терроризм — это, прежде всего, психологическое оружие. Когда люди действуют под влиянием паники, а не здравого смысла, террористы достигают своих целей.
С точки зрения здравого смысла, мусульмане — наши соседи и сограждане, и всегда были, и навсегда останутся. Такова данность, из которой следует исходить. Интересы общества требуют поддерживать благожелательные отношения. Более того, главная цель экстремистов в том и состоит, чтобы эти отношения разрушить. Чем более косо у нас смотрят на мусульман, тем легче экстремистам добиваться своих целей. Притеснения и враждебность — способ вытолкнуть как можно больше мусульман к экстремистам.
А любой разумный подход к борьбе с экстремизмом требует сотрудничества, в первую очередь, с мусульманами. Здравый смысл говорит о том, что людей следует привлекать на свою сторону, что в условиях конфликта следует стремиться к умножению числа союзников — и неумножению числа врагов.
Поэтому соображения религиозной свободы, соображения личной свободы и соображения борьбы с экстремизмом, говорят об одном и том же — люди вольны одеваться, как они хотят, и свободно выражать приверженность своей религии. Их не следует за это как-либо притеснять.