Инокиня Евгения (Сеньчукова)
Знакомая разводится с мужем. Муж скандалит и через суд намеревается добиваться, чтобы четырехлетний сын пятьдесят процентов времени находился с ним. Недавно забирал мальчика на выходные. Когда ребенок вернулся, мама обнаружила на плечах у него синяки.
— Это еще что? — спросила она.
Малыш заплакал и признался:
— Папа схватил крепко. За то, что я капризничал. Плакал.
У женщины потемнело в глазах…
Я не знаю, сняла ли она побои и будет ли предъявлять претензии к мужу в суде, но если будет — поддержу.
И, да, я не хочу, чтобы мужа моей знакомой, к примеру, сажали в тюрьму. Административной ответственности для начала вполне достаточно. Но лучше с лишением права воспитывать ребенка. Потому что в следующий раз он может его, например, в сердцах об стенку ударить.
А вот другая история. Другая знакомая имела свойство воспитывать сына ремнем. Любя, разумеется. К десяти годам она получила мазохиста, самого настоящего — парень шкодил на глазах у мамы и успокаивался, только получив ремня. А потом опять шкодил.
А в тринадцать лет выросший сынок стал маму бить. Боюсь, что уже не любя. Мама сидит и плачет: «За что мне это?» Не «за что», а «почему». Потому что был выбран заведомо неправильный метод воспитания.
Или еще. Третий знакомый считает, что все это ерунда: его мама лупила всякими подручными средствами, «делая человеком» и «выбивая дурь», а он ее обожал — минуты без нее просуществовать не мог. И невдомек человеку, что это неправильно — когда человек, пусть и маленький, но осознающий реальность, не может минуту посидеть без мамы. Налицо нарушение привязанности.
Одну мою подружку били за вранье. От слова «ремень» она до сих пор вздрагивает. Вы думаете, она не умеет врать? Еще как умеет. Годам к десяти она уже точно знала: врать надо так, чтобы не раскусили!
Другую мою подружку били просто так. За вранье, за плохие оценки, за грубость, вернее, недостаточную вежливость, за опоздания домой. Когда она запиралась в ванной, выбивали дверь и били. Вырастили родители девушку — редкую умницу, но почему-то с комплексом неполноценности. И до сих пор считают, что все правильно делали.
Шестого приятеля тоже лупили чем ни попадя и за что ни попадя. Он в целом без проблем живет, только голову в плечи втягивает (неглубоко, конечно, что-то типа нервного тика), когда старший по возрасту или по статусу руку поднимает при высказывании каких-то недоумений.
Хочу заметить, что во всех этих случаях родители наказывают любя, придерживаясь определенной, принятой в нашем обществе системы воспитания и культуры наказания. Про маргиналов, которые лупят детей без всякой культуры, а просто потому, что в пьяном виде не очень думаешь, куда приложить свою энергию — не буду. Тут и так все ясно. Это люди опасные, они детей калечат психически и физически и нередко убивают. Кто не верит — посмотрите короткометражный фильм Ролана Быкова «Я сюда больше никогда не вернусь». Очень наглядно.
Фото aerodread/deviantart.com
А теперь несколько слов о традициях воспитания, связанных с побоями, якобы прописанных в Библии и Священном Предании.
В Библии действительно есть рекомендация пороть детей — кажется, она только одна: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его» (Притчи 13:24). В Новом завете о розгах ничего не говорится, но апостол Павел призывает: «Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали» (Кол.3:21).
Что же касается священного права с любовью пороть детей в Священном Предании, то таковое право описано в «Житии преподобного Феодосия Печерского» Нестора Летописца.
«Спустя три дня узнала мать Феодосия, что он ушел с паломниками, и тотчас же отправилась за ним в погоню… Когда же после долгого преследования наконец настигла его, то схватила и в ярости и в гневе вцепилась ему в волосы, и швырнула его на землю, и пинала его ногами, и, осыпав упреками странников, вернулась домой, ведя Феодосия, связанного, точно разбойника. И была она в таком гневе, что, и придя домой, била его, пока не изнемогла. А после ввела его в дом и там, привязав его, заперла, а сама ушла. Но божественный юноша все это с радостью принимал и, молясь Богу, благодарил за все перенесенное. Через два дня мать, придя к нему, отвязала и покормила, но, еще не остыв от гнева, сковала ноги ему и велела ходить в оковах, опасаясь, как бы он снова не убежал от нее. Так и ходил он в оковах много дней. А потом, сжалившись над ним, снова начала умолять его и уговаривать, чтобы не покидал ее, ибо очень его любила, больше всех на свете, и не смогла бы прожить без него».
Матушка лупила (любя, любя, как же без этого — больше всех на свете любя) своего святого сына лет до тридцати, а когда он все же сбежал от нее в монастырь к преподобному Антонию, пыталась манипулировать старцем, угрожая самоубийством. На это уже никто не купился. Феодосий уломал маму уйти в монастырь, где она мирно и скончалась.
Во святых она, естественно, не прославлена.