О вере и верности
В чем же нам каяться, кроме наших обычных немощных слов: кому-то что-то сказал, как-то не так поступил, сделал… В чем же нам каяться? Уже так много сказано, мы так часто говорим одно и то же, нам разрешено часто исповедоваться и причащаться, и все стало привычным. От этой часто повторяющейся исповеди мы уже и не знаем, что еще сказать, не знаем как еще молиться… Очень часто бывает так, что человек как будто бы воцерковился, как будто бы часто причащается, а на самом деле душа его окостеневает, окаменевает, душа его делается неподатливой к молитве, и он делается нечувствующим, окамененное нечувствие сковывает его душу. Это бывает очень часто даже у священнослужителей: священников, диаконов. Очень часто мы настолько привыкаем к тому, что, дойдя до какой-то точки, мы не можем сдвинуться и продолжаем дальше топтаться на одном месте, и ничего больше не можем изменить в себе к лучшему. Мы больше не воруем, больше не убиваем, больше не совершаем блудных, прелюбодейных поступков, смертных страшных грехов, но работать над собой дальше мы не можем, не знаем, что еще можно сделать.
Часто на исповеди люди говорят: я не могу перестать осуждать, я не могу перестать жадничать, завидовать, ревновать, не могу перестать тщеславиться, не могу перестать мечтать о чем-то нехорошем, недобром. Вот это «не могу» требует ответа. А как же смочь? Действительно ли силы человека столь ограничены, что есть такой предел, после достижения которого уже ничего сделать нельзя. А если можно, то как?
Сегодня, когда мы вспоминаем наших святых Новомучеников, мы получаем ответ в одном лишь только их образе, в подвиге их есть ответ для нас, как можно «смочь», как это «они могли».
Пред каждым человеком в то время стоял вопрос, может быть, даже очень будничный вопрос для того времени, но вопрос очень страшный: как жить? Можно скрывать свою веру, можно отрекаться от нее, или можно затаиться так, чтобы никому ничего не показывать, чтобы все думали, что ты неверующий, чтобы никак свою веру не проявить — можно так жить.
Можно было идти на компромиссы, а не идти на них было очень трудно. Молодежь этого не помнит, а старшее поколение помнит очень хорошо, как еще двадцать лет назад от компромиссов было невозможно избавиться, невозможно спастись, потому что вся система государственной жизни постоянно принуждала человека к тому, чтобы он был облечен в определенную идеологическую схему поведения. Нужно было что-то подписывать, где-то выступать, в чем-то участвовать, как-то заявлять свою лояльность в отношении советской власти и всей ее идеологии, а идеология была безбожная, атеистическая.
Если двадцать лет назад это было трудно, но не было смертельно опасно, потому что за это уже не сажали и не расстреливали, то в 20-30-е годы это было смертельно опасно, в особенности для священнослужителей.
Еще двадцать лет назад очень многих из тех, кто хотел служить Богу, кто учился в семинариях, пытались завербовать, сделать доносчиками, осведомителями. Многие отказались и избежали этого соблазна, но многие не смогли найти в себе силы отказаться. Некоторые боялись, а другие не могли устоять перед соблазном. Потому что, если человек соглашался сотрудничать с некоторыми органами, тогда будет у него карьера, он быстро получит нужное назначение и будет легко устроиться в его новой жизни. А если отказывался, то его посылали туда, где его ожидала сплошная мука и издевательство.
Но если так было еще 20-25 лет назад, то что же было 50-60 лет назад? Тогда за отказ примкнуть к обновленцам, например, за то что священник не давал на поругание святыни храма, не давал надругаться над мощами или не отдавал священные сосуды при изъятии, — за одно это расстреливали. Вы знаете о петроградском процессе митрополита Вениамина, который был расстрелян со своими однодельцами. Патриарх Тихон сам был арестован и сидел в тюрьме, а потом отбывал заключение в течение года в Донском монастыре, под домашним арестом. Если патриарх был под арестом, то что говорить о епископах и священниках.
Многие из тех, кто нашел в себе силы противостоять духовно этому насилию, были арестованы или расстреляны, сосланы в тюрьмы, лагеря, и там подвергались страшным пыткам и мучениям. Спрашивается, как это могло случиться? Конечно, тут очевидная психологическая картина.
Представьте себе, вот сейчас у нас все благополучно, но может так быть, что входят в двери нашего храма какие-то вооруженные люди, имеющие отличительные знаки служащих государственной службы, и говорят, что они имеют распоряжение каких-то высоких органов на то, чтобы мы немедленно сейчас отдали наши священные сосуды, наши иконы, и при этом бы написали, что мы с радостью все это жертвуем, отдаем, что мы полностью согласны с политикой государства в отношении Церкви.
Священник не может брать оружия в руки, не может сопротивляться с оружием в руках, но он может не согласиться, может сказать, что это беззаконие. И стоит только это сказать, как его арестуют и увезут в тюрьму. Так было в 20-е годы.
Но представьте себе, что тоже самое происходит сейчас, предположим, со мной. Естественно, я сразу подумаю: если я пойду на компромисс и соглашусь, что как-нибудь можно обойтись, не в серебряных сосудах, а в латунных можно служить, но сохранить, то, что у нас есть, наш приход, наш храм, нашу гимназию, не ради себя, а ради всего этого, подпишу сейчас, они уйдут, и я смогу служить дальше. Пойду на компромисс, подпишу, что согласен со всем этим. Но такое поведение для человека страшно, это же больно, это же мучительно, это означает крушение всей нашей жизни. Ну ладно, соглашусь, подпишу, но из этого маленького соглашательства сложилось колоссальное общенародное предательство, когда весь народ согласился отдать свои святыни на поругание, когда согласился верить в Бога, ходить в Церковь, и при этом доносить, предавать и клеветать, потому что этого от него требовали. Если ты не доносишь, то на тебя донесут, так было тогда. Нужно было иметь огромное мужество и веру: “я лучше буду с Богом, лучше буду верен заповеди Божией, но ни за что не соглашусь ни на какое зло, даже словесное”. Не то что подписывать, не то что сопротивляться, но даже словесно не соглашусь: “нет, я не согласен”. И вот эти люди, святые мученики, именно так и поступали, они не соглашались. Они не соглашались поступать против совести, против заповеди Божией, и за это подвергались гонениям, мучениям и казням.
Они понимали, что их стояние за правду, свидетельство истины приведет их к мучительной смерти, они понимали это и делали выбор: они выбирали гонения и смерть, т.е., в каждом из этих людей было самоотвержение до смерти. Они готовы были отдать все, отдать всю свою жизнь, все свое благополучие, свою семью, отдать свое дело, все отдать за правду, только не погрешить против правды Божией не стать предателем, не стать Иудой.
Вот эта вот готовность умереть за правду Христову, за Церковь Христову, сделала их мучениками. Когда они принимали такое решение: умру, но не соглашусь со злом, с силой зла, не подпишусь под этим злом, то все мигом менялось в их душе и жизни. Жизнь их после этого делалась сплошным подвигом, потому что с этой минуты начиналось не жизнь, а житие. Их арестовывали, и дальше начинались пытки, муки, голод, болезнь, тюремные заключения, лагерные работы, расстрелы и т.д., дальше была сплошная мука. Но в душе свобода, в душе ясность, в душе было все просто, потому что больше на земле их ничто не держало, они согласились умереть, и им больше ничего не было страшно. Они согласились претерпеть все ради Христа и умереть, и вот с этого момента они делались другими людьми, они становились святыми, от них отступали все страсти, все соблазны, потому что уже принято решение умереть за Христа, все остальное уже безсильно было поколебать их. Хотя, конечно, неоднократно приступали к ним разные соблазны. Например, митрополита Петра Крутицкого неоднократно брали из его страшной ссылки, везли в Москву и на середине между Москвой и ссылкой предлагали подписать компромиссное соглашение. И каждый раз, когда он отказывался, его увозили еще дальше, сажали в тюрьму и мучили еще больше, и так было несколько раз. И он должен был свою решимость выстрадать, подтвердить.
Какова же психология человека, который предал, который не согласился пойти на жертву, но решил пойти на компромисс ради того, чтобы сохранить свое благополучие. Сохраняется некоторая видимость его благополучной жизни, т.е. его не выгнали с работы, у него не отняли семью, не отняли его видимую свободу, но с этого момента он стал предателем. Сказав «А», он должен будет говорить весь алфавит до конца, потому что сегодня от него потребовали подписать одно, завтра — другое, потом — третье, и он должен будет погрузиться в этот постоянный компромисс, постоянную уступку своей совести, постоянно должен будет предавать. Он делается рабом этой системы, системы дьявольской. Вместо настоящей свободы он получает духовное рабство, и в этом рабском состоянии к нему приступают все бесы, все страсти. И вот он уже начинает предавать за деньги, за чины, за материальные удобства. Он начинает предавать с болью, а затем это делается для него привычным. И вот он уже подписывает целые списки людей, обреченных на смерть его клеветой. Вот какова психология предателя.
Почему я говорю с вами об этом перед исповедью? Потому что это имеет к нам самое прямое отношение. Кто мог устоять, кто мог решиться на смерть? Мы, рассматривая сейчас имена и биографии наших новых мучеников, видим — это были те люди, кто еще раньше, до прихода соблазна, отдали свою жизнь Богу. Это были те люди, которые согласились нести Крест Христов еще в своей жизни, и, когда пришел этот страшный час, то они устояли в вере, устояли на своем крестном пути. Те же люди, которые не соглашались принять свой крест и идти за Христом, не могли устоять, они стали предателями.
Такой крестный путь есть у каждого из нас. Каждый из нас в жизни имеет много скорбей, много соблазнов. Разные страсти постоянно мучают нас и толкают нас на самые разные грехи. Можно сказать, ежедневно, всегда каждый из нас стоит перед выбором: оттолкнуть от себя этот соблазн и решиться быть с Богом, чего бы это ни стоило, решиться быть Божиим до смерти, решив так: «лучше умру, но больше не согрешу». Или предаться греху, потому что этот грех несет в себе какие-то сиюминутные сладости для нас, какое-то облегчение нашей участи, скорбей и страданий.
Этот выбор стоит перед всеми нами постоянно. Можно привести массу примеров, скажем, остаться одиноким или вступить в блуд, в какие-нибудь блудные отношения. Скажем, быть честным и правдивым или где-то на работе пойти на разные угодливые поступки и получить продвижение по службе. Быть бедным и жить в плохих условиях или где-нибудь не очень честным образом согласиться зарабатывать много. Победить свою страсть к пьянству или к чему-либо еще, сказав себе: «Умру, но никогда больше ни капли в рот не возьму». Или согласиться все-таки понемножку позволять себе то, что приносит земное удовольствие. Таких соблазнов у каждого из нас много, и есть некоторые соблазны, которые каждый из нас хочет мучительно преодолеть, но не может этого сделать, всегда по одной и той же причине — нет решимости умереть, но быть со Христом, умереть, но быть верным Заповедям Божиим, нет решимости отвергнуться всего земного, своих земных мечтаний, вожделений, даже естественных для падшего человека. Нет такой решимости взять и отказаться от того, что тебе так хочется, и принять на себя крест, который дает тебе Господь, крест, который часто, почти всегда, бывает трудным и скорбным. Нет такой решимости. И человек начинает себя жалеть, начинает унывать, отчаиваться, начинает роптать на Бога, приходит в уныние от того, что у него тяжелая такая жизнь, как ему кажется.
Что такое неудачная жизнь? Какая может быть неудачная жизнь? Только одна — это жизнь без Бога, вот это будет жизнь неудачная. А человек думает, что у него неудачная жизнь, потому что он не женился или она не вышла замуж, потому что он не умеет продвинуться по службе, не хватает у него каких-то талантов, способностей, или может быть, не хватает денег или нет квартиры, или нет прописки, там, где он хотел бы прописаться и жить. Масса разных трудностей. И вот ему кажется, что жизнь у него несчастная, что он обездолен, ему тяжело, и он начинает унывать.
Почему? По той же причине: потому что он не согласен принять на свои плечи тот крест, который Господь возлагает на его рамена, потому что он не верит в то, что, приняв этот крест, он будет с Богом, потому что для него не безразличны его земные обстоятельства. Для него безразличны вечные судьбы, а земное для него важно. Что это такое? Это есть, конечно, недостаток веры, верности, недостаток любви к Богу, это есть незнание Бога. Такое устроение сердца человека, в конечном счете, и определяет конечную судьбу. Если человек жизнью понял, что значит вера христианская, если он определился в этой вере, тогда он определится в страшный момент выбора, который перед каждым из нас когда-нибудь встанет. Не знаю, будут ли снова гонения, очень может быть, что будут, но, даже если не будет гонений, то все равно каждого из нас настигнет тот момент, когда нужно будет сделать выбор.
Один человек хотел креститься, но его родственники не хотели, чтобы он крестился, и он откладывал свое крещение. Его разбил паралич, приблизилась смерть, и снова стал вопрос о том, чтобы креститься, но родственники помешали, и этот человек снова отказался и умер некрещеным, хотя священник готов был придти и покрестить его. Этот случай очень характерен. Именно так бывает в жизни каждого из нас, другие обстоятельства, другие подробности, но выбор: с Богом или без Бога. Как сложится твоя новая жизнь с Богом или без Бога? Этот выбор станет перед каждым из нас когда-то в жизни обязательно.
Чем больше мы будем жить без Бога, чем дольше мы будем идти свой жизненный путь без Бога, тем труднее будет выбрать дорогу с Богом. Напротив, чем раньше человек выбирает Господа и решается отдать свое сердце, свою любовь, свою веру Богу, всю свою жизнь, все свои силы, тем легче будет ему устоять в момент крайнего выбора, тем легче будет тогда ему избрать царский путь, путь христианский, путь, может быть, мученический, исповеднический, преподобнический, но путь верности Богу, путь веры.
Поэтому сегодня, когда мы с вами собираемся исповедываться, каяться в своих грехах и причащаться Святых Христовых Таин, в день памяти Новых Мучеников Российских, мы должны себя спросить: “А как сегодня — выбрал ли я этот путь Божий, согласен ли я нести свой крест, как бы он ни был тяжел, согласен ли я принять его с радостью и не роптать, и не жалеть себя, не унывать, не отчаяться, не плакать о том, что мне так трудно. Согласен ли я сегодня отдать свою жизнь Богу, т.е. сказать: “Господи я верю Тебе, что Ты мой Отец и что Ты есть Любовь, поэтому отдаю Тебе всю свою жизнь и свое сердце, и Ты, как хочешь, управь мой путь. Я все прииму со смирением и верою, с радостью и благодарностью и буду послушным рабом Твоим, послушным Твоим чадом”.
Можем ли мы так сказать от всего сердца, неформально, и можем ли мы так жить? Вот этот вопрос нужно задать себе как можно скорее, чем раньше, тем лучше. И когда мы зададим этот вопрос, сразу же найдем в своем сердце массу трудностей, массу препятствий к тому, чтобы ответить на этот вопрос положительно. Каждый из нас начнет как бы интуитивно искать выход: нельзя ли отложить. Ведь если идти за Богом, значит нужно оставить свои мечты, нужно перестать желать чего-то, отвергнуться своей воли, согласиться на скорби, поношения, согласиться на очень тяжкие переживания, когда от сердца отрывают то, что я люблю, то, к чему я привязан. А что плохого, ведь это естественно мне любить что-то, а тут почему-то отрывают, почему-то мучают меня? Не хочу мучиться, хочу своего. Хочу добиться своего, хочу добиться своей воли в этой жизни. Это мучение в сердце каждого из нас обязательно возникнет, тогда, когда мы вопрос этот поставим перед собой со всей его силой: “готов ли я сегодня принять от Бога все: и страдания, и скорби, и крест?”
И нужно понять, что от нашего ответа зависит наша будущая жизнь и жизнь сегодняшняя. И имеем ли мы право называть себя христианами. Сам Господь сказал: «Если хочешь по Мне идти, отвергнись себя, возьми крест свой и по Мне гряди». Если мы не соглашаемся отвергнуться себя, своей воли, идти путем крестным, то мы не имеем права называть себя христианами. Тогда все то, что мы называем в своей жизни христианством, есть не более как некая подделка, игра. Это только детская игра, это еще не серьезная жизнь, это то, что для нас может быть интересно, может быть завлекательно. Ребенок играет, играет, мечтает, веселится, радуется, но, как только случится для него что-то трудное, если больно ушибется, он все бросает, убегает к маме и плачет, ему уже никакая игрушка не нужна. Вот так же поступает и легкомысленный человек, который называет себя верующим, ходит в храм, причащается, исповедуется, но не решился он отдаться Богу, случись что-то трудное, он все бросает и уходит.
Так это случилось в семнадцатом году. Именно так большая часть русского народа ушла из Церкви, потому что не было у них серьезной настоящей веры. Это была вера бытовая, поверхностная, неглубокая, не подлинная. Вот об этом мы должны себя спрашивать сегодня, много нас здесь, но много ли среди нас христиан?
Почивший владыка епископ Стефан тридцать с лишним лет назад мне говорил: «Вот полный храм народа стоит, может две, может, три тысячи человек, но, когда я смотрю на них, то думаю, хорошо, если среди них будет пять настоящих христиан». Он это говорил на основании своего долгого опыта, он сидел в тюрьмах, лагерях, он знал, как трудно быть верным.
Подумайте, как это страшно… Нас тут так много, а что если мы все вдруг окажемся Иудами, а что если мы действительно не сможем быть верными Богу? Если каждый из нас изменит в трудный момент, не найдет в себе сил быть верным до смерти? Образ наших мучеников может нам сегодня помочь сделать правильный выбор, правильно оценить свою жизнь. Это есть тот критерий, которым измеряется наше сердце, наша вера. Взирая на икону наших Мучеников, на их страдания, вспоминая их подвиги, мы сегодня можем определиться в жизни, и, определившись, сможем поисповедоваться, и покаяться по-настоящему. Покаяться и измениться.
Покаяться — измениться! Сделать выбор, и из нашей греховной, неполноценной, такой ненастоящей жизни обратиться к жизни Христовой, к жизни с Богом, к жизни крестной. Для этого нужно сказать: «Господи, я готов на все, готов, лишь бы мне быть с Тобой, и все то, что ты мне в этой жизни даешь, своим Промыслом любвеобильным, я все это приемлю с верностью и благодарностью, с радостью. Я верю, что этот трудный крест, все эти скорби, не без Промысла Твоего мне даются, они даются мне для моего спасения, для того, чтоб я мог идти с Тобой путем крестным».